— Понимаю, — согласился я, — Прости, просто время бежит, а мы всё на распутье.

— Придётся потерпеть! А у тебя как дела? Понял что-нибудь в магических видениях?

— Нет, — признался я с досадой, — Вроде витают видения, вроде даже появляются знакомые знаки… но что они означают, почему выглядят именно так — загадка!

— Ладно… Тогда, до завтра!

— До завтра!

Накрапывал дождик. Рассерженный брат Томас бродил по стене с самым мрачным видом, время от времени забираясь под навес, где доставал свои листочки из неизменной сумки и яростно чиркал там карандашом.

— Что-то случилось? — позволил я себе вопрос.

— А, Андреас… — оглянулся через плечо брат Томас и снова уткнулся в свои листочки. Потом неожиданно сунул записи в сумку и развернулся ко мне, — Пойдём-ка…

Мы вышли на самую середину стены и брат Томас широко повёл рукой вокруг:

— Как ты думаешь, если поляки предпримут новую атаку, где они пустят конницу?

— Хм!.. — я глубоко задумался, внимательно оглядывая расстилающийся пейзаж. Стратег из меня, вообще-то, так себе, впрочем, и тактик не лучше. Но вопрос задан, нужно отвечать.

— От ворот, прямо в расположение польского лагеря, ведёт широкая, утоптанная дорога… — нерешительно начал я, — Целая полоса земли. Явно, что по ней много ездили и ходили. Поэтому, даже в распутицу, здесь не увязнут кони. И не попадут копытом в ямку или не споткнутся о корягу, если погода хорошая. Кроме того, если пустить конницу правее, то она окажется в опасной близости от реки… как её…

— Ногата, — любезно подсказал брат Томас.

— Да… И в случае ответного налёта крестоносцев, у конницы не будет свободы манёвра, как если бы её пустили прямо по центру… При неожиданном, сильном отпоре, если конницу прижмут к реке, это будет уже не просто плохо, это может стать критичным!

Примерно то же самое получится, если конницу пустить левее центра. В этом случае всадники будут рядом с городскими постройками Мариенбурга. Жители, конечно, оставили свои дома, а Генрих фон Плауэн приказал сжечь город, чтобы не было укрытия захватчикам, но я вижу, что там торчат остатки стен, уцелевшие куски заборов, плетни, какие-то кусты и прочие посадки. Если конницу пустить там, и крестоносцы сумеют нанести встречный удар, прижимая поляков к этим строениям… Боже мой, сколько же коней там переломается! Вместе со всадниками!

Казалось бы, вывод очевиден: надо пускать конницу посередине! Но, нет! Надо думать не только за себя, но и за противника. А противник — это мы, крестоносцы! И мы не дураки. Если даже я сообразил, где следует ждать атаки, где нужно укреплять оборону, то это же понимают и наши командиры и польские. А, значит, поляки ни за что не поскачут по центру! Вот только не соображу, а где, собственно, они поскачут?

— Молодец! — восхитился брат Томас, — Ты всё рассказал правильно! Поляки ходят, смотрят на утрамбованную землю по центру, сладостно облизываются, но… планируют атаку в другом месте. А если мы им покажем, что мы дураки? Если мы убедим их, что мы не ждём атаки по центру? Прямо на наши ворота?

— А как мы их в этом убедим? — моргнул я.

— Если мы не ждём атаки по центру, а ждём польскую конницу слева или справа, то что мы должны сделать, как артиллеристы?

— Пристрелять места возможных направлений атаки? — попытался я угадать.

— Верно! Тем более, что кулеврина — это не мортира! Её так просто с намеченного направления стрельбы не повернёшь! Что должны будут подумать поляки, если при пристрелке одна кулеврина будет пристреливать левый фланг, а другая — правый?

— Хм! Они подумают, что мы рассудили, как я сейчас рассудил. И поняли, что поляки на рожон не попрут. И теперь ждём атаки либо справа, либо слева.

— А где тогда будут поляки атаковать на самом деле?!

— В центре! — уже уверенно заявил я, — Но, чтобы нам воспользоваться плодами обмана, нужно пристрелять кулеврины по флангам, а потом повернуть их в центр… И уже не пристреляешь… А это риск.

— Так же должны подумать и поляки! — радостно хохотнул брат Томас, — А мы их проведём! Мы их, упырей поганых, дятлов тупорылых, мордой в собственное дерьмо макнём!

— А подробнее? — заинтересовался я.

— А-га-га! Тебе интересно? Вот смотри: предварительно я нацелил обе кулеврины на центр, с пересечением линий огня во-о-он там, где белое пятно на дороге. Для более точного определения нужно всё же бабахнуть несколько раз….

— Но поляки сразу увидят, куда стреляют кулеврины!

— А что сделать, чтобы они не увидели? А если увидели, то не поняли? А если поняли, то не то, что есть, а то, что нам надо?

— Не знаю… — растерялся я, — Как-то ничего в голову не приходит…

— А-га-га!!! А способ обмануть поляков есть! Смотри: мы заряжаем кулеврину половиной обычного заряда пороха. Стреляем. Например, справа. Куда попадёт ядро?

— Думаю, оно не долетит до пятна по центру, и плюхнется где-то правее.

— Верно! Но, наблюдая со ствола за местом падения ядра, я вычислю точное направление огня кулеврины! Теперь мы заряжаем в кулеврину только заряд пороха. Без ядра! И одновременно мортиру во дворе, но уже с ядром! И стреляем одновременно, чтобы звук выстрела двух орудий прозвучал слитно… А мортиру направим дальше по правому флангу, никак не в центр! Что увидят поляки?!

— Они увидят… — помимо воли, мой рот растянулся в улыбке, — Они увидят, что стреляет кулеврина! Они увидят, что одна из кулеврин готова стрелять правее центра!

— А-га-га! И точно так же с другой кулевриной, только теперь левее! «Ага!» — скажут поляки, — «Они приготовились встречать нас по флангам! Ударим же в центр, где нас не ждут!». А тут-то мы их мордой в дерьмо! Как уже было, когда я вычислил лучшую полянку для польских мортир, свои орудия пристрелял по другим направлениям, а потом вычислил угол поворота и развернул мортиры куда надо! А-га-га!!!

— Есть нюанс! — поднял я палец кверху.

— Какой? — насторожился брат Томас.

— Громкость звука. Если сперва бабахнуть из кулеврины, а потом одновременно из кулеврины и мортиры, то звук будет разный! Поляки могут заподозрить обман. Нужно, чтобы каждый раз выстрел был из двух орудий, из мортиры и кулеврины. Только в первый раз ядро будет в кулеврине, а мортира стрельнёт вхолостую. А потом, наоборот, кулеврина бахнет вхолостую, а мортира швырнёт ядро в сторону, обманывая поляков!

— Молодец!.. — одобрительно покосился на меня брат Томас, — Я, конечно, так и планировал, но когда я рассказывал замысел своим помощникам, ни один из них не обратил внимания на этот нюанс! Молодец… Эх, жаль, дождик идёт… Порох может отсыреть. А если одно из орудий не выстрелит, весь план коту под хвост… Придётся ждать завтрашнего дня. Ну, ничего, потрачу этот день для дополнительных расчётов…

И брат Томас опять потянулся к своим листочкам.

— Ты обещал рассказать мне про арабскую математику, — напомнил я.

— А? А… Хм!.. Ну, вот тебе хитрая задачка! Сколько будет, если двести сорок семь умножить на десять? Можешь даже письменно. Вот карандаш, вот бумага…

— Ага! — меня начал охватывать азарт, — пишем искомое число. По-гречески или по-римски?

— Как хочешь.

— Ну, давай римскими цифрами! Итак, дано: ССXLVII. Умножить на X. Хм… Умножить на десять, это всё равно, что пять раз умножить на два и всё сложить… А можно умножить на два, ещё раз умножить на два, всё сложить и прибавить один раз то, что умножали сначала. Хм… А можно умножить три раза по три и сложить результаты плюс заданное. Да, пожалуй, так я и поступлю! Берём последние единицы. Их две. Умножить на три — это пересчитать подряд три раза. Итого — шесть. Запишем: в конце VI. Теперь цифра V. Она одна. Умножить на три — получим VVV. Запишем, но уже правильно: XV. Теперь присоединим единицы… Наши две пятёрки образуют десятку! Итого: в конце — XXI. Переходим к пятидесяти. Точнее, сорок. Нам придётся XLсперва расписать как XXXX и теперь посчитать всё три раза…

Я считал, вычёркивал, заменял полученный результат правильной записью, складывал, опять менял цифры… Брат Томас смотрел и усмехался. Я нервничал, но виду не подавал.