Мы не знаем истинных причин, побудивших императора отправить Олега в ссылку, но не исключено, что это каким-то образом связано с бунтом русских наемников в Константинополе. Около 1080 г. они без видимых причин ворвались в императорские покои, ломились в двери, стреляли в императора из луков. При этом все были пьяны. Охрана императора сумела овладеть ситуацией, наемники были сбиты с лестниц и заблокированы в одном из крепостных помещений. Когда опьянение прошло, они повинились в содеянном и просили прощения в императора. Оно было получено, но распространилось не на всех. Инициаторы беспорядков понесли наказание: их разослали по гарнизонам разных византийских крепостей, другими словами, отправили в ссылку[86].
Вряд ли Олег имел отношение к этому инциденту, но мог попасть, как говорится, под горячую руку. Греки после этого решили вообще отказаться от русских наемников и предпочли заменить их англосаксами.
В Тмутаракани тем временем произошли значительные перемены. Всеволод фактически лишил этот город княжеского статуса и направил туда не князя, а простого посадника Ратибора. В 1081 г. киевского воеводу изгнали из Тмутаракани два русских князя-изгоя — Володарь Ростиславич, сын отравленного греками князя, и Давид Игоревич. Великий киевский князь, связанный конфликтом с Полоцком, никак не отреагировал на это самоуправство.
Развитие событий, казалось, не оставляло никаких надежд родосскому ссыльному. Трудно сказать, как бы сложилась его дальнейшая судьба, если бы в Константинополе не случился очередной дворцовый переворот и к власти не пришел новый император.
В апреле 1081 г. Никифор III отрекся от престола и на византийский трон взошел Алексей I Комнин. В отличие от престарелого и безвольного предшественника, Алексей I был полон сил и развернул бурную деятельность по укреплению пошатнувшегося авторитета империи. Особое внимание он оказывал иноземным рыцарям, поступавшим на службу в Византию. Никита Хониат возмущался тем, что полноправные ромеи вынуждены были испытывать зависимость от «полуварваров». Однако так думали не все в императорском окружении. Евстафий Солунский, апологет императора Мануила Комнина, восторгался его умением привлекать на свою сторону благородных и полезных людей из других стран. Одним из таких нужных для империи людей оказался и Олег Святославич. Он был возвращен из родосской ссылки в Константинополь и приближен к императорскому двору.
Частью далеко идущего замысла Алексея I был, по-видимому, брак Олега со знатной гречанкой Феофанией Музалонис. Русские летописцы не удостоили это событие своим вниманием, однако его реальность подтверждена находками сфрагистического материала. Сохранились печати с надписью: «Господи, помози рабе твоей Феофании Музалон, архонтисе Руси».
В 1083 г. Олег возвратился в Тмутаракань, расправился с непосредственными виновниками своей ссылки и вновь занял княжеский престол этого далекого удела Руси. Конечно, без помощи греков о таком счастливом повороте судьбы он не мог бы и мечтать. Теперь же въехал в Тмутаракань, что называется, на белом коне. Но въехал уже не как вассал киевского или черниговского князя, а как подданный империи, которая таким образом перебирала от Руси верховные права на русское княжество. Подтверждением этого может служить сообщение Мануила Страворомана о том, что Алексей I сделал важные приобретения на «Боспоре Киммерийском». Признание Олегом Святославичем суверенитета императора кажется не только возможным, но и неизбежным. Потеряв связь с Русью и не обретя таковой с Византией, он не смог бы усидеть на тмутараканском престоле и нескольких дней.
Нет сомнения, что русский князь имел мощную поддержку и в самой Тмутаракани. За ним стояла «туземная» партия, которую составляли черкесы, осетины и половцы, видевшие в Олеге своего вождя и рассчитывавшие с его помощью умерить амбиции хазарской общины города. Не будь этого, вряд ли Олегу удалось бы его триумфальное возвращение на тмутараканский престол. Не будем забывать, что ему должны были противостоять два соперника — Володарь и Давид, имевшие в своем распоряжении сильные дружины. Но они так ничего и не предприняли для отражения претензий Олега. Можно думать, что Володарь и Давид были пленены сторонниками черниговского князя еще до того, как византийский корабль причалил к тмутараканскому берегу. Позже они были великодушно отпущены Олегом на Русь.
Второй период тмутараканского княжения затянулся на долгих одиннадцать лет. Никаких известий об этом этапе жизни Олега у нас нет. Единственное, что можно утверждать с уверенностью, так это то, что его ни на минуту не оставляла мысль о возвращении на Русь. При жизни великого киевского князя Всеволода Ярославича это было делом практически невозможным. Все главные престолы Руси находились в руках Всеволода, его сыновей и племянников (по линии старшего брата Изяслава), так что рассчитывать на их сострадание к изгойской доле Олега не приходилось. В родном Чернигове сидел Владимир Мономах, также не собиравшийся уступать его кому-либо. Наверное, у Олега имелись на Руси и сторонники. Достаточно вспомнить, как упорно стояли за него черниговцы в 1078 г. Конечно, этим добрым их расположением он был обязан не столько своим заслугам, сколько отцовской славе. Но как раз это и давало надежду на то, что земляки в конце концов примут у себя блудного сына. Нужен был только благоприятный момент.
Таковой наступил в 1093 г. Умер могущественный Всеволод — и ситуация на Руси изменилась. Авторитаризм сменился брожением среди князей. К тому же, как это обычно бывало при смене великих киевских князей, активизировались половцы, пытаясь прощупать на прочность нового главу Руси Святополка Изяславича. Олег чутко уловил, что пробил его звездный час. Заручившись поддержкой своих традиционных союзников — половцев, он летом 1094 г. осуществил стремительный бросок от Тмутаракани к Чернигову и осадил его. Штурмовать город ему практически не пришлось. Случилось невероятное. Владимир Мономах добровольно уступил его Олегу: «Вододимеръ же сотвори миръ со Олгомъ и иде из города на столъ отень до Переяславля, а Олегъ вииде в городъ отца своего»[87].
Позже в своем знаменитом «Поучении» Мономах объяснит свою капитуляцию тем, что сделал это из сострадания к невинным христианским душам, пытаясь предотвратить разорение сел и монастырей. Благородство Владимира достойно уважения, но, думается, оно было не причиной его поступка, а следствием. Ситуация складывалась не в его пользу. В городе несомненно оживилась боярская партия, желавшая видеть на черниговском престоле Олега Святославича. Горожане не поднялись на защиту Мономаха. С нападавшими дралась только его дружина: «И бишась дружина моя с нимь 8 днии о малу греблю»[88]. Не исключено, что Мономаху каким-то образом стало известно о готовности черниговцев отступиться от него, и он решил упредить ситуацию. При этом, разумеется, выторговав себе условия почетного ухода из Чернигова: «И ѣхахом сквозѣ полки Половьчскиѣ нъ въ 100 дружинѣ и с дѣтми и с женами, и облизахуся на нас акы волци стояще... Богъ и святый Борисъ не да имъ мене в користь, неврежени доидохом Переяславлю»[89].
Уход из Чернигова вместе с Мономахом всего лишь ста дружинников свидетельствует, что, несмотря на длительное его княжение в этом городе, глубоких корней в нем он не пустил и не стал для черниговцев своим князем. Владимир хорошо это понимал, и не случайно в «Поучении» замечает, что «вдахъ брату отца своего (Святослава. — П. Т.) место, а самъ идох на отца своего мѣсто Переяславлю»[90].
Таким образом, восторжествовала историческая справедливость. После шестнадцати летних скитаний Олега по миру он наконец обрел отцовское наследие. Правда, цена этого обретения оказалась слишком дорогой. Как отмечает летописец, рассчитался Олег со своими союзниками за помощь тем, что разрешил грабить окрестности Чернигова, убивать ни в чем не повинных русичей и уводить их в половецкое рабство.
