Принявший поданный ему кувшин с водой, утоливший жажду Перенег поклонился вышедшей Киликии:

- Доброго здравия, княгиня!

- И тебе, добрый вестник! Всё ли хорошо?

- Иначе и быть не может, - просиял он, подмигивая.

- Долго вас не было. Я от Святослава грамотку ещё две недели назад получила, если не далее…

- Завернули немного в Новгород.

- Отпусти из дому! – в шутку поругалась Лика, нетерпеливо предвкушая долгожданную встречу. – Назад потом не загонишь…

- Мой дом, княгиня, в седле, а седло там, куда князь направит.

Святослав тем временем спешился за воротами, отдал коня челядину. Он тоже издали увидел, что жена стоит на крыльце и ждёт его. В груди разожглось и, приосанившись, забыв о дорожной усталости, князь быстрым шагом подоспел к Киликии. Плевав на всех, кто присутствовал во дворе, прижал её к себе и тесно обнял, сомкнув кольцом сильных рук. Лика закрыла глаза, счастливая и успокоенная его возвращением. Ткнулась носом в плечо, до которого едва доставала, хотя не была миниатюрной. Оторвавшись, чтоб полюбоваться родным лицом, она подняла ладонь и коснулась густой мягкой бороды.

- С возвращением, любовь моя.

- Как дети? Как ты?

- Все в здравии.

- Ты – ангел дома моего, - улыбнулся Святослав и, поцеловав её в лоб, шепнул: - Соскучился.

- Куда ж ты в такой дождь ехал? Промокший, застудишься!

- Согреюсь, - многозначительно впился он ей страстными глазами в глаза, - возле тебя мне холод неведом. И дождь не стена, сквозь ехать можно!.- Против воли оторвавшись от жены, он огляделся, уловив спешные отвороты голов: зеваки не преминули поглазеть на воссоединение княжеской четы. Только Алов и Скагул стояли, продолжая прямо смотреть и приветствовать приезд хозяина. А Глеб, прибежавший за матерью, получил возможность втиснуться и прижаться к отцу. – Ну, надобно б и баню затопить с дороги! Чумазый и грязный я, как чёрт! Скагул, будь ласков, распорядись!

Киликия ждала в княжеской спальне, зная, что прежде, чем идти ужинать, Святослав заглянет сюда. Он не позволял себе являться к ней немытым с дороги, неопрятным, всегда сначала приводил себя в порядок. На Волыни до них никому не было дела, и они, бывало, шли в баню вместе: она тёрла ему спину, поливала из ковша. Но здесь они оказались в центре внимания, и боярыни то и дело норовили сообщить Лике, как у них тут принято, какой заведён порядок. И в этот порядок не входили общие помывки жены и мужа. У холопов – можно, а у князей для того челядь имеется, чтоб подсоблять в бане.

Святослав вошёл в свежей рубахе, в новых штанах, пахнущий травами, берёзой и хмелем. Вошёл, наклоняясь в дверном проёме – редкий умещал его во весь рост, разве что церковные порталы. Распустившая свои длинные чёрные волосы, Лика подалась было вперёд, к нему, но так и осталась на кровати, заметив изменившееся выражение лица мужа. Брови его опустили тень на светлые глаза.

- Что с тобой, сокол мой? – посмотрела она на него. Святослав молча прошёл к кровати. Поставив руки в бока, оглядел спальню. Не глядя на жену, произнёс:

- Алов сказал, что Всеслав здесь был в моё отсутствие?

Княгиня глубоко вдохнула. Вот уж кого ей не хотелось бы вспоминать сейчас, в такой радостный момент! И что это за намёки?

- Здесь?

- В Чернигове.

- Да, проездом.

- Зачем же он заехал? – теперь глаза Святослава, суровые, злые от ревности, уставились на неё.

- Алов должен был тебе это сказать. Передал мне письмо от брата, отметил свой языческий праздник и уехал.

- И вы тоже с ним его отмечали! – пока ещё спокойный, голос князя всё же звучал грозно.

- Бояре захотели. Мы поехали посмотреть. Мы не отмечали, а любопытничали, - улыбнулась Лика кокетливо, дотянувшись до руки супруга и призывно её погладив, - иди ко мне…

- И что твой брат пишет? Что-то важное? – вроде бы начав оттаивать, Святослав всё же пытался сохранить важность, серьёзность. Он безмерно ревновал Киликию, но, хотя доверял ей так же сильно, князь подготавливался к тому, чтобы сказать о своём очередном отъезде, а это предвещало бурю, гнев со стороны Лики. Значит, надо было сделать её хоть немного виноватой, показать, что у неё нет права злиться на него, ведь и она его разозлила. Семейная дипломатия.

- Да так, о домашних мелочах.

- Али Всеслав тебе любовные записки подаёт? – прищурил глаза Святослав.

- Любовную записку я бы порвала и бросила ему в лицо!

- Могу я взглянуть на эту византийскую весточку? – не сомневаясь в словах жены, князь всё же иногда был заносчив в проявлении характера. Упрямый и гордый, он не мог бы взять, и быстро сдаться, показав, что подозрений никаких и не было.

- Какой же ты досужий! – Лика встала и подошла к коробу, где хранила письма или важные записи. Ей скрывать было нечего, поэтому она даже не обиделась на допрос и требования доказательств. Ей нравилось, что Святослав, наконец, забыл о своих княжеских делах, и увлечён ею, думает о том, как она проводила время без него. Совсем как раньше, до смерти кагана Ярослава. Открыв крышку, Киликия стала перебирать берестяные и пергаментные листки. Письмо от брата лежало сверху, поэтому её сразу изумило, что оно не попалось на глаза. Теперь его не было. Лика наспех поворошила содержимое короба. Казалось, что она в упор не видит того, что должно там быть. Сглотнув, княгиня попыталась не показать Святославу, что не имеет того, о чём он спросил. Однако весть от брата не появлялась, и Лика вытряхнула всё из короба на сундук, начав разбирать и просматривать каждый клочок.

- Что? Нет его? – удивился Святослав. Ведь он так, упорства ради допытывался, веря во всё, что сказала Лика. Она обернулась к нему:

- Должно быть, завалилось куда-то… Может, я его в другую светлицу унесла, туда, где ответ писала?

- Странно оно как-то запропастилось, - скрестил руки на груди Святослав, теперь по-настоящему начав переживать. А если домогательства Всеслава не шутки? Если он способен обольстить его жену?!

- Мне его Скагул передал! У него можешь спросить, что оно было!

- Скагул читать не умеет, что он скажет? Да, было, но что в нём написано и кем?

- Господи, неужели ты думаешь, что я стала бы хранить записку от Всеслава?! Этого… этого безбородого дикаря, пахнущего псиной!

- Не стала. Видимо, ты прочла её и сожгла.

- Не говори таких нелепостей! Не писал он мне ничего!

- Тогда где письмо?

- Не знаю! Оно было здесь… - Киликия только начала задумываться, как её озарила догадка: - Альвхильд!

- Причём тут она?

- Алов разве тебе не сказал, что она пропала, когда уехал Всеслав?

- Он сказал, что она пропала, но без подробностей. Так, она исчезла в день отъезда полоцких гостей?

- Да! Она могла забрать его…

- Зачем?

- Откуда мне знать? По наущению Всеслава? Чтобы мы с тобой поругались?

- А зачем ему это, если он за тобой не увивается? – подошёл к жене Святослав, уже по-настоящему бушующий ревностью. Попадись ему сейчас Всеслав – переломал бы ему все кости. – Значит, увивается?

- Он просто любезен.

- С чужими жёнами не любезничают! Если те сами повод не дают…

- Я не давала!

- Откуда мне знать?

- Я вины не имею, и оправдываться не собираюсь! – отвернулась она, начав убирать всё высыпанное обратно в короб. Святослав схватил её под локоть и развернул обратно к себе:

- Не зли меня, Лика!

- А что я могу ещё сделать, Святослав Ярославич? Клясться перед иконами?

- Не называй меня так, - сбилась с него слегка спесь. Киликия обращалась к нему так только если была сильно-сильно задета и обижена. Вместо уважительности в этой официальности чувствовалось унизительное пренебрежение и отчуждение.

- А ты со мной так не разговаривай!

- Я муж твой! Я могу с женой говорить, как пожелаю!

- Тогда другую себе жену найди, а я в Царьград уеду, к отцу и братьям!

- Прекрати вечно вертеть мною, злодейка! Ты мою веру в брак знаешь, я другой жены иметь не могу и не желаю, одна только быть должна. А вот женщину я себе вторую заведу – тихую и покорную, которая не станет из меня верёвки вить, как ты! Я же князь, Лика, ну имей же ты совесть, - ласковее провёл он по её плечу ладонью, поднял руку выше и нежно коснулся пальцами щеки.