- Ростислав, пойми же, что мы не обидеть тебя хотели или унизить! Так всем нам будет лучше. Позволь говорить с тобой наедине.

- Что ты ему такого нашептать собрался, князь? – прищурился Порей.

- Ничего. Только смелости хочу ему прибавить без ваших взглядов.

- Они меня не смущают! – защитился Ростислав. Покосился на дядек и, набравшись решимости, указал в дальний угол Святославу: - Отойдём.

- Али ты боишься, что я зло тебе причиню?

- Если вы попытались изгоя сделать из братанича, кто знает, что ещё у вас на уме? – ядовито выдал Порей. «Как они обижены за своё положение! – подумал Святослав. – Им дела нет до положения Ростислава. Ну, может, Вышата любит его, потому как был искренним другом Владимира. Но в Новгороде, конечно, им было лучше, там, при Остромире, они чувствовали себя истинными хозяевами, Ростислав зависел от них, а тут скорее они от него. И тем подтверждается наша с братьями правота, что мы поменяли им место».

Отойдя вдвоём к красному углу, под образа, князья Ярославова рода перекрестились перед иконами. Святослав тихо сказал:

- Так оно вернее будет – под святыми ликами. Не обманем. Веришь?

- Я верю тем, кого хорошо знаю, - предусмотрительно сказал Ростислав.

- Оно мудро. Но, вот что, братанич. Не все люди, что с нами рядом, ближе нам по духу, чем те, кто далеко.

- Чего ты боялся сказать при дядьках? – нетерпеливо напомнил юноша. «Тороплив ещё, не обит жизнью» - подмечал Святослав.

- Того, что не понравится им. Новгородские и киевские бояре друг друга не любят, известно тебе это?

Помолчав и подумав, Ростислав ответил:

- Известно.

- Новгородцы хотят отделиться от Киева, разорвать Русь в угоду своему тщеславию, своей алчности. Сам мне скажи, разве не прав я? Не собиралось в Новгороде вече, чтобы обсудить подобное после смерти кагана? – Святослав не знал наверняка, но успел подсобрать в пути слухов на переправах да во дворах, где останавливались путники и можно было насытиться. Они с Перенегом, стараясь не показывать того, кто они, услышали, что какое-то собрание в Новгороде по весне было. И не приходилось сомневаться, что заведовал им Остромир. Молчание Ростислава подтверждало точность этих сведений. Стало быть, близко всё было к тому, чтобы восстать против Киева, а то и вовсе пойти на него? – Можешь не говорить, - вздохнул Святослав, - нрав новгородских бояр всем известен…

- Как и киевских, - шепнул племянник.

- Никто не спорит. Но не нам с тобой установленное пращурами переделывать! Великий Олег[4] назвал Киев столицей[5], а потому из него правят, а не из Новгорода.

- А пращур Святослав хотел столицей видеть Переяславец[6], что ж теперь? Оттуда приказов ждать будем?

- Прадед Святослав, в чью честь меня назвали, завоевать его не смог, не о чем потому и говорить, и делить шкуру неубитого медведя глупо! – чувствуя, что Ростислава всё же воспитали с почтением к старшим, и он теряется при авторитете стрыя, тот снисходительнее изрёк: - Мы твоя кровная семья, братанич. Все усобицы всегда возникали, когда ладу не было меж братьями. Не позволяй никому навострить себя против нас. Мы не враги тебе, а мною одно только движет – укрепить Русь и сохранить её в мире и согласии! Если мы разорим её войнами и неурядицами, что передадим сыновьям своим, как некогда отцы наши передали нам? Ты юн ещё, тебе того, может, не понять, а у меня четверо будущих мужей растёт. Хочу ли я дать им достойное наследство или вечные проблемы и склоки? Никому я не хочу проблем.

Ростислав покосился на оставшихся в стороне воевод. Приосанился.

- Я уже не так юн, как тебе кажется, стрый. На грядущий год жениться собираюсь.

- Слыхал. Дочь Вышаты невеста твоя? - Молодой человек кивнул, закусив нижнюю губу. – Хороший выбор, всё же, тоже родичи…

- Не наболтались ещё? – вмешался Порей. Святослав перевёл дыхание, чтобы не разозлиться. Ему уже хотелось обнажить меч и приложить этого аспида на месте. Но силу первым применяет тот, кто менее умён. И он отошёл от братанича, преобразив уста улыбкой.

- В самом деле, успеется! Я ведь не на один день приехал, - откланялся черниговский князь, оставляя бывших соратников, а теперь противников негодовать и пропитываться до удушья гневом. Праведным ли или греховным – рассудит Бог.

На крыльце ждал его Перенег с дружинниками. Мужчины наслаждались погожим деньком, ожидая для полной услады трапезы, сдобренной мёдом. Заметив вышедшего Святослава, его ратный друг слез с перил, восседая на которых разглядывал горожанок и покачивал ногой.

- Ну как?

Спустившись из-под козырька, князь прищурился на солнце, и гримаса на лице стала соответствовать впечатлению, полученному на «аудиенции».

- Ожидаемо. Ростислав под властью дядек, без них ничего не решает. Они подтолкнут его к мятежу, если почувствуют возможность победить. Поэтому нужно переманить его каким-то образом на нашу сторону, а пока этого не произойдёт – не давать ни с кем столковаться и обзавестись союзом.

- Есть идеи, как переманить?

- Найти бы ему другую невесту, вместо дочери Вышаты, да желательно более родовитую, чтоб братанич понял, что мы ему добра хотим.

- Юных княжён в округе не сыскать. Поди как ваш батюшка, придётся искать из дальних краёв.

- А что делать? Поищем.

- Я тут перекинулся парой слов с одной холопкой… - начал Перенег. Святослав повёл бровью, дивясь непроходящему умению воеводы стакнуться с какой-нибудь девицей.

- И?

- Она в услужении князя. Молвила, что ближайший, сердешный друг Ростислава – внук Остромира, Ян Вышатович.

Князь припомнил юношу возле братанича, и согласился с выводом, что тот был похож на воеводу. Ох уж оплели тенётами!

- Предлагаешь повлиять через друга? Или тоже найти замену?

- А оно как пойдёт. Что лучше выйдет – то и сделаем.

Святослав засмеялся, похлопывая Перенега по спине:

- Идём, нужно подкрепиться, отдохнуть и навестить кое-кого ещё…

С некоторого расстояния, наполовину за углом одного из теремов, на них смотрели две пары чёрных глаз. Лютый, муж с хищными чертами и с серебряными прядями от висков, сказал второму:

- Дождёмся, когда Ростислав выйдет куда-нибудь один.

- А если он без свиты не ходит никуда?

- Тогда проберёмся к нему в горницу. Всеслав сказал – чтоб никаких приближённых!

- Я помню.

- А пока разведаем подробнее, чем здесь дышат и захотят ли заключить договор с нами.

Его спутник, Рёдварг, плотоядно осклабился. Кажется, в Ростове была удобренная для заговора против Ярославичей почва.

Примечания:

[1] Стрый – дядя по отцу

[2] Волжская Булгария, не путать с Болгарией на Чёрном море. Булгария была населена различными племенами: тюркскими, финно-угорскими, кипчакскими, с Х века приняла ислам и имела крепкие связи с персидскими и арабскими странами

[3] Чудь – собирательное название финно-угорских племён, основным из которых в Ростове было меря – изначальное население этих территорий. В описываемый период меря по-прежнему занимали немалую часть Ростова, оставаясь язычниками и говоря на своём языке. Ростов был по сути границей христианского мира – крайним городом Руси, дальше которого, за Волгой начинались неизведанные земли

[4] Имеется в виду Олег Вещий. Великим его не называли, я вкладываю это слово в уста Святослава самовольно

[5] Имеется в виду известная летописная фраза «Киев – мать городов русских». В оригинале летописи стоят слова «мати градом», но такое разделение – интерпретация поздних историков, в древних летописях отсутствуют пробелы между словами, и ученые членят их по своему усмотрению, исходя из контекста. Поэтому «матиградом» скорее всего калька с греческого «метрополией» - столицей. В летописях хватает греческих слов, но летописцы многое переводили, как понимали, поэтому и появлялись «странные» термины

[6] Отец Владимира Крестителя, князь Святослав, действительно хотел перенести столицу в Переяславец (на Дунае), ради чего и устраивал походы на Болгарию. Киев ему, исходя из летописных данных, не нравился и он стремился перебраться южнее. В этом плане древнерусская история несколько схожа с древнекитайской: каждый новый князь\царь выбирал город себе по душе и обустраивался там: где была его резиденция, там и кипела жизнь. Лишь позже появилось понятие столицы – главного города