«В принципе, — напомнила себе Шай, — у власти по-прежнему фракция „Наследие“, так что…»

К этой фракции принадлежал император, а также совет из пяти арбитров, который во многом и управлял империей. Фракция превозносила величие и изучение культур прошлого до такой степени, что даже переделала свое крыло дворца на манер античных строений. Шай полагала, что на донышках этих «античных» ваз найдутся духопечати, с помощью которых они и превратились в точные копии прославленных произведений искусства.

Да, великие называли таланты Шай кощунством, но с формальной точки зрения незаконным считалось лишь подделывание личности. Втихомолку подделывать предметы дозволялось и даже приветствовалось, покуда мастер находился под строгим контролем. Если перевернуть любую из этих ваз и избавиться от печати на донышке, она превратится в обычный горшок без орнамента.

Бойцы сопроводили Шай до инкрустированной золотом двери. Пока дверь открывалась, на нижней внутренней кромке Шай заметила красную духопечать, превратившую дверь в имитацию под старину. Стражники провели Шай в уютную комнату с потрескивающим камином, пушистыми коврами и мебелью из мореной древесины. «Охотничий домик пятого века», — предположила она.

Внутри ожидали все пятеро арбитров фракции «Наследие». Трое — мужчина и две женщины — сидели у камина в креслах с высокими спинками. Еще одна женщина занимала стол прямо возле двери — Фрава, старший арбитр фракции «Наследие», возможно, самая влиятельная фигура в империи после императора Ашравана. Ее седеющие волосы были заплетены в длинную косу с ало-золотыми лентами, одежда тоже сверкала золотом. Шай давно помышляла обворовать эту женщину, поскольку, помимо прочих обязанностей, Фрава заведовала императорской галереей и занимала смежные с ней кабинеты.

Фрава явно спорила с Гаотоной. Пожилой великий стоял рядом со столом, приосанившись и задумчиво сцепив руки за спиной. Гаотона был самым старым из правящих арбитров. Считалось, что он наименее влиятельный и пребывает в немилости у императора.

С появлением Шай оба замолчали и уставились на нее, как на кошку, только что опрокинувшую дорогую вазу. Шай была без очков, но заставила себя не щуриться. Перед этими людьми нужно казаться сильной, насколько это возможно.

— Ван Шай-Лу. — Фрава взяла со стола листок бумаги. — Тебе приписывают довольно внушительный список преступлений.

«Ты так это говоришь, будто… Какую игру ты затеяла? Ты что-то от меня хочешь, — решила Шай. — Меня могли привести сюда только по этой причине».

Впереди замаячила возможность.

— Ты выдавала себя за женщину благородного происхождения, — продолжила Фрава, — проникла в императорскую галерею, подделала свою душу и, конечно, пыталась похитить Лунный скипетр. Неужели ты думала, что мы не распознаем простенькую подделку, когда дело касается столь важного достояния императора?

«Однако именно так и случилось, — подумала Шай, — если, конечно, шут сбежал с настоящим скипетром».

Мысль о том, что почетное место Лунного скипетра в императорской галерее занимает ее подделка, немного согрела душу.

— А что насчет этого?

Фрава шевельнула длинными пальцами, и один из бойцов принес что-то с другого конца комнаты. На стол легла картина. Шедевр Хань Шу-Ксена «Лилия в весеннем пруду».

— Мы нашли ее в твоей комнате на постоялом дворе. — Фрава побарабанила пальцами по полотну. — Это копия картины из моего собрания, одной из самых известных в империи. Наши эксперты заключили, что твою подделку можно назвать в лучшем случае любительской.

Шай встретилась с Фравой взглядом.

— Расскажи, зачем ты ее сотворила? — Фрава подалась вперед. — Ты явно собиралась подменить оригинал в моем кабинете рядом с императорской галереей. Но нацеливалась на сам Лунный скипетр. Зачем же красть еще и картину? Из жадности?

— Дядюшка Вон всегда учил, что нужно иметь запасной план, — ответила Шай. — Я не знала точно, будет ли выставлен скипетр.

— Вот оно что… — Фрава изобразила чуть ли не материнскую заботу, но в глазах читались плохо скрываемые брезгливость и снисходительность. — Как и большинство заключенных, ты подала прошение, чтобы твоим делом занимался арбитр. Из прихоти я решила откликнуться на твою просьбу. Мне было любопытно, зачем ты подделала эту картину. — Она покачала головой. — Но, дитя, ты же не думаешь, что мы и впрямь тебя отпустим? С такими-то прегрешениями? Положение у тебя весьма скверное, и наше милосердие не может простираться настолько…

Шай мельком глянула на остальных арбитров. Тем, что сидели у камина, словно не было до нее никакого дела, но друг с другом они не разговаривали — слушали.

«Что-то не так, — подумала Шай. — Что-то их беспокоит».

Гаотона по-прежнему стоял чуть в стороне и изучал Шай. Глаза его не выдавали никаких эмоций.

Фрава вела себя так, будто отчитывала несмышленого ребенка. Повисший в воздухе конец фразы был призван зародить в Шай надежду. От нее всячески добивались сговорчивости, готовности согласиться на что угодно, лишь бы ее отпустили.

«И правда возможность…»

Пришло время взять нить беседы в свои руки.

— Вам что-то от меня нужно, — сказала Шай. — Я готова обсудить вознаграждение.

— Вознаграждение? — переспросила Фрава. — Девчонка, завтра тебя должны казнить! Если нам что от тебя и нужно, наградой будет твоя жизнь.

— Моя жизнь принадлежит мне, — возразила Шай. — Причем уже не один день.

— Я тебя умоляю. Тебя заперли в темнице для поддельщиков, с тридцатью разновидностями камня в стене.

— Если точнее, их сорок четыре.

Гаотона одобрительно приподнял бровь.

«Ночи! Хоть в этом не ошиблась…»

Шай посмотрела на Гаотону.

— Думали, я не распознаю точильный камень? Я же поддельщица. И выучила классификацию камней еще на первом году обучения. Тот блок явно из лайосской каменоломни.

С легкой улыбкой Фрава открыла рот, чтобы что-то сказать.

— И да, я знаю, что за стеной спрятаны пластины из ралькалеста, а этот металл подделать невозможно, — наугад заявила Шай. — Стена была головоломкой, чтобы отвлечь меня. Никто не стал бы строить темницу из известняка: вдруг заключенный плюнет на подделывание и попытается его проковырять. Стену вы возвели, но укрепили ее ралькалестом, чтобы преградить путь к побегу.

Фрава захлопнула рот.

— Недостаток ралькалеста в том, — продолжила Шай, — что это не слишком прочный металл. Решетка на потолке вполне крепкая, через нее я бы выбраться не смогла. Но тонкая пластина? Серьезно? Вы слышали об антраците?

Фрава нахмурилась.

— Это камень, который горит, — ответил Гаотона.

— Вы снабдили меня свечой. — Шай сунула руку за спину и швырнула на стол самодельную деревянную духопечать. — Мне оставалось лишь подделать стену и убедить камни в том, что они антрацит. Не так уж трудно, если известны все сорок четыре разновидности. Я бы их подожгла, и они расплавили бы пластину за стеной.

Шай подвинула кресло и уселась за стол. Откинулась на спинку. За спиной тихонько зарычал капитан бойцов, но Фрава лишь поджала губы и промолчала. Шай позволила мышцам расслабиться и вознесла беззвучную молитву Неведомому Богу.

Ночи! Похоже, они и правда купились. Шай опасалась, что их знаний о подделывании хватит, чтобы распознать ложь.

— Я собиралась сбежать сегодня ночью. Но чего бы вы от меня ни хотели, дело должно быть важным, раз уж вы решили привлечь к нему такую злодейку, как я. Итак, обсудим вознаграждение.

— Я все еще могу казнить тебя, — сказала Фрава. — Прямо здесь и сейчас.

— Но вы ведь этого не сделаете?

Фрава стиснула зубы.

— Я предупреждал, что ею будет трудно управлять, — напомнил Гаотона.

Шай видела, что произвела на него впечатление, но вместе с тем в его глазах словно… застыла печаль? Или нечто другое? Распознать, что у этого старика на уме, не легче, чем прочитать книгу на свордском.

Фрава воздела палец и дернула им в сторону. Появился слуга с маленькой, завернутой в ткань шкатулкой. При виде шкатулки сердце Шай забилось чаще.