— Присядьте здесь, дорогая, — сказал он. — Мне неприятно вызывать у вас тяжелые воспоминания, но вам нужно взглянуть в лицо неприятным известиям.

— Так что не так с этим доктором? — тихо спросила Николь.

— Нежелательные беременности, тайные болезни, самоубийство — ничто из этого не ниже достоинства нашего высокоученого доктора Моро. Если денег достаточно, он покроет что угодно, не так ли?

— Все врачи работают ради денег.

Она тянула время, со страхом понимая, к чему клонится разговор.

— Но у этого врача есть репутация, и такая, от которой ему не избавиться, — что несколько вас с ним роднит.

— Перестаньте петлять и скажите прямо, чего вы от меня хотите.

— Абсолютно ничего. Скорее речь о том, что я мог бы для вас сделать. С прискорбием вам сообщаю, что доктор Моро находится в тюрьме за фальсификацию свидетельств о смерти. Органы, занимающиеся расследованием, скрупулезно выявляют все его незаконные поступки. Столько беззащитных семейств оказались вдруг у всех на виду. Список бесконечен… Несчастные молодые дамы, думавшие, что им удалось скрыть незаконнорожденных детей, целые семьи, чья репутация теперь погублена опрометчивыми поступками родных, решивших вопреки законам лишить себя жизни. Правда всегда выходит на свет. Следователи сейчас ищут все свидетельства о смерти с его подписью, выданные в Реймсе в тысяча восемьсот пятом. И примите мои извинения, если мои слова причинили вам боль.

— Помимо того, что это год смерти Франсуа, я совершенно не вижу, что в ваших словах могло бы меня огорчить.

Николь подумала о крысином яде. Эту тайну она унесет с собой в могилу. Никто, даже она сама, никогда не узнает истины о его смерти.

— Подумайте о бедняжке Клементине. Ее никто не возьмет замуж — дурная кровь. В этом городе общественное мнение значит больше, чем вы себе представляете. Мы оба с вами знаем, что доктор Моро покрыл самоубийство Франсуа.

«Не может он этого знать, — подумала про себя Николь. — Мельница слухов крутится так, что крылья от-валиваюся, а он этим пользуется».

— Мой муж умер от тифа, и все это знают. Остальное — просто злобные сплетни.

— Важно ли, какова правда? В маленьких городах сплетня и есть правда, и арест доктора Моро только подлил масла в огонь, потому что его имя стоит на том свидетельстве о смерти. Но я могу вас защитить. Все, что вам придется сделать, — отказаться от вашего дурацкого предприятия с виноделием и жить всю жизнь в роскоши. Вы этого не понимаете, но я правда действую в ваших интересах — пусть и с некоторым нажимом.

— Очерняя имя Клико? Не рядите это в одежды помощи.

— Без меня вы бы уже погибли.

— Я и так погибла.

— Подумайте хорошенько. Я знаю, что вы не хотите продавать, но давайте я вступлю вдело вместо мсье Клико, который оказался неудачным деловым партнером. Я буду вести дело и расширять его. Вы можете сохранить в нем некоторую долю, прибавить имя Клико к моему, и имя вашего дорого мужа останется жить. В рамках этой сделки я буду вас защищать — в частности, пользуясь своим положением в мэрии, найду и уничтожу свидетельство за подписью доктора Моро и тем прекращу слухи.

— И станете их раздувать в случае отказа?

— Все говорят, что его тело не следовало хоронить в освященной земле, а надо было закопать на перекрестке дорог и проткнуть колом, чтобы освободить его грешную душу. Говорят, что его призрак не дает вам покоя и разрушает любые ваши союзы с мужчинами. Вот почему не принесла успеха ваша сделка с Филиппом Клико и вот почему исчез Луи. Стоит ли этого ваше неудачное увлечение? Вам следует согласиться с моим предложением ради Франсуа и его бедного отца.

Николь уронила голову на руки. Неудивительно, что он весь город в кулаке держит.

— Когда приедут следователи? — спросила она.

Мсье Моэт посмотрел на карманные часы, постучал по ним пальцами.

— Боюсь, что много времени я вам дать не смогу. Сегодня нотариус меня известил, что они прибывают завтра ровно в два часа дня.

— Если так, мой ответ вы получите утром.

— Документы будут готовы.

— Не сомневаюсь, что вы их уже приготовили. Хорошего вам дня.

Николь изо всех сил крепилась, пока не оказалась в давильне в Бузи, где ее ждал Ксавье. И тут, сорвавшись, разрыдалась.

— Что с тобой стряслось, черт побери?! Ни разу тебя такой не видел после того, как Франсуа…

— Вот как если бы он снова умер. Ксавье, могу я быть с тобой откровенной? Ты нас нашел в день смерти Франсуа, и ты единственный, с кем я могу этим поделиться.

И она рассказала ему все. Про тиф, и про крысиный яд, и про угрозы Моэта. Это стало для нее невероятным облегчением.

Ксавье не мешал ей говорить, не произнес ни слова, не проявил никаких чувств, и за это она ему тоже была благодарна. Ей нужен был холодный ум, потому что у нее самой мозг готов был взорваться.

— Самое худшее: Моэт знает, что он прав, — продолжала она. — Имя доктора Моро на свидетельстве о смерти Франсуа навек погубит репутацию фамилии Понсарден-Клико. Школьные подруги Ментины от нее шарахнутся, а всем, кто в Шампани когда-нибудь хотел мне помешать, будет преподнесен идеальный подарок.

— Ты тут командуешь, я выполняю приказы. Но если хочешь моего совета, то бери пример с лоз. Выигрывай время и молись о чуде.

— Если бы это было так легко.

— Ты просто не понимаешь этого прыща Моэта. Он красуется великодушием и ставит себя намного выше других, но если чуть копнуть, увидишь: он глуп и упрям, как призовой бык. Ты все время говорила ему «нет», а единственный способ его победить — сказать «да». На контракте о паях на это заведение есть имя Луи?

Николь кивнула.

— Пусть твой адвокат нароет каких-нибудь юридических зацепок, говорящих, что мы должны на будущий год ждать возвращения Луи. Это тебе даст еще один сбор винограда. Если Луи не вернется, вступишь в партнерство с Моэтом, как согласовано. Так получится, что ты сказала «да», подписала какой-то его дурацкий клочок бумаги, а он от тебя отстанет на год с лишним. Тем временем ты будешь ждать чуда. — Он мотнул головой в сторону окна: — Сама видишь, что они вон там каждый год происходят.

Приехав домой, Николь налила себе бокал шампанского — успокоить нервы. Этот виноград вырастили на восточных склонах, и в нем чувствовался вкус резких морозов, что поздно пришли в год, когда разливали это вино. Год, когда умер Франсуа. Урожай тогда был ужасным, и эта партия — все, что удалось спасти. Чуда в том году не произошло, но Николь приняла решение. Ксавье посоветовал правильно. Задержать сделку до урожая следующего года, 1811-го.

Сажай семена, питай лозы, делай все, что в твоих силах, чтобы росло как следует, — и молись.

Март 1810 года

Запах дерьма в каждом городе свой, что ли, как терруар? Николь зажимала нос платком, чтобы не ощущать миазмов, но ничто не могло замаскировать тошнотворный сладкий запах открытой сточной канавы.

Моэт согласился на ее условия. Если Луи не вернется к сбору урожая одиннадцатого года, то есть через год с небольшим, они становятся партнерами в соотношении двадцать на восемьдесят в его пользу. Свидетельство о смерти надежно скрыто до следующего года, и Ксавье оказался прав: Моэту просто нужно было услышать «да», чтобы успокоиться. Но непосредственных проблем, стоящих перед ней, это не решало. Через две недели надо будет платить работникам жалованье, да и счета поставщиков копились с тревожной быстротой.

Она приняла предложение мсье Моэта заплатить ее поставщику бутылок. Он настаивал, потому что, когда сделка созреет и он возьмет в руки управление делом, качество бутылок будет гарантировано. Еще одно «да», убеждающее Моэта, тем более что Николь в своих стесненных обстоятельствах не могла от этого отказаться. По крайней мере, один счет оплачен.

Она коснулась пальцами украшения в бархатном футляре. Последняя ценность, которая у нее осталась, подарок Франсуа и единственная вещь, которую она поклялась не продавать даже ради дела. Но ждать чуда, о котором говорил Ксавье, она не намеревалась. Она, пока у нее есть время, устроит свое собственное.