— Что стоишь?! — глядя на меня безумными глазами, заорал брат Томас, — К орудию!!! Сейчас начнётся!!!

Я спохватился. Это же и есть тот самый манёвр, который так долго рассчитывал командор! Конечно! Крестоносцы только завлекали польскую кавалерию под наши пушки! Увы! Под наши жидкие пушечные выстрелы… Эх, было бы у нас этих пушек хотя бы втрое!

И пока я так думал, ноги сами принесли меня к моей кулеврине. И уже факел пылал. И запальный шнур, привязанный к палке — я говорил, что вместе это называется пáльник? — стоял наготове. Лихорадочно торопясь, я поджёг фитиль, убедился, что он уверенно тлеет, и встал, ноги вместе: ГОТОВ! А сам одним глазом косил в поле: что там у крестоносцев?

И радостно застучало сердце — мы не ошиблись! Поляки вытягивались в длинную цепь погони, стараясь оказаться строго посередине, прямо напротив наших ворот. Хитрость удалась!

— А-га-га! — услышал я победное, — Ослы безмозглые, псы холерные! Думали, что разгадали наши приготовления?! Где вам, раздолбаям вонючим?!

И вверх взмыл знакомый уже флажок:

— То-о-о-вьсь!!!

Крестоносцам пришлось приостанавливать бег своих коней, поворачивать их, а потом снова разгонять. Поляки же только успевали подхлёстывать лошадей. Поэтому расстояние между всадниками стремительно сокращалось. Когда наш отряд окончательно повернул и заторопился к замку, расстояние между ближайшими рыцарями едва было с тридцать шагов. И всё продолжало сокращаться.

Это просто счастье, что польские кавалеристы слишком опасались взять наш отряд в клещи охвата, помня, по каким местам мы пристреливали орудия. Основная погоня оказалась почти строго позади. И всё же, тут было не до шуток. Если поляки догонят, если врубятся в незащищённые наши тылы…

Крестоносцы мчались, как угорелые, но поляки, уже почувствовавшие свой перевес и безнаказанность, вообще летели птицами по пятам. И уже вот-вот готовы были настигнуть беглецов…

— ОГОНЬ!!! — заорал, что есть мочи, брат Томас, отчаянно взмахнув флажком.

И мои руки, привычным движением, сунули фитиль в запальный порох.

БА-БАХ-Х-Х!!! БА-БАХ-Х-Х!!! — раскатисто плюнули ядрами наши орудия, — БА-БАХ-Х-Х!!!

Сегодня повезло. Сегодня дул порывистый ветер, поэтому ядовитый пороховой дым быстро раздёрнуло. Я поливал ствол кулеврины из бочки, где вода уже была смешана с уксусом и, хотя торопился, но всё же умудрился бросить взгляд в поле.

Это было ужасно! Такого кошмара я даже представить не мог! С другой стороны, я не военный, может, в настоящем бою и ещё страшнее? Но то, что я увидел, заставило моё сердце ухнуть вниз и там мелко-мелко затрепыхаться.

Поляки мчались таким сомкнутым строем, что оба ядра от кулеврин, пропахивая себе дорогу, нашли не одну цель, а чуть не с полдесятка! Но и это не всё! Сила полёта ядра оказалась так велика, что попав в бронированного рыцаря, его просто сметало с пути этого ядра! И бросало на своих же товарищей, скакавших рядом. Вы представляете, что закованного в броню рыцаря, на бронированном коне, бросает под ноги другим рыцарям? Вместе с конём? Который смертельно ранен и в конвульсиях яростно молотит копытами, разнося в щепки всё окружающее? А те рыцари, на которых свалились их товарищи, тоже вылетают из седла, их кони тоже взлетают над землёй, переворачиваются в воздухе и тоже падают в самую гущу погони? И следующие рыцари, споткнувшись о неожиданное препятствие, летят через гриву своего коня, со всего размаха впечатываясь в дорожную пыль? А их кони прядают в стороны, сшибая с ног новых и новых всадников?

Попав в пятерых, мы разметали не менее двух десятков! Вызвав самую настоящую панику у остальных. Самое страшное: поляки никак не могли осадить своих взбесившихся лошадей, и всё новые и новые рыцари напарывались на заслон из своих же товарищей.

— Заряжа-а-ай!!! — не своим голосом орал брат Томас, привычно прыгая по самому краю крепостной стены, — Заряжа-а-ай, мать-перемать!!!

Я поспешно потрогал ствол. Горячий, но рука уже терпит. Значит?.. А, была не была! Я зачерпнул порох специальным матерчатым мешочком, рассчитанным на точное его количество, и высыпал в ствол. Ещё раз! И ещё! Тщательно утрамбовал особым, с оглоблю, шестом, с утолщением на конце. Ухватил и осторожно закатил в ствол ядро. Опять утрамбовал. Насыпал запальный порох. Проверил фитиль и поправил его на палке. ГОТОВ!

— А-га-га!!! — бесновался брат Томас, — Какая вы шляхта?! Шелупонь подзаборная!! Сейчас получите по самые гланды!!! То-о-о-вьсь!!! ОГОНЬ!!!

БА-БАХ-Х-Х!!! БА-БАХ-Х-Х!!! — пороховую гарь опять закрутило и унесло порывами ветра. А на месте, где захлебнулась польская атака, вообще творилось что-то невообразимое.

Конечно, ядра попали не в то же место, что и в первый раз, а прошли чуть в стороне. Но это и оказалось хуже для поляков! Там, где возник затор, где польские рыцари всё же сумели осадить своих коней, разрывая им губы натянутыми удилами, там и прошёлся новый огненный смерч! Давя, калеча и вминая в землю всех, кто оказался на пути ядра, Пугая лошадей и заставляя их рвать удила, вставать на дыбы и совершать немыслимые скачки. А там, где упали первые жертвы, там всё ещё бились в предсмертной агонии кони и люди, с вывалившимися кишками из распоротых животов, брызгая во все стороны сгустками алой крови. И это было настолько ужасно, что польские всадники бросились врассыпную, во все стороны, кто не в силах, а кто и не имея желания, сдерживать своих коней.

Десяток-другой преследователей, которые успели проскочить то пятно, по которому мы пристреливались, услышав ужас, творящийся позади, оглядывались, торопливо осаживали коней, разворачивались и мчались назад, не оглядываясь на павших товарищей.

— А-га-га!!! — заливался жутким хохотом брат Томас, — Долбодятлы тупорылые!!! Кушайте, не обляпайтесь!!! Заряжа-а-а-ай!!! Живее, мать вашу!!!

Не пойму, зачем было теперь так торопиться? Вражеская волна захлебнулась, и отпрянула назад, за пределы досягаемости наших орудий, бросив на произвол судьбы своих убитых и раненых. Я думаю, до самой темноты никто туда не сунется, даже под угрозой смерти. Идти к погибшим было гораздо ужаснее, чем просто сдохнуть! Особенно учитывая, что темноты ждать осталось недолго… Тем не менее, я опять потрогал рукой ствол — терпимо! — и засыпал нужное количество пороха. Утрамбовал. Вкатил ядро. Утрамбовал. Насыпал запальный порох. Встал в правильную позицию: ГОТОВ! Но брат Томас уже и сам понял, что дальнейшая стрельба бессмысленна. Наш крестоносный отряд в полном составе промчался в ворота и теперь оруженосцы водили коней в поводу, чтобы дать им остыть после горячей скачки, ворота захлопнулись, поляки откатились далеко… зачем же стрелять?..

— Туши фитиль! — махнул рукой брат Томас и гордо повернулся к фон Плауэну, — Я говорил, что кулеврины скажут своё слово? И, разве это слово было не веским?..

— Да-да, — с трудом оторвался от созерцания поля битвы новый Великий магистр, — Но я так и не понял, зачем понадобилось устраивать оскорбления врага со стены? Мы же могли сделать то же самое и без оскорблений?

— Надо было, чтобы враги потеряли голову от гнева! — серьёзно пояснил брат Томас, — А чтобы вызвать гнев, нужно было обругать врага покрепче! Вот я и попросил Андреаса.

— А у самого слов подходящих не нашлось? — скептически уточнил фон Плауэн.

— Таких? Нет! — уверенно ответил командор.

— Ну-ну… — в сомнении пробормотал магистр, — ну-ну…

И гордо вздёрнув подбородок, с прямой спиной, пошёл к лестнице со стены.

— Беги… — устало махнул мне рукой брат Томас, — Беги к своему Гюнтеру… Он наверняка у доктора Штюке…

Брат Гюнтер и в самом деле сидел у доктора Штюке. И доктор сидел рядом с ним. Хорошо так сидели, душевно. С ополовиненным кувшином вина на столе. И ещё два пустых валялись под столом. М-да… чувствуется высокая медицина!

— А в-вот и он! — приветствовал меня доктор Штюке, — Я же гов-в-ворил, что как стихнет канонада, так неп-п-пременно прибежит!