Стендаль.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 18.09.1410 года. Ночь.

— …и помните, господин главный келарь, как только осаду снимут, главное внимание — восстановлению ветряных мельниц! Наши арендаторы мельниц — это наша главная статья доходов! — бросил в спину уходящему фон Плауэн и устало протёр глаза.

Ночь на дворе, а он всё ещё занят делами. А что поделать? Высокая должность, это не только большие права, это ещё большая ответственность. А большая ответственность подразумевает огромный объём информации. Ты должен знать всё! И донесения разведки из вражеского лагеря, и состояние своих припасов, и настроения в крестьянской среде, временно оккупированной поляками… Теперь уже точно можно сказать, что «временно оккупированной»! И слухи, которые ходят среди крестоносного войска. И ещё тысячи вопросов, которые влияют на ход событий. Потому что ты тоже должен влиять на ход событий! Ты обязан на них влиять! Иначе, какой же ты Великий магистр?..

— Есть ещё кто-то? — спросил фон Плауэн у писаря.

— Да, господин гроссмейстер. Матушка Терезия. Это настоятельница…

— Я знаю, кто это, — досадливо перебил фон Плауэн, подумал мгновение и бросил, — Проси!

Матушка Терезия вошла неслышной поступью, словно бы проплыла до самого стола, где сидел Великий магистр, неторопливо поклонилась и села на предложенный стул, подвинув его чуть ближе, чем следовало бы. Встать навстречу гостье фон Плауэн и не подумал. Вот ещё! Пусть радуется, что вообще приняли, в такое непростое время!

— Я слушаю, — сухо проговорил он.

— Я просила о приватной аудиенции…

— Я всецело доверяю своему писарю…

— И всё же я настаиваю… Речь может зайти о весьма щекотливых моментах и мне не хотелось бы лишних ушей… К тому же, я последняя из посетителей… Вы можете отпустить вашего писаря, а мы с вами побеседуем… В конце концов, не боитесь же вы одинокой, слабой женщины?!

Фон Плауэн внутренне усмехнулся. Казуистика. Давненько не приходилось сталкиваться! Казалось бы, при чём здесь «бояться одинокой женщины» и присутствие СВИДЕТЕЛЯ? Но если отказать, ты будешь выглядеть трусом. Ха! В такие игры, и в самом деле, лучше играть наедине! Сделаем вид, что поддались на провокацию!

— Идите брат Левкий, — величественно отпустил он писаря, — Сегодня вы мне больше не понадобитесь…

Писарь отвесил поясной поклон и вышел, шурша исписанными листами.

— Я слушаю, — повторил фон Плауэн.

Настоятельница придвинулась ещё чуть ближе. На Великого магистра слегка пахнуло дуновением ароматов от волос посетительницы. Она что, духами пользуется?! Она же настоятельница, ей не положено! Ах, да… скорее всего, она просто умащивает волосы благовонным маслом… А в Уставе ордена не прописано, каким именно маслом можно умащивать голову. Хоть оливковым, хоть из розовых лепестков! И всё же… странно!

— Я женщина, а следовательно не разбираюсь в войне, сражениях и всём таком прочем… — начала матушка Терезия, — Я пользуюсь только теми суждениями, которые слышу от крестоносных рыцарей… А они говорят, что осаде подходит конец. Надеюсь, это верные вести?

— Я ежедневно молю Бога об этом, — вздохнул фон Плауэн, — И, конечно, всеми своими силами способствую Провидению Божию… Да, я надеюсь, скоро осаду снимут.

— А доводилось ли вам слышать… это только слухи! Я ни на чём не настаиваю! Но, доводилось ли вам слышать, что между крестоносцами крепнет уверенность, будто это заслуга не Великого магистра, но некоего ангела Божия?.. Повторюсь, это не моя идея!

Ещё бы не слышать! Фон Плауэн почувствовал, как скрипнули его зубы. В последнее время ему всё чаще доносят этот слух! Интересно, кто его разносит? Найти бы гада и придушить, чтобы другим неповадно было!

— Нет, — любезно ответил он, — Я такого не слышал. Но, если есть Господня милость над нашим Орденом… что ж, я только рад!

— Мне рассказывали… э-э-э… даже не вспомню, кто! Но мне говорили, что если поляки снимут осаду, крестоносцы пойдут вслед, чтобы покарать негодяев?

— Мы были бы дураками, если бы этого не сделали! — улыбнулся Великий магистр, — Ряды поляков ослаблены… э-э-э… болезнями…

— Дизентерией, — вставила матушка.

— Да, дизентерией. Похоже, они не смогут противопоставить нам боеспособное войско! Что же мы будем выпускать победу из своих рук?

— Но ведь, и ту победу злые языки могут приписать ангельскому влиянию?.. О, лично я уверена в вашем таланте полководца! Но, злые языки…

— Главное, победа, — фон Плауэн постарался сказать это твёрдо, но голос дрогнул.

— Хм… Но ведь можно и противостоять… злым языкам.

— Вот как? Что вы имеете в виду?

— Если никаких ангелов не будет в рядах крестоносного войска, то ни у кого не повернётся язык отрицать ваши таланты!

— И куда же я его дену? — уныло уточнил фон Плауэн, — Мы с вами оба понимаем, про какого «ангела» речь? Он оруженосец брата Гюнтера. Допустим, я не возьму брата Гюнтера в поход, ссылаясь на его увечье. Но он ещё и подручный брата Томаса! И брата Томаса не брать? Но брат Томас — отличный артиллерист! Не брать брата Томаса — глупо! А с братом Томасом пойдёт и этот…

— Но есть другой вариант!

— Какой же?

Матушка Терезия ещё придвинулась, словно для того, чтобы понизить голос, и руки её, словно бы случайно, легли на стол. Как раз напротив рук фон Плауэна. Тому нестерпимо захотелось положить на эти белые, ухоженные руки свои ладони. И он положил бы. Если бы не понимал, что это банальная манипуляция. Им, Великим магистром, пытаются манипулировать! Не бывать этому! И фон Плауэн равнодушно откинулся на спинку кресла.

— Так, какой же другой вариант?

— Но все слышали, как вы обещали отправить этого «ангела» к папе римскому? Чтобы тот своей святой властью определил, на самом ли деле это ангел, или простой человек. Так почему бы не сделать этого сразу после снятия осады? С одной стороны — крестоносцы убедятся, что вы хозяин своего слова и выполняете его. Всегда! А с другой стороны — уберёте возможную причину будущего злословия. Никто не посмеет сказать, что окончательный разгром поляков произошёл по какой-то другой причине, кроме вашего умелого руководства… А потом и слово «окончательный» забудется. И останется в памяти одно: разгромил врага Великий магистр Генрих фон Плауэн!

— Этот приём тоже известен, — подумал про себя Великий магистр, — Но что она хочет для себя? Почему завела, и в самом деле щекотливый разговор?..

— Мне интересно, какую выгоду вы видите в этом для себя? — ровным голосом поинтересовался он, — Ведь неспроста вы пришли сюда? Вам тоже что-то надо?

— Надо… — просто ответила аббатиса.

— Что же?

— Не знаю, поймёте ли вы меня… — настоятельница доверчиво положила свою ладонь на руку фон Плауэна, словно не в силах выразить мысль словами и помогая себе жестами, — Я знаю, вы прошли длинный путь к высокому титулу, от простого крестоносца, вы много повидали и многое знаете… но это немного другое… Вы всегда были в Ордене, а Орден не знает недостатка в средствах! Да, Ордену может не хватать денег, но если не хватает, то сотни тысяч, а никак не десяток золотых монет… Поэтому мне трудно объяснить…

— Я вспоминаю, что вы пожертвовали Ордену некую сумму, — фон Плауэн руки не отдёрнул, но внутренне напрягся. Опять его пытаются соблазнить! — Если речь идёт об этом…

— Нет-нет! — возмутилась настоятельница, — То пожертвование было от чистого сердца и во имя Господа нашего! Я совсем про другое…

— Тогда я и в самом деле не понимаю.

— Ах, на самом деле всё просто! — казалось, ещё ближе придвинуться было уже нельзя, но настоятельница вместо этого наклонилась вперёд. И её крупная, красиво очерченная грудь, опасно распирающая хиджаб, колыхнулась почти прямо над столом, — Вы знаете, что в нашем монастыре есть такая послушница, сестра Катерина…

— Знаю.

— И знаете, что она графского рода…

— Тоже знаю.

— И, конечно, догадываетесь, что вместе с ней, нашему монастырю пришло крупное пожертвование от её семьи…