Этот бассейн позволил Бродяге перейти из мира мертвых в мир настоящий. Ахнув, Кельсер проследил за ним взглядом: тот миновал колонны и остановился на другом конце пещеры. Там все так же сияли два крошечных зернышка металла.

Бродяга подобрал один из них, подбросил и поймал. В этом движении чувствовался триумф.

Кельсер закрыл глаза и сосредоточился. Боли нет. Нога на самом деле не болит. Сосредоточиться.

Ему удалось немного приглушить боль. Он сел прямо, всколыхнув доходящий до груди свет. Сделал вдох и выдох, хотя и не нуждался в воздухе.

Проклятье. Первый же человек, которого он встретил за долгие месяцы, избил его, а потом что-то украл из пещеры по ту сторону тюрьмы. Кельсер не знал, что и зачем, или даже как Бродяге удалось проскользнуть из одного мира в другой.

Кельсер пополз к центру бассейна, на глубину. Нога еще ныла, но он встал и развел руки в стороны. Сосредоточился, пытаясь…

Что? Осуществить переход? Но что с ним станет?

Не важно. Он расстроился, его унизили. Нужно доказать самому себе, что он еще на что-то годится.

Ничего не вышло. Ни сосредоточенность, ни визуализация, ни напряжение мышц не помогли ему осуществить то, что удалось Бродяге. Он вылез из бассейна, измотанный и пристыженный, и устроился на кромке.

— Чем ты тут занимался? — спросил Мутный. Кельсер заметил его, только когда тот заговорил.

Кельсер обернулся. В последние дни Мутный посещал его редко и всегда появлялся без предупреждения. Если он говорил, то часто нес какой-то бред.

— Здесь кое-кто побывал, — ответил Кельсер. — Парень с белыми волосами. Он использовал Источник, чтобы перейти из мира мертвых в мир живых.

— Понятно, — тихо сказал Мутный. — Так он осмелился? Опасно, когда Разрушитель рвется из своих пут. Но если кто и пойдет на такое безрассудство, так это Цефандриус.

— Кажется, он что-то украл с другого конца пещеры, — добавил Кельсер. — Зернышко металла.

— А-а-а… — протянул Мутный. — А я-то думал, он перестанет вмешиваться после того, как отверг всех нас. Пора уже усвоить, что нельзя верить в его непричастность. В половине случаев нельзя верить даже его прямым обещаниям…

— Кто он такой?

— Старый друг. И прежде чем ты спросишь — нет, у тебя не выйдет совершить переход между реальностями. Твои связи с физической реальностью разорваны. Ты как воздушный змей без веревки, что связывает его с землей. И не сможешь воспользоваться перпендикулярностью.

Кельсер вздохнул.

— Тогда почему он смог заявиться в мир мертвых?

— Это не мир мертвых. Это мир разума. Люди, да и вообще все сущее, подобны лучу света. Пол, куда падает этот свет, — это физическая реальность. Солнце, от которого он исходит, — это духовная реальность. Эта реальность — когнитивная — пространство между ними, через которое тянется этот луч.

Кельсер мало что понял в метафоре. «Всем им ведомо так много, а мне так мало», — подумал он.

Хорошо хоть Мутный сегодня лучше изъясняется. Кельсер улыбнулся богу и оцепенел, когда тот повернул голову.

У Мутного отсутствовала половина лица. Вся левая сторона исчезла. Ни раны, ни черепа. Из оставшейся половины вытекали струйки тумана. Он улыбнулся в ответ половиной губ, как будто все было в порядке.

— Он украл частицу моей сути — чистую, дистиллированную, — объяснил Мутный. — Это инвеститура, она сделает любого человека алломантом.

— Твое… лицо, Мутный…

— Ати хочет покончить со мной. На самом деле он давно вонзил нож мне в спину. Я уже мертв.

Мутный снова улыбнулся — лицо исказилось в ужасной гримасе — и исчез.

Выжатый до предела, Кельсер опустился на камни у бассейна. Они и правда казались настоящими, все остальное было из мягкого тумана.

Он терпеть не мог неведение. Словно все понимают шутку, а он посмешище. Кельсер уставился в потолок, купаясь в мерцающем свечении Источника. В конце концов он принял решение.

Он найдет ответы.

В Ямах Хатсина он пробудился ради цели и задумал уничтожить Вседержителя. И он пробудится вновь. Кельсер встал и, воодушевленный, шагнул в свет. Противостояние богов было важным, существо в Источнике — опасным. Все гораздо сложнее, чем он всегда думал, и поэтому у него есть повод жить.

И что, возможно, важнее, повод оставаться в здравом уме.

Кельсер больше не волновался, что может сойти с ума или заскучать. Каждый раз, когда накатывала усталость от тюрьмы, он напоминал себе о том унижении, что испытал от рук Бродяги. Да, он заперт в пространстве пяти футов в поперечнике, но ему есть чем заняться.

Для начала Кельсер вернулся к изучению существа в Запределье. Он заставлял себя нырять в свет, чтобы представать перед его непостижимым взором, и делал это до тех пор, пока смог смотреть на него, не дрогнув, когда оно обращало на него свое внимание.

Разрушитель. Подходящее имя для этого бесконечного ощущения разложения, распада и уничтожения.

Он продолжал следовать пульсации Источника. Эти путешествия давали ему скрытые подсказки к мотивам и замыслам Разрушителя. В том, как и что тот менял, Кельсер ощутил знакомый подход: судя по всему, Разрушитель делал то же, что когда-то Кельсер — использовал религию в своих целях. Разрушитель манипулировал сердцами людей, внося изменения в предания и книги.

Это ужаснуло Кельсера. Пока он наблюдал за миром при помощи пульсации, его намерения изменились. Нужно было не просто понять это существо, но и побороть его. Эта чудовищная сила, если сможет, уничтожит все сущее.

И поэтому он отчаянно пытался понять увиденное. Зачем Разрушитель изменил древние террисийские пророчества? Что Бродяга, которого Кельсер изредка видел в волнах, делал в Террисийском доминионе? Кто этот таинственный рожденный туманом, за которым так пристально наблюдает Разрушитель, и опасен ли он для Вин?

Путешествуя с волнами, Кельсер жадно высматривал тех, кого знал и любил. Разрушителя крайне интересовала Вин, и многие волны приводили либо к ней, либо к ее возлюбленному, Эленду Венчеру.

Накопившиеся подсказки тревожили Кельсера: армия вокруг Лютадели, город по-прежнему объят хаосом. И, как это ни неприятно, похоже, мальчишка Венчер стал королем. Осознав это, Кельсер так разозлился, что много дней держался от пульсации подальше.

Они взяли и поставили над собой аристократа.

Да, Кельсер спас этого человека от смерти. Вопреки здравому смыслу спас мужчину, которого любила Вин. Спас из любви к ней, возможно, из искаженного чувства отцовского долга. По сравнению с остальной знатью мальчишка Венчер не так уж плох. Но посадить его на трон? Похоже, даже Докс прислушивается к Венчеру. Бриз всегда держал нос по ветру, но Доксон?

Кельсер кипел от злости, но нельзя было долго просиживать на месте. Он жаждал видеть друзей хотя бы мельком. Это были мимолетные вспышки — моргнешь и нет их, — но он цеплялся за них, они напоминали, что за пределами тюрьмы жизнь продолжается.

Иногда он видел еще одного человека — своего брата Марша.

Марш выжил. Это открытие обрадовало Кельсера. К несчастью, открытие оказалось с гнильцой: Марш стал инквизитором.

Их отношения трудно было назвать семейными. Они выбрали разные пути в жизни, но причиной отчужденности стало не это — и даже не суровый нрав Марша, вступавший в противоречие с бойкостью Кельсера, и не его негласная зависть к тому, чего добился Кельсер.

Нет, все дело в том, что их вырастили с мыслью: в любой момент за ними могут явиться инквизиторы и убить за то, что они полукровки. Они по-разному приспособились к тому, что всю жизнь над ними, в сущности, висел смертный приговор: Марш был постоянно напряжен и осторожен, Кельсер прятал свои секреты за агрессивной самоуверенностью.

Оба знали неотвратимую правду: если одного брата поймают, в другом разоблачат полукровку и, скорее всего, тоже убьют. Других братьев и сестер подобное положение вещей, возможно, сплотило бы. К своему стыду, Кельсер признавал, что между ним и Маршем вбит клин. Каждое пожелание «Береги себя» или «Будь осторожен» скрывало в себе подтекст: «Не облажайся, или меня убьют». После смерти родителей оба испытали огромное облегчение, договорившись отказаться от притворства и уйти в подполье.