Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Луи просиял и хлопнул в ладоши:

— Вот это, я понимаю, дух! У нас получится, обещаю тебе. На балах в России твое имя будет у всех на слуху!

— Ладно, не будем загадывать, лучше пойдем и поговорим с этими раскрашенными куклами. С кого начнем?

— Видишь ту даму с каштановыми волосами и бриллиантовой диадемой? Мадам Шан-Рикар, самая богатая вдова Парижа. Начнем с нее. Уверен, что она отнесется к твоему делу сочувственно. Тут все вокруг ищут свежую кровь. Смотри на меня и учись.

Николь взяла его под руку, и они вернулись в зал. Вдова Клико, повелевающая этим залом, собой и процветающей винной империей, со своим верным и очаровательным коммивояжером.

Франсуа был бы в полном восторге от чистого веселья и дерзости всей этой затеи.

Глава седьмая

ПАРИЖАНКА

Декабрь 1805 года

По республиканскому календарю: нивоэ, год XIV

Предновогоднее утро. Всего один день — и закончится этот кошмарный год.

Николь привстала из подушек, пухлых, как зефир. Подтянула к подбородку путаницу из полотняной простыни и кашемирового одеяла, оттолкнулась ногами от прохладной кровати и спустила их на холодный гладкий пол. Постель пахла духами Терезы, солнце просвечивало в щели тяжелых штор, танцевали в лучах пылинки. Выкрики, хлопанье дверей, топот детских ножек на полную мощь пропитали весь огромный дом мадам Тальен на Рю-де-Бабилон.

Где-то в миллионе миль отсюда остались Реймс и все пересуды насчет того, чтобы похоронить Франсуа на перекрестке дорог. Тяжело висела пыль, переливаясь на свету и исчезая во мраке.

Николь встряхнулась. Хороший день сегодня: Франсуа был второй мыслью после пробуждения, а не первой. Через Рождество она пронеслась в бурном, цветущем букете устроенных Терезой вечеринок, суаре, карточных вечеров и спектаклей. Ванильный вкус света восковых свечей, череда обманутых поклонников, все это сдобрено нотой скандала и дебоша. Головокружительный эликсир для лечения горя. Сама Николь стала куклой Терезы. Ее одевали, таскали с собой, демонстрировали, с ней играли, когда только хотелось. Ни решений, ни ответственности: единственное, что от нее требовалось, это искриться, как вино, когда это было нужно Терезе, и все были довольны.

Николь не любила ее ни так, как любила Франсуа, ни так, как любила сестру или подруг. Она понимала, что дружба с этой женщиной весьма своеобразна, что их поцелуи и то, что по ночам они согревают друг другу постель, — все это переходит черту того, что признано в обществе правильным или нормальным, но почему-то это не имело для нее значения. На самом деле это даже показывало ей, что возможно все, что тесные путы общества можно разорвать любым желательным тебе способом. И это было пленительно.

Но на самом деле все ее рациональные мысли и рассуждения ничего не значили. Тереза — неотразимая, головокружительная, пьянящая, и если она решила тебя соблазнить, то сопротивляться ее душе и прекрасному телу было бесполезно. Их совместные ночи, похожие на тайные запрещенные сны, заглушали ее горе и позволяли сбросить всякую ответственность.

— Мама! — Ментина ворвалась в дверь во главе выводка детишек мал мала меньше и разной степени растрепанности. — Можно мне поехать кататься верхом? Мсье Бон сказал, что возьмет меня с собой в Тюильри. Я надену новую муфту и синее платье. Все дамы меня увидят и подумают, как я модно одета, а офицеры станут на меня оборачиваться. Я буду совсем как взрослая, и все будут говорить только обо мне. Я буду королевой бала, как Тереза, и весь Париж запомнит имя Клементины Клико!

Видимо, не только Николь влюбилась в Терезу.

— Хватит! Ты так быстро тараторишь, что у меня голова кругом. Иди поцелуй маму, и, конечно, ты можешь ехать.

Дочка запрыгнула к ней на кровать, и за ней две дочери Терезы. У них были шелковые головки и идеальной формы лбы. У Николь сжалось сердце: самые счастливые ее моменты омрачала грусть, сожаление, что Франсуа с ней нет и он этой радости не разделяет.

— Хорошо. А теперь брысь все! Идите собирайтесь, а Луи передайте, что я сейчас спущусь, пусть он меня подождет.

Этой встречи она боялась. Ему не понравится то, что она должна сказать, но она обязана поговорить с ним прямо.

Улыбка Луи согревала комнату.

— Вас трудно поймать, вдова Клико.

— Прости, Луи, меня совсем закрутила суетливая жизнь Терезы. Каким-то образом ни на что другое не остается ни секунды.

— Я заметил. Твое имя мне часто приходится слышать в самых изысканных обществах, — мрачно ответил он.

— Не дразнись. Да, пока что я сопровождаю Терезу. И мне это нравится — помогает забыться.

— Не забывай слишком много, дикарка.

— Луи, дай мне отдышаться, хотя бы недолго.

— Не знаю, нравится ли мне то, что я слышу. То, как тебя обсуждают в связи с нею. Она — белая ворона, диковинка, красавица, ходячий скандал из другого мира, неуязвимая дня мнения общества. Но к тебе это не относится. И виноградники по тебе плачут. Когда ты вернешься к живой, земной жизни?

— Не будь старым занудой, Луи! Ты не лучше всех этих деревенских сплетников, от которых я удрала.

От его обиженного вида она разозлилась, потому что сама чувствовала себя виноватой, но именно злость придала ей решимости, и ее голос обрел необходимые стальные ноты.

— Я не вернусь вообще. Да, на балу нам было весело, когда мы продавали мое шампанское этим старым вдовам. Но сейчас у меня другие планы.

Последние бурные недели убедили ее, что здесь, в Париже, она сможет построить новую жизнь.

— Так про это я и пришел тебе рассказать. Помнишь мадам Шан-Рикар на балу у Терезы в тот вечер? Она покупает! Она считает, что ты очаровательна — на рынке вин ты просто диковинка. Вдова отменила заказу Моэта и передала его заказ нам. Десять тысяч бутылок! Лучшего начала нового года мы и желать не могли. Но как ты будешь управлять давильней отсюда, Николь?

Услышав имя Моэта, Николь ощутила укол совести. Она все еще не договорилась с ним окончательно, но обещала приехать в Реймс подписать документы, как только сможет заставить себя вернуться.

— Я не хочу возвращаться и не собираюсь снова заниматься виноделием. Без Франсуа мне этого не вынести. Я здесь счастлива, и Ментина довольна. Для чего мне унылая, скучная жизнь в этом городишке?

— Это не ты говоришь, это она.

— А с Моэтом можешь работать ты. Он будет счастлив такому заказу. Нам легче будет продать наше дело как работающее — а с ним перейдешь и ты, мой лучший коммивояжер.

Луи вспыхнул:

— Вот, значит, кем ты меня считаешь? Приложением, которое можно продать вместе с делом?

— Нет! Просто мне нечего больше тебе предложить, Луи. Я всего лишь хочу забыть…

В комнату ворвалась Тереза.

— Милая, что вы с ним сделали? У него такой вид, будто он увидел призрака! — Она протянула Луи руку, он неохотно эту руку поцеловал.

— Боюсь, что вам не удастся надолго захватить Николь только для себя — на нее огромный спрос. Николь, милая, вы должны идти готовиться к нашему маленькому собранию. Что это за прическа у вас? Я пришлю к вам своего парикмахера, и через полчаса вы будете готовы ослепить Париж, милый мой сельский светлячок. Луи, правда же, чудесно снова видеть искру в этих серых глазах?

— Настоящая парижанка, — мрачно ответил он.

Николь дала подруге себя увести, не замечая его сердитого лица. В дальнейшем обсуждении нет смысла, она приняла решение. Предложение Моэта прекрасно, она продаст ему дело и останется жить в Париже с Ментиной, бесповоротно оставив позади все воспоминания о жизни с Франсуа.

Когда настал вечер, она слишком выдохлась, чтобы идти еще на одно суаре, но Тереза упросила, и они прибыли с опозданием, как это было модно, застав вечеринку в полном разгаре.

Крики и смех увлекли Николь в сад, где веселая компания бурлила, как пузырьки шампанского. Она влилась в толпу и посмотрела на балкон, куда сейчас были устремлены все взгляды.

23
{"b":"866950","o":1}