— Снежан, вот объясни мне, зачем тебе эти подработки?!

— Я всё расскажу… но это очень долгая и непростая история…

— Конечно расскажешь! Вашу мать! Вот я уверен, что Сабиров точно в курсе, да? Все знают?! Один я, получается, не знаю?!

— Нет!! Только Каринка и Марат с Некитом… Мы ведь хорошо с ними общаемся с того года. Миша… Миша тоже знал.

— А я значит недостоин этой информации?!

— Да нет же! – воскликнула Снежка, судорожно заламывая руки. – Просто я не знала, как вообще начать этот разговор! Мне слишком многое пришлось бы объяснять. Но мне всё время казалось, что это не подходящий момент. Пойми, Егор, я не привыкла жаловаться… Это проблемы моей семьи, и я, как могу, решаю их сама.

— Снежан, твоей семье так сильно нужны деньги?!

— Да. У нас… много кредитов.

— Из-за чего?

Снежана зажмурила глаза, мысленно погружаясь в тот ужасный день. Который разделил жизнь их семьи на «до» и «после». Пришла пора всё рассказать. Что произошло с папой, почему они еле-еле сводят концы с концами, из-за чего она так рвётся в Москву в надежде, что это поможет хоть немного наладить ситуацию с кредитами, почему она вынуждена брать эти подработки. И почему она так ненавидит наглых самоуверенных мажоров, к которым раньше причисляла Егора.

Она должна быть перед ним честной. Если то чувство, что недавно зародилось у неё в сердце и правда любовь, настоящая искренняя любовь, то между ними не должно быть никаких секретов.

— Возможно ты что-то слышал… этой зимой была очень крупная авария на Нагаевском шоссе. Сначала она вызвала очень большой резонанс, а потом любые упоминания о происшествии очень быстро подтёрли, — горько усмехнулась девушка. – Только вот нельзя полностью всё стереть. Покалеченные судьбы… людей, которые погибли. Я думаю, тебе знакома фамилия Вичкович, владельца сети местных супермаркетов?

Егор медленно кивнул.

— А я вот раньше не знала… Хотя у нас два их супермаркета рядом с домом. И про сына его ничего не знала до того самого дня, пока он не решил сесть пьяным за руль в гололед. Я не представляю, как так можно было напиться. Зачем, почему… Шесть вечера, будний день, люди едут с работы, с учёбы, а ему… просто захотелось погонять. Конечно же он не справился с управлением и выехал навстречку. И да – большие деньги спасли и на этот раз. Если бы он не в Крузаке был, а на нашем отечественном авто, наверное, не так бы легко отделался. А жаль. Знаешь, это ужасно желать зла другому человеку, но мне правда искренне жаль, что на этом мерзавце не осталось ни единой царапины. У него, по-моему, даже сотрясения не было. А вот человеку, в которого он врезался – не так повезло. И людям, что стояли на остановке и в которых отлетели после столкновения несколько машин, тоже не так повезло. Второй водитель скончался через месяц после аварии от полученных травм. Ещё двое человек, которые стояли на остановке, погибли на месте. Шесть получили серьёзные повреждения. Среди них был мой отец. Он ждал меня из универа на остановке вместе с Чарли...

Снежка пошатнулась на последних словах, и Егор едва успел подхватить её. Потому что он застыл, точно был пригвождён к месту под действием леденящего ужаса.

— Понимаешь, у нас такой район… мне всегда было не очень комфортно возвращаться вечером домой. А в этом году местная гопота что-то совсем оборзела. С папой мне было не страшно, плюс с нами обычно шёл Чарли. Я тебе показывала его фотки, он у меня был очень большой и очень умный пес. Спокойный, послушный, понимал все команды. Только тогда на остановке он будто почуял что-то неладное, стал тянуть поводок, пытался увести папу подальше. И ему это почти удалось. Знаешь… если бы папа остался на том месте, на котором изначально стоял, он бы точно не выжил. Туда пришёлся основной удар от авто. Чарли смог немного увести папу и спас ему жизнь. Взамен отдав свою.

Егор с немым ужасом наблюдал как несколько стремительно скатившихся слезинок Снежаны превратились в два нескончаемых потока слёз. Егор порывисто прижал к себе девушку чуть дрожащими руками.

Если бы он только знал…

Снежка не выдержала и полностью дала волю слезам, сотрясаясь от горьких всхлипов, от боли и ярости, что уже давно томились в её груди, которые стали её вечными спутниками после всего произошедшего. Ей было безумно больно за папу, ещё совсем не старого мужчину, крепкого и сильного, который был настоящей опорой и поддержке им с мамой. И который теперь был прикован к постели. Больно за людей, чьи жизни оборвались в тот зимний вечер. И внутри у неё все пылало от чудовищной несправедливости – что такие люди как Вичкович в принципе существовали в этом мире. Что могли творить любой произвол, который им только заблагорассудится. И им за это совершенно ничего не будет…

— Я видела, как он пронёсся мимо автобуса, в котором я ехала. Но я даже не сразу осознала, что это вообще было. Я только потом уже поняла по громкому возмущению пенсионеров, что это какой-то ненормальный лихач чуть в нас не въехал. А за две остановки до моей мы встряли в огромную пробку. Водитель сказал, что там впереди авария, уже нагнали кучу полиции, скорую, и дальше нам не проехать. Я пошла пешком, пыталась дозвониться до папы, чтобы предупредить его, но он не брал трубку. И знаешь… я старалась всё быстрее и быстрее идти, будто чувствовала – что-то случилось. Если можно было побежать я бы, наверное, побежала, но было очень скользко. Я не понимала, что происходит, звонила ему раз за разом. А потом, когда стала подходить к остановке… Там уже было все оцеплено, и столько крови… я никогда в своей жизни не видела столько крови. Так много и такой яркой по сравнению с белым снегом вокруг. А потом я увидела Чарли, точнее то, что…. – Снежка не выдержала и ещё громче заплакала, уткнувшись лицом ему в грудь. А Егор всё сильнее и сильнее ощущал как у него самого глаза начинали жечь слезы. И дышать стало практически нечем. Но он должен был сжимать её в объятиях, целовать макушку и виски, и нежно гладить на спине, пытаясь хоть немного унять её нервную дрожь, которая сопровождала каждый горестный всхлип. Потому что чёрт возьми это единственное на что он сейчас был способен. И больше от него толку нет. Он вообще чувствовал себя сейчас каким-то жалким, беспомощным и никчёмным перед лицом того ужаса, о котором ему рассказала Снежка. И перед этой хрупкой девушкой, силе духа которой могли позавидовать многие.

И ещё он чувствовал себя виноватым. Так, как ни чувствовал себя никогда в жизни.

– Я узнала его ошейник. И тогда я всё поняла. А потом… кажется я закричала, и пыталась прорваться к остановке через полицейских. Потом были какие-то провалы в памяти, помню только, что я очень громко плакала и звала папу. Меня пытались увести, кажется, даже силой тащили к скорой помощи, или за нашатырём, или что-то вколоть, я не помню… И в этот момент позвонил Миша. Я вообще каким-то чудом услышала его звонок… Ты знаешь, что бы он не совершил после, но в тот вечер он приехал ко мне и очень сильно помог. А у нас было до этого всего лишь три или четыре свидания. Но он приехал сразу же… И договорился насчёт тела Чарли, и помог потом перевести папу в нормальную больницу и вообще решил много всяких организационных вопросов. Мама… её это все сильно подкосило. У неё у самой слабое сердце, а тут такое… И я первое время была совершенно в неадеквате. А он действительно помог, хотя ничего серьёзного у нас ещё не было. И потом… ну сам подумай, какая из меня нормальная девушка была в те дни? Мне кажется, я практически сутки напролет проводила в больнице. А когда меня сменяла мама, Миша забирал меня на машине и отвозил домой. И всю дорогу я у него там безостановочно плакала… Потому что при папе мне не хотелось плакать. Он был без сознания, но я знала, что он меня слышит и я не хотела его расстраивать. Я хотела, чтобы он знал, что я справляюсь. И что мы с мамой очень-очень сильно его любим и ждем, когда он очнётся… При маме я тоже старалась не плакать, и только с Мишей я могла хоть немного облегчить душу. И он меня слушал и поддерживал, как мог. Поэтому я не могу его ненавидеть. Для меня это будто два разных человека: тот, кто был со мной в те ужасные дни, помогал и держал меня за руку… и тот, кто потом изменял и попытался изнасиловать по пьяни. И я ничего не могу с этим поделать…