Приходилось додумывать, чтобы не оставлять душу пустой, без чувств.

Очень личные моменты, очень мощные. Пока Шай добавляла эти детали, Ашраван казался как никогда близким. Не так, будто она за ним подглядывала, но будто стала его частью.

Теперь Шай вела две книги: одну с общим описанием процесса, без деталей, согласно которой она катастрофически не успевала, и вторую, настоящую, замаскированную под пачку бесполезных, бессистемных заметок.

Она и правда не успевала, но не так сильно, как можно было решить из официальной книги. Надо надеяться, эта уловка подарит ей несколько дней, прежде чем Фрава нанесет удар.

В поисках нужной заметки Шай наткнулась на один из списков к плану побега. Она помедлила.

«Во-первых, разобраться с печатью на двери, — говорилось в зашифрованной записи. — Во-вторых, обезвредить стражников. В-третьих, по возможности вернуть знаки сущности. В-четвертых, сбежать из дворца. В-пятых, сбежать из города».

Каждый пункт был расписан подробно. Она не передумала бежать, по крайней мере не окончательно. У нее был хороший план.

Однако почти все внимание поглощали отчаянные усилия доделать душу. «Еще неделя, — сказала себе Шай. — Если закончу через неделю, останется еще пять дней до срока. Тогда можно бежать».

— Эй, — произнес, наклоняясь, Хурли. — Что это?

Хурли — крепкий боец — прикидывался глупее, чем есть на самом деле. Это помогало ему выигрывать в карты. У него было двое детей — девочки, обе младше пяти лет, но он все равно ходил на сторону с одной из стражниц. В глубине души Хурли мечтал стать плотником, как отец. И он пришел бы в ужас, если бы обнаружил, как много Шай о нем знает.

Хурли подобрал с пола листок бумаги. Кровопечатник только что ушел. Наступило утро девяносто седьмого дня заключения Шай, и она решила привести план в исполнение. Пора выбираться.

Она не успела закончить печать императора. Оставалось совсем немного: одна ночь работы, и все будет готово. В любом случае по плану нужно подождать еще одну ночь.

— Должно быть, дохляк обронил, — сказала, подходя, Йил — напарница Хурли в утренней смене.

— Что это? — спросила Шай из-за стола.

— Письмо, — буркнул Хурли.

Стражники молча читали. Все бойцы во дворце были грамотными. Это требовалось от любого имперского государственного служащего выше второго ранга.

Шай, вся в напряжении, тихонько попивала чай с лимоном, заставляя себя дышать ровно. Она старалась расслабиться, хотя расслабляться ей сейчас хотелось меньше всего. Шай знала содержание письма наизусть, ведь она сама его написала и тайком обронила за спиной кровопечатника, когда тот уходил.

«Брат, — гласило письмо. — Я почти завершил свою задачу и получил столько, что позавидует и Азалек после работы в южных провинциях. Пленница, за которой я присматриваю, вряд ли стоит усилий, но кто я такой, чтобы задавать вопросы, если мне платят такие деньги? Я скоро к тебе вернусь. С гордостью сообщаю, что другая моя задача увенчалась успехом. Я отобрал нескольких умелых воинов и получил надлежащие образцы: волосы, ногти и личные вещи, которых не хватятся. Уверен, очень скоро у нас появятся собственные стражники».

Письмо продолжалось на обеих сторонах листка, чтобы не вызывать подозрений. Шай дополнила его дворцовыми сплетнями, включая те, что ей самой знать не полагалось, но о которых должен быть осведомлен кровопечатник.

Она беспокоилась, что письмо слишком откровенное. Не сочтут ли его стражники явной подделкой?

— Ну и ку-ну-кам, — прошептала Йил, использовав слово на родном языке, которое приблизительно можно было перевести как «человек с анусом вместо рта». — Имперский ку-ну-кам!

По всей видимости, стражники сочли письмо настоящим. Солдатам не просто распознать коварство.

— Можно взглянуть? — попросила Шай.

Хурли протянул листок.

— Это то, о чем я думаю? Он собирал наши… образцы?

— Не обязательно у бойцов, — ответила Шай, прочитав письмо. — Он не уточнил.

— Зачем ему волосы? — спросила Йил. — И ногти?

— Они могут из них такое понаделать. — Хурли снова выругался. — Ты же видела, что он каждый день творит с кровью Шай на двери.

— Вряд ли что у него толком выйдет с волосами и ногтями, — скептически заметила Шай. — Это просто хвастовство. Чтобы его печати сработали, кровь должна быть свежей, собранной не больше дня назад. Он просто красовался перед братом.

— Все равно так нельзя, — сказал Хурли.

— Я бы не стала беспокоиться, — произнесла Шай.

Стражники переглянулись. Через несколько минут их смена закончилась. Хурли и Йил ушли, перешептываясь. Письмо Хурли спрятал в карман. Вряд ли они сильно навредят кровопечатнику. Разве что припугнут.

Все знали, что кровопечатник каждый вечер посещает чайные дома. Шай едва его не пожалела. Она заключила, что когда он получает вести из дома, то приходит вовремя, иногда в хорошем настроении. Когда писем нет — напивается. Этим утром он выглядел грустным, значит, давно не получал письма.

Все, что приключится с кровопечатником вечером, не сделает его день счастливее. Да, Шай едва не пожалела его, но тут же вспомнила про печать на двери и повязку, которую пришлось наложить, чтобы остановить кровь.

Как только стража сменилась, Шай глубоко вздохнула и вновь погрузилась в работу.

Ночью. Сегодня ночью она закончит.

Шай стояла на коленях посреди разложенных на полу листков бумаги с неразборчивыми записями и рисунками печатей. Забрезжил рассвет, солнечный свет проник сквозь витражное окно, рассыпав по комнате алые, синие и фиолетовые пятна.

Перед Шай на металлической пластине клише вниз лежала духопечать, вырезанная из отполированного камня. Затвердевший духокамень походит на стеатит или любой другой мелкозернистый камень, но отличается красными вкраплениями, словно его запятнали каплями крови.

Шай устало поморгала. Она и правда собирается бежать? Сколько она спала?.. Часа четыре за последние три дня?

Безусловно, с побегом можно подождать. Безусловно, можно отдохнуть. Хотя бы денек.

«Отдохнуть, — оцепенело подумала она, — и не проснуться».

Шай застыла на коленях. Печать казалась ей самой прекрасной вещью в мире.

Ее предки поклонялись камням, что по ночам падают с неба. Их называли душами низвергнутых богов. Мастера-резчики обрабатывали их, придавали им форму. Раньше Шай считала это глупостью. Зачем поклоняться тому, что сам же и создал?

Стоя на коленях перед своим шедевром, она наконец поняла. Казалось, в эту печать она вложила всю себя до последней капли, сумев вместить два года работы в три месяца и завершить ее за одну отчаянную, неистовую ночь. Этой ночью она внесла изменения — кардинальные изменения — в свои записи и в саму душу. Неизвестно, то ли их породил финальный, потрясающий образ окончательного результата… то ли эти изменения лишь ошибочные идеи, вызванные утомлением и заблуждением.

Не узнать, пока печатью не воспользуются.

— Оно… готово? — спросил один из стражников.

Стражники сидели в дальней части комнаты у камина, освободив ей место на полу. Шай смутно помнила, как отодвигала мебель. Какое-то время она вытаскивала стопки листков из-под кровати, потом полезла под нее за остальными.

Готово ли?

Шай кивнула.

— И что же это? — спросил стражник.

«Ночи, — подумала Шай. — Ну да, они же ничего не знают».

Во время ее разговоров с Гаотоной рядовые стражники каждый раз выходили из комнаты.

Вероятно, бедняг отправят на какой-нибудь отдаленный форпост империи, и остаток жизни они будут охранять перевалы к далекому полуострову Теоиш или что-нибудь в этом роде. Спрячут концы в воду, чтобы стражники даже случайно не проговорились о том, что видели.

— Спросите у Гаотоны, если интересно, — тихо ответила Шай. — Мне запрещено рассказывать.

Она с трепетом уложила печать вместе с пластиной в заранее приготовленную шкатулку. Печать уютно расположилась на красном бархате, пластина в форме большого тонкого медальона — в углублении под крышкой. Шай закрыла шкатулку и придвинула к себе вторую, чуть побольше. В ней лежали пять печатей, которые она вырезала и подготовила для предстоящего побега. Если, конечно, удастся сбежать. Две печати Шай уже использовала.