Лакеи кланялись и провожали их глазами.

В бальном зале женщины медленно шли среди гостей, и там, где проходила Тереза, возникало движение. Горделивые мужчины в мундирах, ядовито улыбающиеся женщины в платьях с высокой талией и самые смелые молодые девушки щеголяли той же прической, что и Тереза — coiffure a la victime. В углу играл квартет, переливались радужные отсветы свечей в люстре. Острые глаза Николь отметили качество хрусталя и не пропустили букву «М» — Моэт — на пробках шампанского, пока их не выбили.

— Генерал Русильон, мой любимый солдат! — Тереза клюнула его в щеку. — Познакомьтесь: моя дорогая подруга Николь Клико. Она только что из деревни, так что постарайтесь ее не дразнить.

И она двинулась дальше, оставив генерала провожать взглядом ее гладкую спину и волосы цвета воронова крыла, пока она не скрылась в толпе. Николь мысленно посылала в эту идеальную спину кинжалы. Как посмела Тереза наградить ее обидным титулом paysanne — крестьянка?

— Вы из провинции, правда? И откуда же? — проговорил генерал, все еще интересуясь только Терезой.

— Из Реймса. Там, где собор коронации королей.

Она глотнула шампанского, понимая, что ее порадует сегодняшний вечер.

— Не пей эту гадость, живот заболит, — сказал у нее за спиной голос с едва заметным немецким акцентом.

Николь обернулась. Высокие сапоги, штофный жилет и толстая сигара.

— Луи!

— Дикарка!

Генерал слился с публикой, а Николь крепко обняла Друга.

— Ты спасся! Я слышала об опасностях в России и несколько раз тебе писала, звала домой, но мы… но я ни слова не получила в ответ.

— А я и не получал твоих писем. Связь там ужасная. Сейчас, когда Наполеон дошел до Моравии, все только и говорят о французском вторжении и всех французов в России считают шпионами. Четыре месяца верхом через леса и степи, потом корабль и баржа. Я бы поехал прямо в Реймс, но мне Тереза сказала, что заманила тебя сюда.

— Луи, а ты слышал…

— И сразу же написал. Ты моего письма тоже не получала?

Она покачала головой, зная, что на них сейчас смотрит множество любопытных глаз.

— Я знала, что ты связался бы со мной, если бы мог, но это не первый раз, когда твое письмо из России до меня не доходит. Все смешалось в какую-то кашу. У меня еще лежат письма, которые я не могу заставить себя вскрыть.

— Он любил тебя так, как никто другой не смог бы за сотню жизней. Ты справляешься?

— Стараюсь все время находить себе дело.

— Ты всегда при деле, мадам Клико.

— Я теперь вдова Клико, — ответила она, привыкая к своему новому титулованию.

Он поцеловал ее в щеку, и оба они сморгнули слезы.

— Пойдем танцевать!

Они пробрались через толпу и вышли на танцевальный паркет. Вдовье платье лежало, забытое в будуаре Терезы. Сверкали люстры, капали восковые слезы со свеч, и никому не было дела до Николь и Луи. Революция не разбирала жертв, и каждый, кто был в этом зале, как-то от нее пострадал.

Вращался зал, мелькали размытыми пятнами платья, руки Луи крепко обнимали Николь. В вихре танца он вывел ее наружу сквозь высокие двери в прохладный сад. Франсуа. В свой последний вечер они вот так же танцевали.

Луи дотронулся до ее волос:

— Никогда их такими не видел.

Она выдержала его взгляд, и ей хотелось, чтобы обстоятельства сложились иначе… но она должна была рассказать ему о переговорах с Моэтом. Он имел право знать.

— Я думаю отказаться от виноградников. Предложила их Жану-Реми, и мы обсуждаем условия.

— Нельзя этого делать! Подожди! Тебе просто нужно время. Ты еще не заключила сделку?

— Пока нет, но эти виноградники были мечтой Франсуа, а не моей. Я больше не могу отдавать им всю душу. Ментина страдает, а делать это ради денег у меня нет необходимости.

— Франсуа никогда бы этого не допустил! Это разбило бы ему сердце. И я этого не допущу, — сказал он сурово.

— Я уже начала переговоры, Луи.

— Франсуа станет мне являться, если я тебя не остановлю. Я понимаю, что мое последнее письмо было полно мрачных описаний и предчувствий, но ведь тогда я только что приехал, и на самом деле сейчас все не так плохо, как раньше. Россия переживает войну, как и мы. Но сейчас мои тамошние торговые агенты в один голос твердят о том, что в стране все равно полно богачей, у которых есть средства на покупки, и они с ума сходят по французскому шампанскому. А то, что его нигде не достать, только разжигает их аппетит. Этот бал — ерунда по сравнению с роскошью Москвы и Санкт-Петербурга. Не забывай, что у них все еще есть аристократия, и ее богатство просто невообразимо — нет ни одного торгового представителя, который знал бы этот рынок лучше меня. Обстоятельства переменятся, война не будет длиться вечно. Мы не имеем права сдаваться. Если ты снова начнешь колдовать на виноградниках со своими чудесными блендами, все остальное можешь предоставить мне.

— Но ведь ты тогда написал, что мы всё потеряли?

— И гроздья перестали расти на лозах? Брось, это всего лишь временное отступление. Ведь ты же тоже так думаешь?

— Я ничего не думаю с тех пор, как умер Франсуа.

— Он же всю свою жизнь посвятил этим виноградникам, всю свою душу он вложил в них и в тебя. И ты собираешься все это отписать Мозгу? Мы не можем этого допустить!

— Нет никаких «мы». И никто не будет слушать женщину, командующую на винограднике. Кто будет вести со мной дела?

— Ты не просто женщина. Ты — Николь Клико. В Шампани есть традиция — вдовы ведут дела. Семейное дело — это в крови нашей земли. Помнишь вдову Бланк, которая держала склад в Париже? С ней кто-нибудь спорил? А вдова Робер, что поставляет тебе бочковые вина? Сама свирепость! Если бы я попал в беду на поле боя, спрятаться я бы предпочел за ее спиной.

— У них нет независимых средств. Успеха они добились, потому что им пришлось это делать. А мне — необязательно. Мы с Ментиной отлично обеспечены моими родителями. А для тех женщин выбором было либо собственное дело, либо работный дом.

— А для тебя — работа или медленная смерть. Ты и правда собираешься уйти от мира, облачившись в черные платья и вуали, или же вручить себя какому-нибудь надутому хлыщу, которому будешь нужна ради твоего имени? Кто с тобой не работал, тот никогда тебя не оценит.

— Я слишком устала и слишком боюсь, чтобы продолжать действовать, Луи, — впервые созналась она.

— Тогда сделай это ради Франсуа. Это твой долг перед ним.

— Я свой долг уплатила слезами.

— От слез никому нет никакой пользы, Бабушетта. Франсуа жил ради этих виноградников, а еще ради тебя и Ментины. Ты думаешь, он был бы рад видеть, как тебя заперли в каком-то большом доме, его дочь стала падчерицей в новом браке, а его землей управляет другой человек — или, хуже того, Моэт? В этом бальном зале полно золота, рвущегося купить твое шампанское. — Он схватил из подставки горящий факел и начертил в ночном небе буквы: — «Вдова Клико и компания». Притворись, хотя бы на этот вечер.

— Кажется, я уже постепенно привыкаю, что меня называют вдовой. Но это на самом деле придает названию компании некоторую оригинальность.

Она глядела на Луи и видела горящий в его глазах огонь. До нее дошло, что друг любит их дело не меньше, чем любил дело Франсуа. И сияющий бальный зал пылал страстями, наполненный жизнью и возможностями. Что она станет делать, когда надоест Терезе и та найдет себе другую игрушку, а это обязательно случится? Вернется в свой одинокий кабинет смотреть на старые гроссбухи и ждать вдохновения? Она еще не закончила переговоры с Моэтом. Николь понимала, что тянет время, прячась за обильной перепиской.

— Ладно, только на сегодня — давай попробуем почувствовать, как это могло бы быть, — согласилась она. — Ничего не обещаю, но еще остался некоторый запас, который ушел бы за бесценок, если бы я продала дело Моэту, и я предпочту видеть, как шампанское искрится в хрустальных бокалах на суаре в Париже, чем как оно будет гнить на складе у Моэта.