— Да, — ответила Шай, когда печать исчезла. — Думаю, он относился к вам именно так.

Ее охватило волнение. Наконец эта печать заработала!

Она все ближе подбиралась к пониманию императора, все ближе к решению головоломки. Каждый раз незадолго до конца проекта, будь то картина, скульптура или масштабная подделка души, наступал момент, когда Шай отчетливо видела результат: он представал перед ее мысленным взором, оставалось лишь формально закончить работу.

Этот момент не за горами. Душа императора раскрылась перед ней, лишь некоторые уголки все еще скрывались в тени. Шай жаждала довести дело до конца, узнать, получится ли вернуть императора к жизни. После того как она столько о нем прочла, столько узнала, ей необходимо закончить работу.

А до тех пор можно обождать с побегом.

— Это та самая? — спросил Гаотона. — Та самая печать, которую ты столько раз переделывала? Печать о том, почему он решил стать императором?

— Да, — ответила Шай.

— Наши с ним отношения. Ты испробовала вариант, когда его решение зависело от наших с ним отношений и… и от стыда после наших разговоров.

— Да.

— И печать взялась.

— Да.

Гаотона откинулся на спинку стула.

— Матерь света… — прошептал он снова.

Шай отложила печать к признанным годными.

За последние пару недель все остальные арбитры нанесли Шай такие же визиты, что и Фрава, обещая золотые горы за полный контроль над императором. Только Гаотона ни разу не пытался ее подкупить. Честнейший человек, к тому же стоящий на самой верхней ступени власти в империи. Поразительно. Использовать его гораздо сложнее, чем она рассчитывала.

— Повторю, вы меня впечатлили. — Шай повернулась к Гаотоне. — Мало кто из великих стал бы тратить время на изучение духопечатей. Великие сторонятся всего, что считают злом, даже не пытаясь понять. Вы изменили свое мнение?

— Нет. Я по-прежнему считаю то, чем ты занимаешься, если не злом, то, безусловно, богохульством. Но кто я такой, чтобы судить? Чтобы сохранить власть, мы положились на твое искусство, которое так запросто называем кощунством. Жажда власти заглушает нашу совесть.

— Для остальных это так, но у вас другие личные мотивы.

Гаотона вскинул бровь.

— Вы просто хотите вернуть Ашравана, — пояснила Шай. — Вы отказываетесь признать, что потеряли его. Вы любили его как сына: юношу, которого наставляли, императора, в которого всегда верили, даже когда он сам в себя не верил.

Гаотона отвел взгляд, ему явно стало неудобно.

— Но это будет не Ашраван. Даже если все получится, это будет не совсем он. Вы же понимаете.

Гаотона кивнул.

— Но… иногда хорошая подделка не хуже оригинала. Вы из фракции «Наследие». Вы окружаете себя поддельными древностями и копиями давно утраченных картин. Думаю, и с поддельным императором примерно так же. А вы… вы просто хотите убедиться, что сделали все, что могли. Ради него.

— Как у тебя это получается? — тихо спросил Гаотона. — Я видел, как ты разговариваешь со стражниками. Ты выучила по именам всех слуг. И похоже, знаешь все об их семьях, пристрастиях, чем они занимаются по вечерам… При том, что целыми днями сидишь взаперти в этой комнате. Ты не покидала ее несколько месяцев. Откуда ты все это знаешь?

— Люди по своей натуре всегда пытаются распространить власть на все, что их окружает. — Шай поднялась, чтобы принести следующую печать. — Мы строим стены, чтобы защититься от ветра, крыши — чтобы укрыться от дождя. Мы приручаем стихии, подчиняем природу нашей воле. И нам кажется, будто все у нас под контролем.

Вот только мы просто заменяем одно воздействие на другое. Вместо ветра на нас влияют стены. Возведенные нами стены. Человек всюду запустил свои пальцы. Вытканные ковры, выращенная пища. Все без исключения, что мы видим, к чему прикасаемся, что ощущаем в городе, результат воздействия человека.

Может казаться, что все у нас под контролем, но это не так, если мы не понимаем людей. Контроль над окружающим миром сводится не к защите от ветра, а к пониманию, почему служанка проплакала прошлую ночь или почему стражник все время проигрывает в карты. Или почему наниматель остановил свой выбор на вас.

Гаотона смотрел, как Шай садится обратно и подносит печать. Он нерешительно протянул руку.

— Такое ощущение, что как мы ни старались, но все равно недооценили тебя, девушка.

— Хорошо. Вы уловили суть.

Шай поставила печать.

— А теперь скажите, откуда у вас взялось отвращение к рыбе?

«Нужно это сделать, — думала Шай, пока кровопечатник резал ей руку. — Сегодня. Сегодня можно удрать».

В другом рукаве она прятала листок бумаги, похожий на те, что носил с собой кровопечатник, когда приходил раньше обычного.

Пару дней назад Шай заметила на одном таком следы воска. Это были письма. На нее снизошло понимание. Она с самого начала ошибалась в этом человеке.

— Добрые вести? — поинтересовалась Шай, пока кровопечатник обмазывал печать ее кровью.

Человек с белыми губами бросил на нее насмешливый взгляд.

— Из дома, — предположила Шай. — Тебе пишет женщина из Джамара. Ты сегодня получил от нее письмо? Почту во дворец доставляют по утрам. В твою дверь стучат и передают письмо…

«И будят тебя, — мысленно добавила она, — поэтому в такие дни ты приходишь вовремя».

— Должно быть, ты очень по ней скучаешь, раз не можешь расстаться с письмом.

Кровопечатник сгреб Шай за ворот блузки.

— Не смей говорить о ней, ведьма, — прошипел он. — Не смей! И никаких колдовских штучек!

Кровопечатник оказался моложе, чем она думала. С джамарцами всегда так: из-за белых кожи и волос чужакам кажется, что они не имеют возраста. Шай следовало это учесть. Он еще совсем юнец.

Шай поджала губы.

— Ты говоришь о колдовских штучках, а сам держишь печать, измазанную моей кровью? Это ты, дружочек, угрожал отправить за мной в погоню скелеты. А я умею разве что полировать столы.

— Да ты… да ты… Аргх!

Юноша всплеснул руками и приложил печать к двери.

Стражники равнодушно взирали на них с легким неодобрением. Шай нарочно подбирала слова так, чтобы подчеркнуть, насколько она безобидна, в то время как кровопечатник — настоящее чудовище. Стражники почти три месяца наблюдали за ее возней и воспринимали ее как дружелюбного ученого, а кровопечатник пускал ей кровь, которую использовал для ужасных таинственных дел.

«Пора обронить бумагу», — подумала Шай.

Она опустила рукав, чтобы из него, пока стражники отвернулись, выскользнула подделка. С этого начинался план побега… Однако настоящая подделка, душа императора, еще не закончена.

Шай засомневалась. Глупо, но она засомневалась.

Дверь захлопнулась.

Она упустила возможность.

В оцепенении Шай добралась до кровати и присела на край. Поддельное письмо так и осталось в рукаве. Почему она засомневалась? Неужели ее инстинкт самосохранения настолько слабый?

«Я могу подождать еще немного, — сказала она себе, — пока не будет готов знак сущности Ашравана».

Шай твердила это себе уже не первый день. И даже не первую неделю. Чем ближе к назначенному сроку, тем вероятнее Фрава нанесет удар. Она снова заявилась и под другим предлогом забрала записи Шай для изучения. Неуклонно приближался момент, когда другому поддельщику не составит труда разобраться в работе Шай и доделать ее самому.

По крайней мере, так он решит. Чем дальше продвигалась Шай, тем лучше понимала, насколько невыполнимо задание. И тем больше жаждала добиться успеха.

Она открыла свою книгу о жизни императора и вскоре обнаружила, что просматривает заметки о его юношеских годах. Мысли о том, что он не вернется к жизни, что вся ее работа — просто прикрытие для побега, причиняли физическую боль.

«Ночи, — мысленно вздохнула Шай, — ты к нему привязалась. Ты начинаешь видеть его глазами Гаотоны!»

Нельзя давать волю чувствам. Она с ним даже никогда не встречалась. Кроме того, он недостойный человек.