- Благодарю. Как вы здесь поживаете? – встал он рядом с ней, чтобы говорить тихо и не мешать службе. Перед матерью стояли Святополк и Ярополк, без особого понимания в глазах разглядывающие фрески на стенах и очевидно не слушающие речи священника.

- Слава Господу нашему! Живы.

- Я хотел поговорить с Изяславом, но его не было в тереме, и пришёл поприветствовать тебя. Почему ты не с ним? Мне сказали, что он ушёл любопытствовать какими-то диковинками.

- Бесовство, - перекрестилась Гертруда и, ненужная в постели, забытая в сердце, иногда в смирении своём она прятала попытки возвыситься добродетелью, - лучше бы он со мною здесь был. Вёл бы себя, как подобает христианину!

- Ты жена ему, выговори, повлияй.

Взгляд женщины, отчаявшийся, стал немного оскорблённым. Ей одновременно и хотелось попросить братьев образумить мужа, и не хотелось жаловаться, признавать своё бессилие.

- Кагану никто указывать не должен, - чтобы не злиться и закончить эту тему, Гертруда пробормотала: - Место ли и время для праздного речения? – указала она глазами вниз и, перекрестившись, всем своим видом призвала Святослава замолчать, присоединиться к одухотворённому проникновению в молитву. У него на это не нашлось ни времени, ни желания. Бросив взгляд вниз, он увидел брата Всеволода и осторожно, бесшумно пройдя обратно к лестнице, спустился к тому.

- Володша! – пробравшись к нему мимо прихожан, коснулся плеча.

- Свят! – обернувшись, обрадовался брат, и они обнялись. – Давно ли?

- Только с Днепра поднимаюсь. Хорошо, что ты тут! Какие новости в Киеве?

Лицо Всеволода потемнело, и он, поозиравшись, кивнул на выход:

- Идём, поговорим не здесь.

Братья покинули церковь и, оказавшись на улице, расправили плечи, не сгибаемые ощущением присутствия божьего на своих плечах под сводами святого места.

- Не знаю, с чего начать, с личной ли моей грусти, или заморских новостей… - вздохнул младший.

Святослав сразу подумал, что дело в Анастасии, потому как не увидел её с мужем на службе, а прежде они всегда были неразлучны.

- Настя? – спросил он. Всеволод кивнул:

- Потеряли мы наше нерождённое чадо. Не выносила…

- Мне жаль, - положил на плечо ему ладонь Святослав. – Как она сама?

- Хворает. Осталась в Выдубичах[4], там спокойно.

- А сынишка как? Владимир.

- Слава Богу. С нею там.

- Ну, даст Бог, будут ещё дети.

- Даст Бог, - покивал Всеволод, - наверное, за грехи наши какие-то…

- Володша, какие грехи? – взмахнул рукой Святослав. - Вы из нас самые непорочные и богомольные! Если уж из-за чего это и произошло, так от излишнего усердия в молитвах.

- Ох, Свят, не говори так, не гневи бога, - перекрестился брат, - разве ж от такого детей теряют?

- Нам неведомо, от чего так происходит[5]. – Они дошли до скамьи под деревом. На ней иногда отдыхали путники, идущие в храм или из него. Поскольку она была пуста, то братья сели. – А что за заморские новости?

- А это даже не знаю, хорошо ли или худо! Мы ведь писали письмо в Царьград к тестю моему, чтоб назначил нам митрополита вместо Илариона. Так вот недавно пришла весть о другом, из-за которой пока не до митрополита!

- Что же стряслось?

- Патриарх Римский предал анафеме патриарха Михаила! Отлучил его от церкви! А тот, в свою очередь, сделал в ответ то же самое. Отлучил от церкви патриарха Римского.

Святослав ничего не понял:

- Как это? Какое право они имеют отлучать друг друга от церкви? Их власть же дарована им Богом!

- Не знаю, Свят! Не знаю, кто там какие права имеет. А патриарх Римский заявляет, что Константинопольский ему должен подчиняться, что Рим имеет первенство…

- Как же он имеет первенство, если римляне распяли Иисуса, а христианами людей сделал Константин в Византии? Разве эти язычники не после переняли христианство?

- Ведать бы это, Свят! Я спрашивал у немцев и франков, они говорят, что Иисуса убили жиды. Настенька, конечно, говорит, что Константинопольский патриарх имеет неоспоримое первенство. Он запретил следовать тем обычаям, которых придерживаются на западе, причастие там совершают пресным хлебом! А ведь он преосуществляется в плоть Христову, как же он может быть пресным?

- А какая разница? – не понял Святослав, в отличие от брата довольно далёкий от религиозных тонкостей.

- Ох, Свят, при священниках такого не скажи! Не ровен час, и тебе анафему объявят!

- Я человек мирской, Володша, я просто задал вопрос. Квасной ли, пресный хлеб – если он преосуществляется чудодейственной божественной силой, есть ли разница божьему разумению, какой хлеб превращать?

- Есть, конечно! Пресным хлебом жиды свои таинства проводят. А они убили Христа.

- По словам немцев и франков?

- Да.

- Которые сами же теперь повторяют эту традицию? - Всеволод задумался. – Что ж они, тоже жиды, получается?

- Свят, мы с тобой люди тёмные, не церковные. Тут надо богословов спрашивать.

- Обязательно спрошу при случае, - ухмыльнулся Святослав, которого на самом деле это вовсе не заботило. У него были десятки других дел и проблем. – Я в Тмутаракань путь держу.

- Не припозднился ли?

- Успею до морозов. А обратно уж только с оттепелью. Тут всё спокойно? Кроме анафемы греки ничего не сказывали?

- Нет, больше ничего. От сестры нашей Анны вести были – послы из Парижа приезжали. Произвела на свет она второго сына. А муж её примирился с Нормандским герцогом, и в помощи вроде как пока не нуждается. Так что, у них всё ладно.

- Ну, и хорошо! Об Игоре что слышно?

- Да вроде бы и в Волыни всё ладно. А! За Шимона Офриковича тебе спасибо, Свят, он сказал, что ты его прислал!

- Я просто посоветовал ему, куда наняться на службу…

- Это очень пришлось к месту! В Переславе воев себе сыскать трудно, там до Киева всего ничего, вот все и предпочитают сразу великому князю служить, сюда едут. А тут такая дружина!

Святослав помолчал немного, а потом всё-таки решил рассказать, в каком состоянии застал в Смоленске другого их брата. Всеволода и просить не пришлось, он тотчас заявил, что напишет письмо, и с поддержкой Оде, и с осуждением Вячеславу:

- Нельзя так венчанный брак осквернять, нельзя! – запричитал он, но быстро успокоился, начав рассуждать, как образумить брата. Святослав заметил, что без Анастасии Володша реже ссылается на Святое Писание, и чаще пытается сообразить по-житейски.

Поговорив обо всём, они разошлись. Один обратно в церковь, другой в княжеские терема. Там Перенег и Глеб кидали кости, играя на щелбаны.

- Что, бездельники, получше занятия не нашли? – улыбнулся вошедший Святослав.

- А что тут ещё делать, тять? – затряс чашку мальчишка, уже видевший Киев, а потому не рвущийся восторженно гулять по городу. Чернигов был совсем не хуже. – Где Святополк? Я бы с ним поиграл.

Перенег брынькнул ему пальцем по губам, как по струнам:

- Прекращай к отцу по-детски обращаться, чай уже не дитё. Он отец.

- Святополк со своей матерью, великой княгиней в церкви.

Глеб недовольно поморщился:

- Он же старше меня, почему до сих пор с мамой ходит?

- Тебя забыли спросить! В церковь ходят с кем угодно, - Святослав подсел к ним третьим, - сам-то по маме ещё не соскучился?

- Нет! – расплылся Глеб, довольный, что совсем как взрослый отправился путешествовать с отцом.

- А я уже соскучился, - вздохнул князь, подперев щёку кулаком.

***

Вечером он всё-таки нашёл Изяслава, и они уселись поговорить после ужина. За трапезой присутствовало слишком много людей: бояр, купцов, дружинников – поэтому пришлось подождать минуты поудобнее. Святослав не стал рассказывать Всеволоду о небольшом конфликте, вышедшем в Новгороде, да и сейчас старался не вспоминать об этом. В конце концов, не теперь, так позже он и сам бы поехал в Тмутаракань, ведь там давно не было никого из Киева, а за порядком следить необходимо.

- Как чудь повоевали? – между делом, безмятежно, без акцентов и упрёков спросил Святослав.