— О, Кельсер, — сказал Разрушитель. — Не подходить? Я вокруг тебя — воздух, которым ты якобы дышишь, земля под твоими ногами. Я в этом ноже и в самой твоей душе. Как же мне «не подходить»?

— Можешь говорить что угодно, но ты мной не владеешь. Я не твой.

— Почему ты так сопротивляешься? — спросил Разрушитель, вышагивая вокруг костра.

Кельсер двинулся в противоположном направлении, сохраняя дистанцию.

— О, даже не знаю. Возможно, потому, что ты злая сила разрушения и боли.

Разрушитель дернулся, будто оскорбившись.

— А вот это излишне! — Он развел руками. — Смерть — не зло, Кельсер. Смерть — необходимость. Завод любых часов должен истечь, любой день — закончиться. Без меня нет и никогда не могло быть жизни. Жизнь — это изменение, и я представляю это изменение.

— И теперь ты хочешь с ней покончить.

— Это был мой дар. — Разрушитель протянул к нему руку. — Жизнь. Чудесная, прекрасная жизнь. Радость новорожденного, гордость родителя, удовлетворение от проделанной работы. Все это от меня. Но с этим покончено, Кельсер. Эта планета — отживший свое старик, испускающий последние вздохи. Дать отдохновение, которое ему требуется, — не зло, а милосердие.

Кельсер посмотрел на руку Разрушителя: под кожей проступали острые кончики паучьих лап.

— Но кому я это говорю? — вздохнул Разрушитель, убирая руку. — Человеку, который не смирился с собственным концом, хотя этого жаждала его душа, а его жена хотела, чтобы он присоединился к ней в Запределье. Нет, Кельсер, я не жду, что ты поймешь, почему всему необходим конец. Если хочешь, продолжай считать меня злом.

— Что плохого в том, чтобы дать нам еще немного времени? — спросил Кельсер.

Разрушитель рассмеялся.

— Все тот же вор, прикидывающий, что же сойдет ему с рук. Нет, отсрочка была дарована уже много раз. Как я понимаю, послания не будет?

— Будет. Передай Мутному, чтобы он взял что-нибудь длинное, жесткое и острое и вогнал тебе в задницу за меня.

— Как будто он может кому-то навредить, даже мне. Ты сознаешь, что, если бы контроль был у него, никто бы не старел, никто бы не мыслил и не жил? Если бы все подчинялось его воле, вы все застыли бы во времени, неспособные действовать, чтобы нечаянно не причинить друг другу вред.

— Поэтому ты его убиваешь.

— Как я и сказал, — ухмыльнулся Разрушитель, — из милосердия. Старик давно не первой свежести. Но если в твоих планах лишь оскорблять меня, я, пожалуй, пойду. Жаль, что ты будешь на этом острове, когда наступит конец. Наверно, тебе хотелось бы поприветствовать остальных, когда они умрут.

— Не может быть, чтобы это случилось так скоро.

— К счастью, может. Но даже если бы ты мог чем-то помочь, здесь ты бесполезен. Какая жалость.

«Конечно, — подумал Кельсер. — И ты пришел сказать мне об этом, вместо того чтобы тихонько радоваться тому, что меня там нет».

Мало кому удавалось провести Кельсера. Разрушитель хотел, чтобы он поверил в то, что конец очень близок и что его путешествие не имеет смысла.

А значит, это не так.

«Охранитель сказал, что не может уйти вместе со мной, — подумал Кельсер. — Разрушитель скован таким же образом, по крайней мере, пока не уничтожен мир».

Возможно, впервые за много месяцев ему удастся избавиться от корчащегося неба и от глаз Разрушителя. Отсалютовав, Кельсер собрал костер и зашагал вниз по холму.

— Бежишь, Кельсер? — Разрушитель появился на склоне, сложив руки на груди. Кельсер прошел мимо. — От судьбы не сбежать. Ты привязан к этому миру и ко мне.

Кельсер не останавливался, и Разрушитель возник у подножия холма в той же позе.

— Те глупцы в крепости тебе не помогут. Думаю, когда наступит конец этого мира, я нанесу им визит. Они и так существуют гораздо дольше, чем следует.

Кельсер замер на границе суши из темного камня, такой же, как ставшее островом озеро, но еще больше. Океан превратился в континент.

— Я убью Вин в твое отсутствие, — прошептал Разрушитель. — Всех их убью. Подумай об этом по пути, Кельсер. Если к твоему возвращению что-то останется, возможно, ты мне понадобишься. Спасибо за все, что сделал в моих интересах.

Кельсер ступил на океан-континент, оставив Разрушителя на берегу. Он почти видел длинные пряди силы, которые оживляли марионетку и даровали ужасной силе голос.

Проклятье, его слова — ложь. Он знал это.

Но они все равно причиняли боль.

Кельсер надеялся, что после исчезновения с неба Разрушителя солнце вернется, но, пройдя приличное расстояние, он, похоже, оставил свой мир позади, а вместе с ним и солнце. Здесь в небе разлилась лишь черная пустота. В конце концов Кельсеру удалось привязать слабеющий костер к навершию посоха какими-то лозами, превратив его в импровизированный факел.

Было очень непривычно пробираться по темному ландшафту с посохом, увенчанным целым костром. Однако поленья не развалились, и костер оказался не таким уж тяжелым, да и не таким уж горячим, особенно если Кельсер не заставлял его проявляться в этой реальности полностью.

Кельсера окружали растения, казавшиеся реальными на вид и на ощупь, хоть и странных разновидностей: одни с коричневато-красными листьями-ветвями, другие с широкими листьями-лопастями. Много деревьев — целые джунгли экзотических растений.

Также встречались клочья тумана. Встав на колени и всмотревшись, Кельсер различал маленьких светящихся духов — рыб и морских растений. Здесь они проявлялись над землей, хотя на другой стороне, в океане, скорее всего, скрывались на глубине. Кельсер поднял душу какого-то массивного глубоководного создания, похожего на рыбу, только величиной с дом, и ощутил, насколько оно увесистое.

Окружающий мир казался абсурдным, но такова уж в последнее время вся его жизнь. Он выбросил душу рыбины и двинулся дальше через заросли по пояс, освещая путь посохом.

Чем дальше Кельсер отходил от побережья, тем сильнее тянуло его душу. Так проявлялись узы с оставшимся позади миром. Он и без всяких экспериментов знал, что в конечном счете эта тяга возрастет настолько, что не получится двигаться дальше.

Этим можно было воспользоваться — судить по тяге, удаляется он от своего мира или просто кружит в темноте. Без дорог и каналов других способов определять направление не осталось.

Судя по тому, как тянуло душу, Кельсер продвигался прямо вперед, все дальше от родины. Неизвестно, доберется ли он на этом пути до цели, но ничего лучше придумать не удалось.

Спустя несколько дней джунгли наконец поредели. Теперь растения встречались лишь на отдельных участках, их место заняли необычные скалистые образования, похожие на глянцевые зубчатые скульптуры высотой десять футов и выше. Кельсер не знал, что о них и думать. Ему больше не попадались души рыб, будто ни в одной реальности не осталось ничего живого.

Тяга возросла настолько, что приходилось прилагать усилия, чтобы идти вперед. Кельсер забеспокоился, что будет вынужден повернуть обратно, когда наконец заметил кое-что новое.

Свет на горизонте.

Когда у тебя, по сути, нет тела, подкрадываться гораздо легче.

Кельсер скользил в тишине, оставив плащ, мешок и посох. Вокруг встречались растения, но он мог двигаться через них, даже не тревожа листву.

Пульсирующий свет исходил от крепости из белого камня, больше похожей на город. Свет был необычным: он не казался обжигающим и не мерцал, как пламя. Негашеная известь? Кельсер подкрался ближе и остановился возле одного из странных скалистых образований, с которого, как ветви, свисали крючковатые шипы.

Стены самой крепости слегка светились. Туман? Нет, оттенок немного другой, слишком синий. Держась в тени скал, Кельсер обогнул крепость и направился к более яркому источнику света.

Оказалось, что это огромный канат толщиной с древесный ствол. Свет в нем медленно и ритмично пульсировал и имел тот же оттенок, что и стены, только ярче. Похоже, это некий энергетический проводник. Канат тянулся вдаль, его было хорошо видно в темноте за многие мили.