Я решила сесть и расслабиться. Не было смысла переживать.

Двадцать минут спустя он съехал с главной дороги на грунтовую. Я знала, что она ведет в дерьмовый район с обветшалыми домами — хотя на самом деле это вовсе и не дома, а трейлеры — и ужасными людьми… Большей частью наркоманами.

— Зачем мы сюда приехали? — спросила я, вертя головой по сторонам.

Мэддокс поморщился, почесал щетинистый подбородок. Постучал пальцами по рулевому колесу, задумавшись.

— Я посчитал… с того случая в ванной комнате, — я поморщилась, вспомнив, как рыдала на его плече словно ребенок, лепеча о своем отце-мудаке. Он уставился на меня, прежде чем продолжить, — и понял, что не очень-то откровенничал о своей жизни до того, как нас усыновили Карен и Пол. Мне хочется изменить это… Так что я начну с самого начала.

Я тяжело сглотнула. Не знала, что сказать. На самом деле не этого я ожидала, когда он сказал, что хочет кое-что мне показать.

— Мэддокс, — начала я, но он поднял руку, призывая замолчать.

— Не нужно ничего говорить.

Он съехал с дороги на тропинку, которая явно не была дорогой, и проехал еще немного, прежде чем остановиться. Вокруг машины густо росли деревья, скрывая нас от посторонних глаз.

Мэддокс заглушил двигатель и продолжал держать ключ в руке. Он не смотрел на меня, и я чувствовала, что ему нужно собраться с духом.

Мэддокс сделал несколько глубоких вдохов и отстегнул ремень безопасности. Он смотрел на меня с неопределенным выражением на лице.

— Ты готова?

— А ты? — уточнила я. Кажется, этот вопрос был более важным.

Он кивнул, глядя на лобовое стекло.

— Да.

Выбрался из машины, и я последовала за ним.

Мэддокс надел солнцезащитные очки и посмотрел через плечо на то место, где стояла я.

— Идем, — кивнул.

— Сюда? — я указала вперед. — Разве нам не в другую сторону? — Кивнула за наши спины на трейлерный парк. — Думала, ты просто хочешь спрятать машину. Я, конечно, не эксперт, но подобным автомобилям здесь не место, — пробормотала я.

Он ухмыльнулся и подошел ко мне.

— Нет, мы не пойдем туда. Когда я уехал, то поклялся больше не возвращаться в это место.

— Но мы все же здесь? — мне было неловко. Хотелось, чтобы он просто перешел к делу.

— Хоть моя жизнь и была ужасна, было одно место, которое не хранило плохих воспоминаний, лишь хорошие. Его я хотел показать тебе. Мое убежище, — Мэддокс взял меня за руку и переплел наши пальцы. — Я расскажу тебе и об уродливых частях своей жизни, которые разрушали и ломали меня, но сначала покажу красивые стороны.

Не говоря больше ни слова, он повел меня вперед, продираясь сквозь заросли кустарника и ветви деревьев.

— Это недалеко, — сказал Мэддокс.

Он был прав. Через минуту нашего путешествия сквозь заросли деревьев, мы увидели маленький ручей. Я остановилась и закрыла глаза, прислушиваясь к звукам воды.

Открыв глаза, я улыбнулась.

— Это твое счастливое место.

Мэддокс опустился на землю, уперся руками в колени.

— Да.

Он посмотрел наверх, его глаза были закрыты солнечными очками.

Слева росла большая ива. К одной из ветвей были привязаны качели из автомобильной покрышки.

Мэддокс заметил, куда я смотрела.

— Эзра, Матиас и я повесили их однажды. Полагаю, нам было лет по десять, — со смехом добавил он. — Думаю, я был чертовски смелым, когда забрался на дерево и повесил их, — покачал головой и провел руками по лицу, сдвинув очки. — Мы были такими юными, — тихо добавил себе под нос.

Я свела брови на переносице.

— Ты все еще молод.

Он прищурился, поправляя очки.

— Иногда я чувствую себя чертовски старым, — провел пальцами по волосам, взъерошив их. — Жизнь была настолько ужасной с самого начала, что прошлое до сих пор настигает меня, хотя сейчас мы все счастливы и жизнь прекрасна.

Я села рядом с ним и обхватила его предплечье. Опустила голову ему на плечо. Мэддокс смотрел на ручей. Я знала, что он продолжит, когда будет готов.

— Иногда мне кажется, что все всегда было так ужасно, — начал он. — Возможно, были и хорошие моменты с моими родителями, но я был слишком мал, чтобы помнить, поэтому склонен считать, что их не было. — На мгновение парень опустил голову и снова уставился на ручей. — Когда мы были маленькими, они постоянно кричали на нас. Но когда нам исполнилось пять, мама с папой начали нас бить.

Я поморщилась. Пять лет — это совсем малыши, но он говорил об этом так, словно на самом деле это уже достаточно взрослые.

— Мой отец был алкоголиком, как и твой, — Мэддокс повернулся и посмотрел на меня. — Он много пил. Прижимал нас к стенам и кричал в лицо. Я мог бы с этим смириться, если бы не мама… — Он замолчал, вновь погрузившись в воспоминания о прошлом.

— Мама была… жестокой, — усмехнулся, опустив взгляд. — Она била нас чаще, чем отец. Но… Удары были не единственным ее оружием. Ей нравилось унижать нас и… — Он посмотрел еще раз на меня, словно оценивая — смогу ли я переварить услышанное, — ей нравилось нас душить.

— Она душила вас? — ахнула я. — Зачем?

Он пожал плечами.

— Не знаю… Полагаю, она возбуждалась, наблюдая за тем, как мерк свет в наших глазах.

Меня едва не стошнило. Что за мать поступает так со своими детьми?

— Мой отец умер, когда нам было семь. Он напился и врезался на машине в дерево. Маме стало хуже. Намного, — добавил он. — Пол и Карен жили рядом с нами в трейлере — так мы познакомились с Эзрой. Они понятия не имели, как плохи наши дела, иначе бы вмешались. Иногда мне хотелось набраться сил и рассказать им о том, что происходило, но боялся свою маму, того, что она могла со мной сделать. — Мэддокс тяжело сглотнул. — Матиасу доставалось больше. Он был отстающим, плохо читал, от этого мама злилась, хотя сама была виновата, поскольку никогда не читала нам и не помогала делать домашнюю работу. Как бы то ни было, — парень покачал головой, — однажды, когда мы учились в шестом классе, учительница Матиаса прислала домой записку о том, что у него проблемы с чтением, посоветовала маме проверить его на дислексию. Мама разозлилась, когда прочитала это… — Мэддокс сжал зубы и потер глаза под очками. — У меня не было проблем с этим, но я сбежал от нее, испугался, что она навредит мне. Спрятался под кроватью, и слушал, как Матиас борется с мамой, пытаясь вырваться. Мы тогда были довольно худыми, — рассмеялся он, но веселья в его смехе не было. — Я услышал, как она затащила его в ванную и захлопнула дверь, — зажмурился, дрожа, словно от холода.

Еще до того, как он продолжил, я знала, к чему все идет.

— Она пыталась утопить его в унитазе, словно… словно он был животным или чем-то подобным, — я предположила, что он сейчас расплачется, но ничего такого не было. Вместо этого под кожей его закипал гнев. Кулаки крепко сжались, словно Мэддокс хотел размахнуться и ударить по чему-нибудь. — Самое смешное в этой истории то, что на самом деле животным была она. Наркоманка и шлюха. В конце концов за это ее и арестовали, а нас отправили в детский дом. Мать предложила копу под прикрытием сексуальные услуги в обмен на наркотики. Нам тогда было по тринадцать лет, и, хотя мы избавились от нее, — Мэддокс уставился вперед, сжав челюсть, — ущерб был нанесен, и он был необратим.

Он рвал траву, впиваясь в землю ногтями.

— Возможно, из-за того, что со мной не обращались так плохо, как с Матиасом, а может просто потому, что иначе справился с происходящим, но я не стал таким озлобленным, как он, — повернулся ко мне, — Мой брат вовсе не мудак, он стал таким из-за нее.

Я поморщилась, мое сердце сжалось от боли за Матиаса и Мэддокса. Ни один ребенок не должен пройти через то, через что прошли они.

— Пока мы жили здесь, — он махнул рукой, — это место было нашим утешением. Когда нам становилось трудно, мы уходили из дома и прибегали сюда. Коллинзы не всегда могли пустить нас к себе, а мама первым делом шла к ним. Она так и не узнала об этом месте. Оно было нашим.