До сих пор киевские события развивались в рамках определенного сценария. Но вдруг они приобрели неожиданный поворот. Кто-то (имя этого человека в летописях не сохранилось) бросил в толпу мысль о том, что прежде чем уйти из Киева, необходимо расправиться с Игорем. Мысль эта не кажется спонтанной. Высказавший ее человек напомнил толпе далекую историческую параллель, случившуюся еще при Изяславе Ярославиче: «И рече одинъ человекъ: по князи своемъ радо идемъ, но первое о семь промыслимы, якоже и прежде створиша при Изяславѣ Ярославичѣ, высѣкше Всеслава ис поруба злии они, и постави князя собѣ и много зла бысть про то граду нашему, а се Игорь ворогъ нашего князя и наш не в порубѣ, но въ святемь Федорѣ, а убивше того к Чернигову пойдем»[153].
Сказанное неизвестным ставит перед нами ряд трудноразрешимых загадок. Главная из них: каким образом Игорь оказался в Киеве, к тому же не в порубе, как он содержался в Переяславле, а в монастыре святого Федора? Ведь весь сыр-бор, связанный с заговором против Изяслава, разгорелся из-за того, что Игорь содержался киевским князем как узник. Изяслав не обещал облегчить положение Игоря, поскольку не мог простить черниговским князьям их коварство. И все же Игорь оказался в Киеве, как будто специально был привезен из Переяславля на расправу.
Рис. 28. Захват восставшими киевлянами князя Игоря Ольговича в Федоровском монастыре
На защиту Игоря выступили Владимир Мстиславич, митрополит, тысяцкие Лазарь и Рагуил. Обращаясь к собравшимся, Владимир заявил, что его брат Изяслав не велел убивать Игоря, но остановить разгоряченных мстителей было уже невозможно. От Святой Софии толпа киевлян двинулась в монастырь святого Федора. Сев на коня, вслед за ней поскакал и Владимир, надеясь упредить убийц и спасти Игоря от неправедного суда. Когда он подъехал к мосту перед Софийскими воротами (ныне это перекресток улиц Владимирская и Большая Житомирская), там было столько людей, что протиснуться сквозь них не было никакой возможности. Тогда Владимир повернул коня направо и мимо Глебова двора поехал к Михайловским воротам, находившимся со стороны Михайловско-Златоверхого монастыря. Когда он наконец добрался до монастыря св. Федора, а тот располагался буквально в ста метрах от обоих ворот, там уже свирепствовала разъяренная толпа. Вот как рассказывает об этом Ипатьевская летопись: «Они же (киевляне. — П. Т.) устрьмишася на нь (Игоря. — 77. Г.), яко зверье сверьпии, и похытиша по обаю на обѣдни и въ церкви святого Федора и мантию на немъ оторгоша»[154].
Рис. 29. Надругательство киевлян над убитым князем Игорем Ольговичем: волочение его тела на Бабин Торжок
Игорь пытался воззвать к совести нападавших, напомнив им, что недавно они крест с ним целовали и обещали иметь его своим князем. Ныне же он ничего не хочет, но с помощью Бога принял монашеский сан и не хотел бы вспоминать прошлое. Толпа не слушала Игоря и вопила: «Побейте, побейте, побейте!» Те, которые стояли поближе, обрывали на Игоре одежду.
Будучи уже совсем голым, он снова взмолился к нападавшим: «О окаяннии не вѣсте ся что творяще, се бо творите невѣдиньемъ, аще и все тѣло мое наго, оставите нагъ бо изиидохъ ис щрева матери моея, и нагъ отиду»[155].
Видимо, понимая, что убийство человека в святой обители — большой грех, киевляне схватили Игоря и повели из монастырского подворья. В воротах его встретил Владимир Мстиславич. Соскочив с коня, он накинул на Игоря княжеское корзно и обратился к киевлянам с просьбой: «Братя моя, не мозите сего створити зла, ни убивайте Игоря»[156]. Киевляне не вняли просьбам Владимира, а продолжали избивать Игоря. С неимоверными трудностями Владимиру удалось вырвать его из рук толпы и скрыться за воротами Мстиславля двора, стоявшего в районе нынешнего переулка Десятинного. Игорь, как свидетельствует Лаврентьевская летопись, был спрятан на Кожуховых сенях, но преследователи нашли его и там. Выломав ворота, они ворвались во дворец, стянули Игоря с сеней и тут же убили.
Рис. 30. Перенесение тела Игоря Ольговича в Михайловскую церковь на Подоле
В Ипатьевской летописи говорится, что восставшие добили Игоря на княжеском дворе. Еще живого его проволокли с Мстиславого двора через площадь Бабин Торжок на княжеский двор и тут завершили свое черное дело. Случилось это в пятницу 19 сентября 1147 г.
К сожалению, на этом бесчинства не прекратились. Смерть Игоря не отрезвила толпу, жаждавшую зрелищ. Положив тело князя на воз, киевляне отвезли его на Подол и бросили на Торговище. Бросили как укор тем, кто не смог или не захотел принять участие в его убийстве: «И повергоша поруганью, беззаконии несмыслении, ослеплении оцима своима»[157]. Нашлись, однако, на Подоле и те, кто с сочувствием воспринял смерть Игоря. Они приходили к нему, касались его ран и запекшейся крови, полагая, что это поможет исцелению их недугов, прикрывали его своими одеждами.
Мы не знаем, как долго лежало тело Игоря на подольском Торговище, как не знаем и того, почему об этом ничего не ведал князь Владимир Мстиславич. Когда ему сказали, что Игорь повержен на Торговище, он приказал тысяцким Лазарю и Рагу илу ехать на Подол и заняться его похоронами. Здесь между тысяцкими и не названными по имени киевлянами произошел характерный разговор, который являлся, по существу, попыткой оправдать случившееся. На замечание тысяцкого, что, убив Игоря, киевлянам не худо бы подумать и о его погребении, те ответили, что это не они убили, а Ольговичи и Давидовичи, которые хотели лестью погубить нашего князя. Бог и святая София отвели эту угрозу.
Трудно сказать, был ли этот разговор в действительности или же он сочинен летописцем, стремившимся оправдать злодейское убийство Игоря кознями самих же черниговских князей и отвести подозрение в причастности к нему Изяслава Мстиславича. Когда Владимир послал гонца с известием о смерти Игоря к Изяславу, тот будто бы прослезился и сказал, что, если бы знал, чем это кончится, велел бы держать Игоря под стражей и подальше от Киева. Изяслав почему-то не придумал более надежного способа уберечь Игоря от расправы. Таковой, однако, предлагали черниговские князья. Надо было просто отпустить Игоря в Чернигов, а не держать его в порубе или под стражей в Федоровском монастыре. Понимая, что эта смерть будет поставлена общественным мнением ему в вину, Изяслав заявил, что ничего подобного у него и в мыслях не было. Он не только не приказывал убить Игоря, но и не учил этому других, и Бог тому свидетель. Разумеется, ближайшее окружение охотно в это поверило. Мужи Изяслава сказали, что это возмездие за нарушение черниговскими князьями крестного целования и их намерение убить его. Изяслав успокоился и сказал: «Что случилось, то случилось, все там будем, и Бог всему судья».
Иной была реакция на убийство Игоря в стане черниговских князей. Узнав от Владимира Давидовича страшную весть, Святослав Ольгович собрал свою старшую дружину и горько оплакивал смерть брата. Больно отозвалась она во всей Черниговской земле.
В Киеве тем временем продолжались страсти по Игорю. Тысяцкий Лазарь приказал взять тело убитого князя и отнести в церковь святого Михаила, так называемую «Новгородскую божницу» . Был поздний вечер, а поэтому решили оставить тело здесь до утра. Ночью, как сообщает Ипатьевская летопись, в храме случилось знамение великое: «На ту ночь Богъ прояви над ним знамение велико, зажгошася свѣчѣ вси над ним въ церкви той»[158]. Весть эту новгородцы (по-видимому, новгородские купцы) поспешили сообщить митрополиту, но его реакция была более чем сдержанной. Он решил утаить такую благодать Божью и запретил новгородцам рассказывать о ней.
