— Я против, — фыркнул Эйран, — на меня и Баро даже не рассчитывайте.

Неприятие драконнером доктора было необьяснимым. Зорон с ним практически не разговаривал, но его не покидало ощущение, что он когда–то нанес Эйрану смертельную обиду, и теперь тот или мстит по–мелочи, или демонстративно игнорирует врачевателя. Впрочем, принимать помощь Зорона светловолосый не отказывался, хоть Эйлин и пришлось его поуговаривать. Отправить белобрысого к Ворону доктору мешали врачевательские принципы. Но, надо сказать, при всей его воспитанности и почти гарканьей невозмутимости сделать это хотелось.

— Доктор полетит со мной и Эхо, если захочет, конечно, — с видимым удовольствием сказала эйра, игнорируя мнение напарника.

Доктор улыбнулся и кивнул.

— Я не против, Эйлин,– драконнер нахмурился.

— Можно, — кивнула Кирстен. — Ладно, Эйран прав, голодной идти нельзя. Арджан, можно тебя попросить?

Гаркан, по непонятной причине ходивший в довольно теплом помещении в толстенной рубахе с меховым воротом, начал закатывать рукав.

— Кирстен, если тебе нужна помощь, я могу побыть донором, — предложил доктор, заинтересованно наблюдая за процессом. Давно хотел увидеть, как это работает.

— Извини, Зорон, но ты пропитан травами и химикатами. Не буду рисковать, еще позеленею, — хмыкнула тень.

Гаркан подошел к ней и с достоинством опустился на одно колено. Эффектная сцена: огромный гаркан и худенькая, тоненькая, как прутик, Кирстен. Вот только хищник в этой «паре» именно она.

— А от гаркана не покраснеешь? — усмехнулся Зорон, подошел поближе и присел на корточки, чтобы лучше видеть процесс.

— Ну, если питаться только гарканами, вполне возможно, — пожала плечами Кирстен. — Мы похожи именно на людей потому, что людей и их потомков в Городе намного больше, чем других рас. Соответственно и употребляем их чаще. Но если задаться целью, можно и в ётуна вымахать. Только их кровь очень плохо усваивается.

— Пробовала? — заинтересовался Зорон.

— Слышала, — пожала плечами Кирстен, и раскрыла свою чудовищную пасть, припадая к широкому красному запястью гаркана. Тонкие острые зубы тени вошли в плоть неглубоко, как касание: укол, не больше. Арджан даже не пошевелился. Доктор видел как по полым внутри зубам тени, как по трубочкам, кровь начала подниматься вверх. Питание оказалось… необычным. Так питаются насекомые, а не млекопитающие. Зорон все еще очень сильно хотел зуб тени. Хоть один, хоть самый маленький, можно даже со сколом! Алчность видимо отразилась в глазах люда, так что тень даже поперхнулась и уронила капельку с губ. Зорон тут же отметил, что у гаркан кровь темнее чем у людей, почти черная.

— Есть разница по вкусу? — спросил её док, подавая салфетку.

— Вся кровь омерзительна, — пожала плечами тень. — Спасибо. Просто у каждой расы гадостность выражается по–своему. А нагийская для нас — и вовсе яд, потому наги и принимали диких теней более–менее дружелюбно.

— Тебе нужно найти себе донора–сыровара, — хмыкнул Эйран, — тогда будет самое то.

— Помолчал бы уже, — вздохнула эйра, и спросила у тени: — Ну как, лучше?

— Гораздо!

Лицо тени светлело просто на глазах: став сначала белым, оно быстро приобрело пышущий здоровьем персиковый оттенок с горящим румянцем, как с мороза, глаза заблестели, и потемнели до черноты. Доктор начал чувствовать даже на расстоянии исходящий от нее кипучий жар.

Ранки в виде крохотных точек полукругом на руке гаркана стремительно затягивались, Зорон прямо разрывался между зрелищем регенерации гаркана, и «выздоровлением » Кирстен. Перед ним вновь сидела та тень, которую он увидел у себя на кухне впервые. Но почему–то, это её состояние больше не казалось ему симпатичным, как раньше. Скорее, неестественным. Будто серокожее, по–своему харизматичное существо с прозрачными глазами, натянуло на себя маску в виде человеческого лица. Тень посмотрела на доктора, улыбнулась и тихо спросила:

— Теперь понимаешь?

«Проклятье, она точно мысли не умеет читать?» — подумал доктор.

— У тебя лицо как открытая книга, — смешок тени оборвал его размышления.

— Так. Если мы идем, так давайте живее. Что может быть интереснее дежурств? Целую холодную ночь караулить огромную яму — обожаю просто! — с сарказмом в голосе бодрился Эйран. — Доктор, все еще хочешь с нами?

Маленькая, все еще здравомыслящая часть доктора умоляла остаться в тепле и безопасности, но большая часть, которая проснулась в ночь Зорон знакомства с Кирстен, требовала утереть нос белобрысому.

— Мне не привыкать ночевать под открытым небом, — небрежным тоном бывалого путешественника ответил док — и не соврал. Телега с открытым верхом тоже считается.

— Нужно нашего люда приодеть, он там продрогнет, — критично осмотрела Зорона эйра.

— У меня роба уже высохла, — слабо возразил он.

Геройствовать, конечно, хотелось, но и отказываться от предложения Эйлин не стоило. Все же поставить на место засранца, но при этом слечь еще на неделю с воспалением легких — не лучший путь. Доктор оставался собой, истинным Зороном, ставящим личный комфорт превыше всего, пусть и слегка более легкомысленным, чем обычно.

— Пойдем, придумаем что–нибудь, — Эйлин встала, поманив Зорона за собой.

Полоса цветного света на полу у загадочной двери.

Эйлин оставила доктора в гостевой, и ушла «подобрать что–нибудь потеплей», исчезнув на час. Зорон не находил места от скуки. Ожидание он переносил даже хуже, чем отсутствие комфорта.

Сквозняк интригующе поскрипел таинственной дверью, как бы приглашая войти. Зорон отважно поборолся с пытливостью своего ума еще минут пять и коснулся двери кончиками смуглых пальцев, толкая вовнутрь. Зорона тянуло туда, как когда–то давно, несколько месяцев назад, тянуло в провал. К счастью в этом случае все обошлось без грязи и могильщиков. Стоило войти, его лицо и руки тут же раскрасились цветными бликами. Комната, длинная и узкая, заканчивалась окном, а перед ним, на двух массивных стальных стойках стоял витраж. Точнее стеклянная мозаика из цветных осколков, прикрытая сверху и до половины темной бархатной тканью. Свет из окна, пробиваясь сквозь фрагменты разноцветного стекла, раскрашивал комнату причудливым орнаментом из пятен желтого, красного, синего и зеленого. Сам витраж был абстрактен и непонятен, с множеством отсутствующих фрагментов. Явно не закончен. Доктор вошел, и осмотрелся. Комната вызывала в нем полузабытые ощущения узнанности. Она словно была собрана из осколков самых разных Городских культур. С потолка свисали, подражая ритуальной традиции ётунов, чуть позвякивающие хрустальные камешки и живые листы, запаянные в прозрачных пластинах,у стены стоял универсальный чертежный станок с кучей механизмов и интересностей для этого вида работ, явно эйрийского производства. Стол, что занимал собой почти все пространство, усыпанный чертежами и рисунками, вызывал стойкую ассоциацию с гарканами. Такая нарочитая грубость исполнения, и характерные для этой расы резные геометрические узоры на приземистых ножках, не повторяющие друг друга. Ну и, разумеется, сам витраж и прочие стеклянные поделки масштабом поменьше — явно руки талантливого люда.

В комнате царил беспорядок, но в отличие от бедлама функционального, который устроил в каюте Арджан, этот хаос был явно создан из эстетических соображений. Но все же Зорон улавливал в бардаке некоторую структуру. Ощущалось, словно каждый предмет лежит, стоит и висит на том месте, на котором должен. Доктор обошел «гарканий» длинный стол с низкой столешницей. Беглым взглядом пробежался по деревянным дощечками, свиткам с непонятными чертежами и разметками. Между ними были разбросаны кусочки цветного стекла, части мозаики, которые еще не заняли свое место в общей картине.

Эта комната была наполнена характером своего владельца, даже больше, чем дом в Яме пронизан отцом Зорона. Все эти вещи: стекольная крошка, остро заточенные ножи с алмазными гранями, мелочевка, свисающая с потолка, позвякивающая от горного ветра, пропитанного далекой лесной хвоей… Зорону здесь определенно нравилось, хоть обстановка и не напоминала врачевательскую, да и далека была до любимого доктором абсолютного порядка.