— Из этого всё ещё может выйти толк?.. — спросил сам себя. — Посмотрим. Сможет снова что-то сотворить — отдадим всё же в школу. Колдунцы на побегушках тоже иногда пользуются спросом.

— Даже колдунцу нужно пройти посвящение, — напомнила Шельви. — А это может откинуться, как только спустится в червоточину. Даже пары дней не выдержит. Тот, кто будет на регулярной основе пользоваться даже простой магией, должен иметь хоть какую-то выносливость.

— С каких пор тебя беспокоит жизнь этого?

— Меня беспокоят ресурсы, впустую выброшенные на то, чтобы это вырастить.

В каком-то смысле мать относилась к Алрефе добрее всех, по крайней мере называла «он», а не «оно» и «это». Всё ещё видела в младшем сыне личность, а не вещь.

— Не обеднеем. С тем же успехом могли завести домашнее животное. Но тут хоть есть шанс остаться в плюсе. Выживет — вернёт каждую потраченную на него монету. Это пока неважно! Одна удачная тычка ничего не значит. Нер, вынеси мусор, надоело видеть эти кривляния на полу.

Брат кивнул, нагнулся, схватил Алрефе за волосы, чтобы приподнять, и в таком виде по полу поволок до комнаты, по пути пересчитав бессильной тушкой ступеньки. Швырнул на пол, вырвав клок волос, хлопнул дверью и ушёл. Если бы не обсуждение, прерванное очередным занятием, Нермие обязательно задержался бы и хоть пару раз наподдал, но сегодня он торопился вернуться.

Алрефе с тихим стоном перевернулся на спину. Из-за сработавшего заклинание приступ немного отступил. Сил встать всё равно нет, но лучше сломанные рёбра и синяки, чем если опять начнёт тошнить кровью. Хорошо, что пока родственникам ничего не нужно, он предоставлен сам себе. Можно отлежаться.

«Если бы ты только захотел, смог бы ударить сильнее. И тогда он не успел бы отразить».

— Тогда бы я его ранил, — прошептал одними губами. — Не хочу. Достаточно же просто спугнуть. Делать больно... Неправильно.

Его первое заклинание всё равно стало атакующим. Даже если никто не пострадал, это всё равно очень расстраивало.

«Так считаешь только ты. Смотри — все вокруг причиняют кому-то боль. Это нормально, правильно, естественно. Выживает сильнейший. Сильнее тот, кто может прогнуть под себя остальных. Подчинить, запугать, убить. Тобой перестанут пренебрегать только тогда, когда начнут бояться. Чтобы боялись, ты должен делать больно».

То, что нашёптывала тьма, являлось истинным для этого мира, но отчего-то неприемлемым для Алрефе. Он сам не понимал причины. Ведь с детства учили иному. Ведь на самом деле не желал быть половой тряпкой. Ведь не хотел разочаровывать родителей. Так что же с ним не так? Откуда такая трусость и... То, что другие с презрением называли добротой. Алрефе не знал, что именно значит это слово. Наверное, что-то плохое. Какую-то болезнь или просто нечто ущербное, позорное, ненормальное.

— Значит, нет смысла выживать.

Отсюда в окно виднелся только кусок сероватого ясного неба. Неужели так везде? Из разговоров взрослых он знал, что существуют другие миры. Родители ещё поначалу упоминали, что младший слишком мягок, как те демоны, которые росли вне родины. Потом уже поняли, что дела обстоят гораздо хуже. Но что такое это «вне родины»? Где оно? Какие демоны там? Может, родись Алрефе в другом мире, для него всё же нашлось бы место? Вот бы оказаться за пределами родного города. Уйти настолько далеко, насколько хватит сил.

Побитый ребёнок, смотревший в небо, совсем не хотел отплатить, отомстить тем, кто над ним издевался, подсознательно понимая — они не могли поступить иначе, ровно как он не мог уподобиться им. И просто мечтал найти свой дом. Место, где его примут таким: сочувствующим, добрым, желающим созидать, а не разрушать.

Детские мечты, как и розовые очки, бьются стёклами внутрь. Поэтому Алрефе понимал: самое выполнимое, приближённое к реальности желание — умереть, не дожив до шести. Быть сожранным тьмой. Тогда не придётся причинять никому боль. Но жизнь достаточно коварна, чтобы подготовить нечто куда хуже.

За первым заклинанием шло второе, третье... Алрефе смог доказать, что та атака не была случайным выбросом магии, что у него действительно есть некоторые способности. Это мало изменило его положение дома, ведь презирали не только за неспособность колдовать. Здоровье постепенно начало выправляться: тело, которое с возрастом могло выдерживать больше магии, и регулярное сотворение заклинаний спасали от избыточного заряда. А вот доброта деваться никуда не спешила, оставаясь позорным клеймом.

На следующий год Алрефе пошёл в школу. Обычно демоны отправляли детей учиться в пять лет, а если кто-то начинал в шесть, значит, он отстающий. Стало ли это поводом для насмешек? Конечно! Задирать пытались даже те, кто откровенно не тянул учебную программу. Какая разница, что настоящий отстающий тут ты? Ведь вот тот длинный на год старше, а ещё не машет кулаками в ответ. Его можно толкать с лестницы, выводить из себя любыми способами, на какие хватит фантазии, подкладывать магические ловушки — в ответ либо проигнорирует, либо попросит оставить в покое, либо уйдёт куда-то — спрячется.

Выходки одноклассников не злили, скорее раздражали — он просто пытался спокойно читать, учиться, и печалили — казалось, что от мантии — обязательной части формы учеников магического класса — скоро живого места не останется, так часто приходилось ту штопать и отстирывать от всевозможной гадости.

Алрефе не хотел выделяться, считал, что быть особенным — что-то плохое. Ведь тот, кто привлекает внимание, обязательно становится мишенью. Среди демонов это всегда проблема. Тем, кто выделялся из-за силы, успехов, тоже спокойно не жилось — их постоянно кто-то хотел сместить с пьедестала, но они-то умели давать отпор, не сдерживали себя по дурацким причинам вроде «но другим же будет больно», «а если после такого они тоже станут мишенью для насмешек», «на пострадавших всем будет всё равно, а от меня помощь принимать откажутся».

Чтобы не выделяться хотя бы из-за возраста, Алрефе налёг на учёбу и в итоге смог перескочить через класс. На самом деле, ему и без этой причины нравилось учиться. После школы он часто заглядывал в городскую библиотеку, где однажды нашёл самые ценные сокровища — книги не по тёмной магии, первой из которых как раз стала книга о печатях Шелианны. Если освоить другие направления... Можно будет не только колдовать без вреда для других, но даже помогать им!

Только отрабатывать такие чары приходилось втайне. Родня не оценит усилия, направленные не в то русло. Проблем в отношениях с семьёй и так хватало. Ребёнок, боящийся вернувшегося с собрания родителя — обычное дело, но у страха Алрефе имелись особенно весомые причины.

В тот раз отец позвал его в кабинет особенно разгневанным голосом. Некоторое время молчал, прожигая взглядом, до предела натягивая нервы. Пока не ударил кулаком по столу и не крикнул:

— Ал, мне надоело выслушивать жалобы учителей!

От грозного тона родителя хотелось стать меньше муравья, исчезнуть, но Алрефе оставалось только стоять перед столом, виновато потупив взгляд. Раздался свист. Левую половину лица обожгло ударом плети. Закусив губу изнутри, Алрефе поднял голову.

— В глаза мне смотри, червь! Сколько ещё это будет продолжаться? Что ни собрание, то я слушаю, что из-за тебя в классе никакого порядка.

— Но я же ничего не делаю...

— Именно! Язык в жопу засунул и доволен! А класс после каждой перемены по десять минут успокаивать приходится.

— Я их вообще не трогаю! Они сами начинают лезть и беситься, — возмущённо заявил Алрефе, за что снова получил плетью. На этот раз по плечу.

— Так заткни их! В стол головой ткни, в стену, зубы выбей, в конце концов заклинание в глотку пихни! Чего я тебе как маленькому объяснять должен? К тебе лезут — ты виноват, твоя проблема. Учитель не должен тратить на это время.

Чёрные верёвки сорвали с Алрефе рубаху, обвили руки и подвесили над полом. Отец встал из-за стола. Совершая медленный обход вокруг сына, он от души бил того плетью. Сероватая кожа покрывалась полосами, рвалась, но оставалось только сжимать челюсти — каждый вскрик добавит по пять ударов.