— Вы тут всю округу на уши поставите, — проворчал Юлиус.

— Не горячись, тропарь. Сейчас мы покажем тебе как празднуют у нас этот день, — улыбнулся Якуб Гонзул, после чего кивнул Гестунблинду. Тот куда-то побежал.

— Но что решил совет? — спросил тропарь. — Как быть с имперскими марками и нечистью?

— Да к черту совет! — отмахнулся Якуб. — Все потом. А сейчас, поздравьте моего друга, Гестунблинда!

На лице старого война просияла улыбка. Он тут же бросился к своим котомкам и стал в них рыться. Меж тем, Юлиус бросал на Якуба хмурый взгляд, скрестив руки на груди. Уже который раз проявлялась эта неприязнь к главе отряда северян со стороны тропаря. Хельмгольдец отвечал ему своим спокойным расслабленным взглядом. Возникло снова это неприятное напряжение, заставляющее Хьюго волноваться.

Внезапно легким эхом по лесу разнеслись чарующие звуки. Тихая спокойная мелодия поразила Хьюго. Все обернулись и увидели, как Гестунблинд играет на флейте. Закрыв глаза, он нежно держал инструмент и играл добрую песнь. Казалось, что всем своим сознанием Гестунблинд был в этой музыке. Убаюкивающие плавные ноты окутывали все вокруг. Эта мелодия напомнила Хьюго колыбельную, которую в детстве ему напевала мать. Юлиус смотрел на старого хельмгольдца, и похоже, что ему нравилась музыка.

Тропарь схватил, оставленную Тратулом кружку, и осушил ее. В этот момент с запасами подбежал и сам лекарь. По команде он быстро наполнил кружки. Тогда Якуб Гонузл встал. За ним следом поднялся Мрак. Тратул и Хьюго тоже поднялись, держа наполненные кружки. Якуб бросил свой взгляд на Юлиуса и протянул ему кружку.

— За мир без всяких сожалений!

Юлиус Оду встал и ударил по кружке хельмгольдца.

— В конце концов, все мы — сыны империи!

На его лице наконец-то просияла улыбка. Тогда все заулыбались и зачокались. На звуки праздника сошлись некоторые служители. Хьюго привел заспанного Тодена, который смотрел на все это глазами младенца. Но друг тут же ухватился за кружку и осушил ее одним махом.

Много народу собралось вокруг кострища. Все болтали, травили байки и смешные истории. Юлиус Оду стоял рядом с Якубом и Мраком и все они обсуждали эффективность алебарды против латного доспеха. Тратул рассказывал Хьюго о травах, какие он использует для обезболивающего отвара. Он тараторил и заикался, пытаясь выплеснуть все свои мысли одним махом. Хьюго улыбался и слушал лекаря.

Хохот разносился по лесу, от дома к дому, от лампы к лампе. Некоторые из служителей высовывались из окон, потирая глаза. С большим любопытством наблюдали они за праздником. Это и вправду было торжество, заслуживающее смеха и веселья, ведь все были счастливы. Хельмгольдцы праздновали день рождения на чужой земле, а церкоземцы радовались и поздравляли их.

В очередной раз все стукнулись кружками и стали пить. Только сейчас Хьюго заметил, что Гестунблинд продолжал сидеть и играть на завалинке свою мелодию. Северянин был поистине счастлив. Человек, которому удалось устроить мир. Пускай и не на всех землях империи, но на маленьком ее клочке.

— Как ты оказался рядом с Якубом? — Хьюго подсел к старику.

— Как друзья становятся друзьями? — улыбнулся Гестунблинд. — Он много чего для меня сделал. И мы через многое с ним прошли.

Хьюго взглянул в глаза Гестунблинду и увидел все то же улыбающееся мясистое лицо. Пухлые щеки зарумянились, нос картошкой тоже покраснел. Еще от Гестунблинда исходил запах пота и пива, но Хьюго это ничуть не смущало.

— Будучи твоего возраста Якуб вступил ко мне в отряд, — продолжал рассказывать хельмгольдец. — И тогда были тяжкие времена. Войны за наследство империи. Приходилось сражаться и против Брезулла и против Церкоземья. И хоть меч — кормит война, я ужасно не люблю все это. Мой король вознаградил меня спокойной старостью в мире и с семьей, а Якуб стал главой отряда. Но, видимо у каждого мира есть конец, как и у каждой войны.

Гестнублинд грустно вздохнул и стал разглядывать свою флейту. Инструмент был очень красивый. Древние руны усеивали его где только можно, местами попадались красивые инкрустации с блестящими камнями.

— Но знаешь, дружок, — обратился хельмгольдец к Хьюго. — Я думаю ты можешь изменить мир. У тебя есть знания и чистое сердце.

— Но что я могу сделать? — усмехнулся парень.

— Начинать нужно с малого, — улыбнулся Гестунблинд и продолжил играть.

Утро выдалось пасмурным. Свинцовые облака окутывали небосвод, скрывая бледные солнечные лучи. Прохладный ветер приносил с болот запах сырости и тины.

— Небо хмурится, — пробормотал Якуб, щуря серые глаза, словно заспанный пес.

— Ну, Мрака ему не переплюнуть, — усмехнулся Гестунблинд, кивая на склочного соратника.

Всего каких-то пару дней пробыли они в лагере Культа Вепря и вновь дорога. Все поднялись ни свет ни заря и столпились на небольшой опушке, куда вывел их Тулл Меттий. Каждый держал за уздцы свою лошадь. Исключение составляли Хьюго и Тоден, которым дали лошадь одну на двоих. Зато теперь друзья стояли в теплых красивых стеганках, подпоясанных кожаными ремнями. И если Тодену его стеганка была маловата, то на Хьюго она висела, как на пугале. Хельмгольдцы были облачены в свои доспехи. Голову каждого защищал шлем, щиты закреплены на предплечьях. Даже Мрак, которого всячески уговаривали остаться, держал и копье, и щит и был также облачен в свой доспех. Рану свою он называл детской царапиной. Все понимали, что этого упрямца не переубедить.

Юлиус Оду внезапным образом оказался в этой разношерстной компании. Он был все в той же крепкой кожаной жилетке, только теперь за место рубахи на нем была стеганка. Вдобавок руки его защищали искусно выдубленные наручи. На поясе у тропаря висела меховая фляга, мошна и ножны, из которых грозно поблескивала рукоять меча.

Тулл Меттий встал в центре. Борода расчесана, взгляд серьезный.

— Что ж ребятки… — вещал старик, — Если слухи не врут, то в той деревушке и впрямь нечисто. Но народ пуглив, потому и городить любит всякое. Однако путь свой начинайте оттуда. Юлиус знает дороги этих земель.

Затем Меттий взглянул на северян.

— До Хельмгольда дорога долгая. Поэтому, терпение — ваш спутник. Придется побродить вам по нашим землям, пока Юлиус что-нибудь не выяснит.

— Давай без долгих расставаний, — сморщился Юлиус и запрыгнул на лошадь.

— Что ж, тогда удачи, — махнул Тулл Меттий с доброй улыбкой. Похоже, что старик привык к нелегкому нраву тропаря.

Прошло время и на лесную тропу вышла грозная кавалькада. Юлиус, словно кормчий вел отряд, а завершал его Мрак. Что первый, что последний: оба были с хмурыми лицами под стать своим характерам. Хьюго жался к Тодену, который правил поводьями. Мутные силуэты природы расплывались в правом глазу. Первое время это сильно бесило юношу, затем сил не осталось. Осталось только разочарование.

Пока Хьюго был в лагере Культа Вепря Тулл Меттий осматривал паренька и даже прикладывал специальные компрессы, но лучше не становилось. Старейшина хмурился и сетовал на строгость богов. Теряя свое зрение, Хьюго задавал себе один и тот же вопрос: за что?

Ныне они шли другой дорогой, огибая болота с юга. Со слов Тулла Меттия к полудню они должны были добраться до речной переправы. Унна — быстрая и коварная река с высоким отвесным берегом. Сколько несчастных душ она поглотила и унесла? Скольким битвам она служила ристалищем? Хьюго часто слышал истории городских бродяг, которые рассказывали о несчастных невестах, которые уходили топиться в эту реку из-за преданной любви. Обычно бедные девицы с местных сел и городов приходили ночью на мост, что соединял восточный и западный берег реки. Стоя в ночи в одной сорочке, глотая соленые слезы, они смотрели в темную воду. Затем, в какой-то момент нога срывалась с моста и холодные волны поглощали нежное тело. Именно к этому мосту путники и двигались. Уже одни эти истории заставляли Хьюго сокрушенно качать головой.

Тоден же, напротив, за проведенные в лесу дни заметно повеселел. Он крепко сдружился с хельмгольдцами, обсуждал с ними оружие и доспехи, расспрашивал про особенности северной охоты. Вечерами были песнопения и выпивка. Все это отвлекало парня от пережитого горя. И, как казалось Хьюго, Тоден верно поступал. Друг до сих пор сохранял боевой пыл и бодрость духа, а это, в свою очередь, придавало сил самому Хьюго.