Однако парень тоже времени не терял зря. Он часто беседовал с Туллом Меттием и Юлиусом об имперских марках. Но ответы старших были слишком туманны. Юлиус толком о монетах и не знал, а вот Тулл лишь сокрушенно мотал головой, пытаясь понять, как забытые деньги стали расходиться по землям. А ведь когда-то, каждый житель Оствестийской империи имел при себе эти монеты, тратил их в кабаках и трактирах, проигрывал в кости, покупал на них еду и одежду. Но распад великого государства унес свою валюту в историю. В один вечер старейшина произнес те слова, которые напугали его самого. «Не может быть, чтобы имперскую казну открыли». Но внутри каждого таились сомнения и страх. Если это проделки богов, то, что люди могут поделать? Как вору легко срезать кошель с вельможи-раззявы, так и богам легко вмешаться в дела людей. И Хьюго с ужасом представлял, как где-то по землям Церкоземья и другим бывшим провинциям странствуют боги, притворяясь обычными людьми и сеют свои кошмары. Неужели несчастная тетушка Эльза столкнулась именно с таким могущественным созданием в своем трактире? От всех этих домыслов и представлений сознание Хьюго переворачивалось с ног на голову.
Натоптанная колея вела их через луга и прогалины, через густые заросли кустарника, к опасным древесным корням, к пологим холмам. Лес нынче был мрачный и неприветливый. Быть может погода влияла на эти места. Но доносившиеся из чащи звуки служили грозным предупреждением путникам. Где-то с раскатистым треском грохнет дерево, где-то разнесется щебет вспорхнувших птиц.
— Зверь ходит, — тихо произнес Гестунблинд, который чутко прислушивался к звукам лесной жизни.
— Лось, — добавил Юлиус.
— И то верно, — согласился бородатый хельмгольдец.
Добравшись до подножия холма, Юлиус дернул поводья. Лошадь остановилась.
— Здесь устроим бивак, — обратился он ко всем.
Все спешились, стали снимать поклажу, доставать харчи. Лошадей привязали к деревьям. Хьюго завалился на траву и жадно приставил флягу к сухим губам. Костер разводить не стали. Лишь вытащили вяленые куски мяса и стали грызть. Якуб по своей традиции раскурил трубку и вальяжно потягивал дым.
— Мост уже близко, — произнес Юлиус, пожевывая травинку. — Перейдем эти поля, а там уже деревни.
— Так чего творится-то в той деревне? — спросил Тоден.
— Тебе малец не важно знать, что там творится, — сплюнул Юлиус. — потому как я и сам ничего не знаю. Походу дела разберемся.
— Да я так…Страшно все-таки.
С этим утверждением Хьюго не мог не согласиться.
— Страшно всегда, — вздохнул Юлиус. — Особенно когда сражаешься против таких вот. — И тропарь махнул рукой в сторону хельмгольдцев.
— Он прав, — улыбнулся Гестунблинд. — Страшно всегда.
За время что они провели вместе, Хьюго понял, что Юлиус Оду успел навоеваться против хельмгольдцев, а также против Брезулла — не менее грозного и воинственного государства. Но как судьба занесла его в Культ Вепря оставалось загадкой.
— А у нас в городе, — не успокаивался Тоден. — магистр Уво, уважаемый человек, между прочим, считал иначе. Он говорил: какой смысл в чувстве страха смерти, если мы все уйдем туда откуда пришли? Смерть, говорил он, есть забвение без всяких сожалений. Так ведь, Хьюго?
— Значит идиот ваш писарь, — заключил Юлиус под хохот Гестунблинда и Мрака. — Скорее всего он даже меч в руках не держал.
— Верно, — подхватил Якуб, а потом наклонился к Тодену, — Ведь если ты не боишься смерти, дружок, то почему задрожишь, когда я приставлю нож к твоему горлу?
Хоть это и были всего лишь слова, но Хьюго почувствовал трепет своего сердца.
— Да я-то, как раз боюсь, — замахал руками Тоден. — Это ж я про магистра…
— А-а, ну если про магистра… — важно произнес Якуб, и все захохотали.
Тучи на небе немного рассеялись и тонкие струйки света упали на поля. Якуб докурил трубку, Тоден дожевал мясо, Юлиус вычистил грязь из-под ногтей, и компания вновь двинулась в путь коварной лесной тропой, которая в какой-то момент превратилась в широкий тракт с утоптанной твердой землей. По правую руку раскинулись золотые поля, по левую тянулись реденькие пролески. Но главное было, то, что Хьюго уже слышал звуки быстротечной реки Унна, которая тянулась через все Церкоземье с высоких северных гор до жарких южных озер.
Поразительно красивой и живописной была природа Церкоземья. Это отмечали все: и приезжие, и местные. Лето здесь было жаркое, порой чересчур дождливое. Зато именно влага и тепло создавали весь этот сочный удивительный край. Хьюго как никто другой ценил это время года, когда можно было спокойно дремать себе в лесу и слушать звуки природы. Другие провинции подобным климатом похвастаться не могли. Разве что Тау. Но, как утверждали многие, там чересчур жарко. Не каждый иноземец выдержит нещадное солнце южных земель.
Как только последние березы остались позади путники узрели невероятной красоты картину. Сильная быстрая река Унна мчалась своими темными водами в даль. Травянистые луга служили ей крутыми берегами. Мрачное небо делало грозным все это зрелище. Вдали, саженей в двухстах, виднелся мост. Настолько широкий, что два всадника смогли по нему запросто проехать. Эта постройка являлась олицетворением побед и поражений, ужасов и веселья. Из рассказов Ульдура Хьюго помнил, что его отстраивали минимум два раза. Ныне мост стоял кривоватый, с осевшими сваями, с торчащими досками, но все еще великий и знаменитый.
— Чертов мост, — произнес Юлиус, когда они все остановились, чтобы осмотреть пейзаж.
— Эх, братья наши рассказывали о битвах возле этого моста, — оживленно сказал Якуб. — Лихое место.
— Значит, не вы здесь стояли? — поинтересовался тропарь.
— Нее, — отмахнулся Якуб. — Здесь был отряд Игуна Синебородого. Мы тогда сражались в северном лесу.
— И, жуть как, удачно, — оскалился Мрак.
Юлиус Оду с легким прищуром посмотрел на хельмгольдца.
— Мост, тропы… — печально подытожил Гестунблинд. — Все эти места служат проводниками для людей. А мы их заливаем кровью отцов и сыновей.
— С каких пор ты у нас проповеди за мир читать начал? — ухмыльнулся Мрак.
Гестунблинд взглянул на Мрака спокойным твердым взглядом:
— Я воин. Но это не мешает мне желать мира.
— На том берегу, — махнул рукой Юлиус. — народ пугливей. Во всяком случае гостям они не рады.
— Чего так? — нахмурился Якуб.
— Наверняка сказать не могу, но, думаю, потому что столица слишком далеко отсюда. Здесь меньше развитых городов, купцы на этот берег редко ездят торговать. Однажды видел, как скомороха хотели сжечь всем селом на одной ярмарке.
— Это за что же? — выпучил глаза Тоден.
— Фигляр стал фокусы показывать народу, и, видать, сильно впечатлил…
— М-да, — улыбнулся Гестунблинд. — Вот это я понимаю насыщенная культурная жизнь.
— А то, — качнул головой тропарь и подстегнул кобылу.
Отряд устремился следом.
Они уже приближались к мосту, как Юлиус вздернул поводья. Лошадь заржала, остановилась.
— Всадники! — крикнул Якуб, останавливая своего коня.
— С десяток, — добавил Гестунблинд, поправляя шлем.
Хьюго с Тоденом мотали головой. Грозный гул доносился до них, но саму конницу было не видать. Опытные войны заслышали приближающуюся опасность и уже были начеку. Юлиус бросал взгляд во все стороны. Такая обеспокоенность тропаря не могла не пугать Хьюго.
— Они вышли на тракт с лесной тропы! — гаркнул Гестунблинд. — Шли за нами по пятам!
И чутье старого война не подвело.
Спустя миг путники увидели, как из рощицы вылетели всадники. Один за другим. Облаченные в черные доспехи, на вороных конях. Они возникли так неожиданно, как будто их призвали из преисподней. Голову мчащихся защищали топхельмы с золочением вокруг смотрового отверстия. В тяжелых латных доспехах они походили на бездушных големов. В железных рукавицах воины грозно сжимали копья. А кони! Лицо этих бестий скрывалось под тяжелой броней, шея была покрыта железными пластинами. И все это было черным, словно гагат, добытый в шахтах Хельмгольда. Это были отнюдь не те олухи барона, в рваных кольчугах и дырявых сапогах. При виде этой кавалькады хотелось просто бежать, удирать со всех ног. Хьюго почувствовал, как подкатила рвота. Хельмгольдцы и тропарь выглядели обескураженными. Даже они не рассчитывали на такой поворот судьбы.
