- Батюшка с возрастом стал очень набожен. Изяслав не такой.

- Он потворствует возвращению старых поганских обычаев, - сказала Настя, подойдя к слюдяному окну, выходящему во двор, где вчера кружились и пили дружинники, бояре, гриди, где бренчали по струнам и били в барабаны. На Подолье, сплетничала челядь, мужики занимались давней забавой – мерялись силами в кучной, кулачной драке, разбивали друг другу носы и лица «в шутку»!

- Нет, не говори так! Брат верует в Бога единого. Если что и заставляет его попустительствовать, так это присутствие нечестивого Чародея! Изяслав считает, что ему нужно угождать, дабы не развязать ссоры.

- Всеслава надо держать подальше от кагана, но твой брат, похоже, находит приятным общение с ним.

- Полоцкий язычник скоро уедет. Да и мы, не переживай, уедем в Переслав, подальше от шума и всей этой суматохи…

- Как ты не понимаешь! – развернулась Анастасия и, подойдя к супругу, взяла его в руки в свои, посмотрела ему в глаза. – Мы не можем сейчас далеко уехать и оставить Изяслава Ярославича одного. Ты же видишь, он не так крепок в вере, как ты! Ему нужны советы, его нужно направлять. Ты должен делать это!

- У него для советов есть Святослав, - попытался Всеволод сделать вид, что ему неинтересно воспитывать старшего брата. В какой-то степени ему это и не было интересно, но душа, часто возмущаясь и морализаторствуя, желала наводить порядки, установленные в источнике их веры – в Византии. Греческое благолепие и чинность, принесённые Владимиром из Корсуни, нуждались в защитнике. В окружении красноречивых и убедительных умных мужей, приехавших когда-то воспитателями, спутниками и помощниками принцессы Византийской, он не просто веровал, но верил в необходимость распространения веры, что периодически обсуждалось и постановлялось греческими священниками и книжниками.

- Святослав хороший воин, я знаю, что он мудрый человек, но в делах христианства он не понимает так, как ты.

- Значит, ты хочешь остаться в Киеве?

- Нет, конечно, нам надо будет поехать в доставшуюся тебе волость. Но долго отсутствовать не стоит. На нас тоже лежит ответственность. Ты – Ярославич! Под твоей рукой должна процветать праведность.

- Ты права. Да, нам стоит быть рядом с Изом. Иногда его поведение оставляет желать лучшего, - Всеволод вспомнил, что ему сказал один из гридей, будто бы в теремах великого князя опять уже какие-то дела решаются, прямо с утра. – Я схожу к нему и сейчас.

Переславский князь по сеням прошёл к торжественной зале, не нашёл там никого, оттуда опять по сеням к парадному крыльцу и ступил на него через главную дверь, появившись со спины великого князя. Тут же был и Святослав, стоявший у вынесенного резного высокого стула, на котором восседал самый старший Ярославич. Перед ними непривычно притихшими и смиренными стояли внизу, у лестницы на крыльцо, одиннадцать крепких мужчин. Большая часть из них – варяги, но затесалось и трое славян. Этих блудников и разбойников похватала самая верная и дисциплинированная дружина Святослава во главе с Перенегом, сохранившая трезвое здравомыслие во время всеобщего гуляния; кого схватили сразу ночью, кого найдя поутру. Напившись и расхрабрившись, они устроили на Подолье своеволие, кого-то избили, у кого-то погромили хозяйство, а ещё снасильничали над несколькими местными жительницами, пять из которых были ещё не выданные замуж девицы. За то, что их попортили, пришли жаловаться родичи, отцы и дядьки. За оскорбление жён пришли требовать наказания мужья. Их с трудом удалось оттащить от виновных, предупреждая бой и самосуд. Кровную вражду с самого начала правления пытался истребить Ярослав, да и само по себе убийство было великим грехом. Однако злость людская часто застилала глаза, и не закон светский, не закон божеский не могли остановить преступления.

- Придётся вам всем платить виру (3), - сказал, оглядывая пойманных, Изяслав. Он чувствовал за плечом тяжёлое присутствие Святослава и знал, что тот сейчас думает. Брат ведь нашёл его ночью тоже разбушевавшимся, великий князь сам приставал к какой-то девице, догнав её с телохранителями своими у избы, сломав плетень. Святослав успел вовремя, предотвратил. Бросил гривну на починку ограды перепуганным отцу и матери, которых держали воины, увёл Изяслава. Конечно, кагану бы ничего не было, кто его осудит? У них даже митрополита пока нет. Но каков был бы позор! Каково бы было людское недовольство! «Да и без всякого, - думал Святослав, - была бы кара или нет, нельзя вести себя так, самому думать надо, как можно, а как не можно! Вот уеду я, и что будет? Всеволоду бы решительности поболее! Голова-то на плечах у него есть».

Здесь же стоял и священник Святой Софии. Дело посрамления и изнасилования было церковным, потому виру полагалось заплатить в пользу церкви, а потом уже пострадавшим. Сверившись с Правдою (4), записанной при Ярославе, и Уставом, Ефрем огласил размер оплаты за одни деяния и за другие.

- Ну, - кивнул толкущимся у стен хором родичам обиженных девок Изяслав, - укажите, кто именно честь поругал? – Перетаптываясь и почёсывая лбы, мужики безмолвствовали. – Чего молчите? Говорите! Не вас тут наказывать собираемся.

- Да такое дело, великий князь, - выступил один, клоня голову и не смея смотреть в лицо кагану, - темно-то как было… кто же их разберёт? Мы угадать не можем.

- Так дочерей своих приведите!

- Сраму убоятся! Да и тоже не совы, в ночи не бачат (5).

- Что ж делать мне с вами? – вздохнул Изяслав и опять воззрился на нарушителей и негодяев. – Осрамление на вашей совести, коли есть она у вас, и, важнее оплаты, искупить свой грех! Кто сам признается, те пусть женятся на обесчещенных девицах, вместо виры.

Всё равно уплата шла не в его казну, и Изяслав проявил себя милостиво и щедро.

В воздух сразу взмыло семь рук. Святослав засмеялся над жадностью наёмников. Они служили тут ради богатства, ходили в походы ради грабежей, обожали злато и серебро, любили чувствовать вес набитой сумы. Им жениться, конечно, было лучше, чем расставаться с заработанным. Не этот, так следующий сезон – уплывут в свои снежные страны обратно, а названных жён тут оставят и забудут.

- Девиц всего пять, на всех не хватит, - напомнил, сквозь смех, Святослав. – Вы хотя бы крещённые?

- Нет, конунг! – сказал один из варягов, со шрамом через всё синее от татуировок лицо, без пальца на руке, лежавшей на пустых ножнах. Оружие у них отобрали, как взяли под стражу. – Но ради этого готов креститься!

- Вот что, - надумал Изяслав, - ступайте с родичами к девкам, пусть те сами выберут! А ежели не захотят за вас замуж вовсе, тогда придёте и заплатите, - он кивнул своему воеводе, - Ратша, проводи с дружинниками и проследи.

Народ стал выходить за ворота детинца, побрёл кое-как удовлетворенный и успокоенный по Боричеву спуску. Ефрем, поклонившись, ушёл, а за ним покинул Ярославичей и святософийский поп. Братья остались на крыльце одни.

- Это ты хорошо решил, - похвалил старшего Всеволод, - несколько душ обретёт спасение через крещение. Так бы их не всякий уговорил, а теперь станут христианами!

- На словах только, - хмыкнул Святослав, - что от таких толку?

- Но пока они не крещённые, не стоило впускать их сюда.

- Они с краю постояли, скверной ничего не замарали, - язвительно сказал Изяслав младшему из присутствующих, - ты уже Всеслава от ворот разворачивал, хватит этих глупостей…

- Это не глупость!..

- А полоцкий князь, может, - посмотрел на Всеволода Свят, - до сих пор обиду в сердце таит. Откуда нам знать?

- Да брось! – махнул, хохотнув, каган. – Всеслав отходчив и любезен. Я не знаю, что там за слухи о нём ходят в полуночной стороне, но по мне – это всё чушь! Характер у него чудесный, нрав добрый.

- Нет дыма без огня.

- Свят, не нагнетай. Довольно с меня и Володши, - указал на третьего Изяслав.

- Я не нагнетаю, но хотел поговорить с вами как раз из-за Полоцка. Смоленск прямо на границе с княжеством Всеслава. Места эти глухие, неизвестные и не всегда спокойные. Может, не стоит Вяче ехать туда? Он сейчас не в состоянии быть хранителем путей и границ, а ты помнишь, как нагло Всеслав присвоил себе там кусок земли.