Это дерзость, контрастность, тонкость. В книге Шай Гаотона узрел редкостное творение, которое могло соперничать с работами величайших художников, скульпторов и поэтов всех времен.

Это было величайшее произведение искусства, которое он когда-либо видел.

Почти всю ночь Гаотона благоговейно изучал книгу. Это был плод лихорадочного, напряженного художественного вдохновения. Его творили по принуждению, но выпустили как до предела задержанный вздох. Грубый, но отточенный. Отчаянный, но выверенный.

Потрясающий, но невидимый.

Пусть таким и остается. Если узнают, что сделала Шай, императору конец. Пошатнутся основы империи. Ни одна живая душа не должна знать, что Ашраван решил наконец стать великим правителем из-за слов, вложенных в его душу богохульницей.

Когда забрезжил рассвет, Гаотона медленно, мучительно поднялся и подошел к камину, сжимая в руке книгу — непревзойденное произведение искусства.

И бросил ее в огонь.

На курсах по писательскому мастерству всегда твердили: «Пишите то, о чем знаете». Писатели часто слышат эту фразу, и она приводила меня в замешательство. Писать то, о чем знаю? Как мне это делать? Я пишу фэнтези. Откуда мне знать, каково это — применять магию? Если уж на то пошло, мне неоткуда знать, каково быть женщиной, но я хочу писать от лица разных персонажей.

Набравшись опыта, я начал понимать, что означает эта фраза. Хотя в жанре фэнтези мы пишем о вещах выдуманных, истории выходят лучше, когда основаны на нашем мире. Проще, когда магия соответствует научным принципам, когда мироустройство опирается на аналогии в нашем мире, когда персонажам свойственны человеческие эмоции и переживания.

Таким образом, для писателя умение наблюдать так же важно, как и воображение.

Я стараюсь вдохновляться новыми впечатлениями. В этом отношении мне повезло, у меня есть возможность много путешествовать. Приезжая в новую страну, я жду, что культура, люди и впечатления соединятся в историю.

Когда я был на Тайване, мне посчастливилось посетить Музей императорского дворца. Мой редактор Шерри Вонг и переводчик Люси Туан выступили в роли гидов. Невозможно постичь тысячелетнюю историю Китая за пару часов, но мы сделали все, что в наших силах. К счастью, я уже был немного знаком с историей и преданиями Азии. (Я два года прожил в Корее в качестве миссионера Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, а потом изучал корейский в университете.)

В этой поездке родился замысел истории. Больше всего мне запомнились печати. На английском мы иногда используем слово «клеймо», но я всегда называл их по-корейски «тоджанг». На мандаринском наречии их называют «йинджиан». Подобные затейливо вырезанные каменные печати используются в качестве подписи во многих азиатских культурах.

В музее я заметил много знакомых красных печатей. Разумеется, некоторые принадлежали художникам, но были и другие. Одно из произведений каллиграфии покрывали оттиски. Люси и Шерри объяснили: древние китайские ученые и знать, если им понравилось произведение искусства, могли поставить на него и свою печать. Один император особенно любил так поступать и вырезал свою печать, а иногда и свои стихи на прекрасных скульптурах или нефрите многовековой давности.

Какой занятный образ мыслей. Представьте, что вы король, вам особенно приглянулся Давид Микеланджело, и вы вырезаете у него поперек груди свою подпись. По сути это то же самое.

Концепция настолько яркая, что я начал крутить в голове магию печатей. Духопечати, способные переписывать природу объекта. Мне не хотелось приближаться к духозаклятию из мира буресвета, поэтому посещение музея и история вдохновили меня на создание магии, которая позволяет переписывать прошлое объекта.

Из этого выросла вся история. Поскольку магическая система во многом согласуется с той, что я разрабатывал для Села — мира Элантриса, я поместил историю на Сел. (Также там было несколько культур, схожих с нашими азиатскими, поэтому все превосходно вписалось.)

Вы не можете всегда писать о том, что знаете, по крайней мере, в точности. Но вы можете писать о том, что видите.

— Милорд. — Эйш вплыл в комнату через окно. — Леди Сарин приносит извинения. Она немного опоздает к ужину.

— Немного? — насмешливо переспросил Раоден из-за стола. — Ужин должен был начаться час назад.

Эйш слегка замерцал.

— Прошу прощения, милорд, но… Она взяла с меня обещание передать вам послание, если вы будете недовольны. «Растолкуй ему, — сказала она, — что я беременна, и это из-за него, а значит, он обязан во всем мне потакать».

Раоден рассмеялся.

Эйш снова замерцал. Вид у него был самый что ни на есть смущенный, насколько это вообще возможно для обычного шара из света.

Вздохнув, Раоден сложил руки на столе. Стены его дворца в Элантрисе едва заметно сияли, так что не было нужды ни в факелах, ни в светильниках. Он всегда недоумевал, почему в Элантрисе так мало креплений для светильников. Однажды Галладон объяснил, что раньше использовались специальные плиты — нажмешь на такую, и она засияет, — однако оба позабыли, сколько света источали сами камни.

Он опустил взгляд на пустую тарелку.

«Когда-то нам приходилось изо всех сил бороться за каждую крошку, — подумалось ему. — Теперь же пищи столько, что можно целый час валять дурака перед тем, как поесть».

Да, теперь пищи было вдоволь. Да и сам он мог обращать мусор в отборное зерно. Больше никто в Арелоне не будет голодать. Подобные мысли возвращали Раодена в Новый Элантрис, к тем простым порядкам, что он там установил.

— Эйш, — позвал Раоден. Его посетила неожиданная мысль. — Давно хотел у тебя кое-что спросить.

— Конечно, ваше величество.

— Где ты был в последние часы перед возрождением Элантриса? Я не припомню, чтобы видел тебя большую часть ночи. По правде говоря, единственное, что я помню, — как ты явился доложить, что Сарин похитили и увезли в Теод.

— Все верно, ваше величество, — подтвердил Эйш.

— Так где же ты был?

— Это долгая история, ваше величество. — Сеон плавно опустился к стулу Раодена. — Все началось с того, что госпожа Сарин загодя послала меня в Новый Элантрис, чтобы предупредить Галладона и Карату о новой партии оружия. Это случилось прямо перед тем, как монахи атаковали Каи, и я отбыл в Новый Элантрис, совершенно не подозревая, что произойдет дальше…

Матисс заботилась о детях.

В этом заключались ее обязанности в Новом Элантрисе. У всех должна быть работа, так постановил Дух. Матисс не имела ничего против своей работы — откровенно говоря, та ей даже нравилась. Она занималась тем же самым задолго до появления Духа. С тех пор как Дэйш нашел ее и привел во дворец Караты, она присматривала за малышами. Распоряжения Духа лишь закрепили ее положение официально.

Да, ей нравились ее обязанности. Большую часть времени.

— Нам и правда пора в постель, Матисс? — спросил Теор, наградив ее своим самым наивным взглядом. — Можно нам не ложиться, хотя бы разок?

Матисс скрестила руки на груди и выгнула безволосую бровь.

— Вчера вы легли спать в это время, — ответила она. — И позавчера. И, если уж на то пошло, позапозавчера. Не пойму, с чего вы решили, что сегодня должно быть иначе.

— Что-то происходит, — поддержал друга Тиил, встав рядом. — Все взрослые рисуют эйоны.

Матисс бросила взгляд за окно. На ее попечении находилось с полсотни ребятишек. Они обитали в доме с огромными окнами, который окрестили Курятником, поскольку его стены были почти сплошь украшены замысловатой резьбой, изображающей птиц. Курятник располагался неподалеку от центра внутреннего города, рядом с жилищем Духа — часовней Корати, — где тот проводил большинство важных совещаний. Взрослые старались держать детей на виду.