— В лимбе[4], — насмешливо подсказал обвинитель.

— Спасибо! — расцвёл улыбкой адвокат, — Вы совершенно точно указали место, где томился обвиняемый!

Надо было видеть, как вытянулось лицо обвинителя! Теперь получилось, что он сам подтвердил слова адвоката про моё пребывание в лимбе, среди праведников!

— Теперь давайте вспомним, братья и сёстры, — продолжал отец Дионисий, — что спускаясь во ад, Иисус разбил медные врата адовы, сокрушил их. А, как доказывает Иоанн Златоуст, когда Христос сокрушил врата адовы, то и стража адова сделалась немощна. Не стало там ни двери, ни засова. Когда Христос сокрушил, кто исправить может? А что это значит? Это значит, что для того, чтобы призвать любую другую душу из лимба, помимо уже выведенных, Христу спускаться во ад уже не нужно! Достаточно послать любого ангела и тот выведет указанную душу. Ибо нет там больше ни ворот ни запоров!

Понимаете ли вы меня, братья и сёстры?! Когда понадобилось Спасителю отправить на грешную землю добродетельную душу, Христос просто призвал душу Андрея из заточения, вложил её в тело и отправил на место жестокой сечи…

— Не доказано! — подпрыгнул брат Мартин.

— Но и не опровергнуто, — тонко улыбнулся отец Дионисий, — Достаточно того, что мы доказали саму возможность такого деяния. Доказали! Я подчёркиваю это слово!

— Зачем бы это Господу? — попробовал возразить обвинитель, — Зачем спасать еретика?

— Хотя бы потому, что Христос есть человеколюбец, — немедленно парировал адвокат, — Или вы и по этому пункту заявите протест?! А? Нет протеста? Тогда продолжу.

Что же произошло дальше? А дальше Андрей из Афин спасает жизнь крестоносного воина! Не литвина-язычника, не поляка, посягнувшего на Орден Божий, а крестоносца! И это факт, братья и сёстры, факт, против которого не может возразить обвинитель.

Почему Господь не дал победы всему воинству Христову, а спас одного брата Гюнтера? Ох, братья и сёстры! Кто мы такие, чтобы судить дела Господни? Даже предположить не берусь, за что наказал всемогущий Господь детей своих. Но уверен, абсолютно уверен, что была у Господа цель, и эта цель благая. Очистить нас от скверны, например. Да вот, хотя бы для того, чтобы провели мы сей процесс и внемлили провидению Божию, чтобы ещё крепче уверовали.

Но я отвлёкся. Что-то мы не понимаем и не можем понимать в делах Господних, а что-то для нас совершенно ясно. Мне, например, совершенно ясно, почему брат Гюнтер называл Андреаса из Афин ангелом. Почему он принял его за ангела. Потому что он ангел! Не в том смысле, про который вы подумали, братья и сёстры! Но вспомните, что слово «ангел» означает «вестник, посланник». И вам тоже станет всё понятно. Совпадение? Хм!..

А ещё мне ясно, что не мог Христос оставить Андреаса язычником. И что же? Как только он очнулся от беспамятства, рядом оказалась сестра Катерина! Девушка, без сомнения, наделённая не только христианским милосердием, но и весьма начитанная, сведущая в религии и сама решившая посвятить свою жизнь служению Богу. Опять совпадение? Не слишком ли много совпадений?!

Адвокат говорил уверенно, плавно, словно объясняя неразумным детям хитрую задачку, решение которой, уж он-то знает наверняка. Это завораживало. Нет, лично меня учили полемике и я отлично видел все дыры в доказательствах адвоката, но видеть слабые места и суметь этим воспользоваться — это разные вещи. Адвокат так поворачивал дело, что возразить ему обвинитель попросту не мог. Он уже попытался, и оказался повержен. Теперь не рисковал, чтобы совсем не стать посмешищем. А адвокат этим вовсю пользовался. Нет, право слово, я даже заслушался!

— Достаточно! — неожиданно прервал его речь судья, пристукнув молоточком, — Мы уже поняли, что вы сделали всё, чтобы устранить главное доказательство: чтобы обвиняемый ни в коем случае не признал себя виновным. Теперь вопрос, какой вердикт нам вынесут присяжные? Насколько доказательными показались им медоточивые речи адвоката?..

— Присяжные удаляются на совещание! — заявил один из них, по всей видимости, главный.

И все двенадцать человек присяжных, один за другим, вышли из зала! Как странно! То есть, свидетели, обвинитель, адвокат и судья рассматривали дело явно, а они выносят своё суждение тайно? Нет, в самом деле, странно!

Текли минуты, судья рассеянно постукивал пальцами по столу, остальные терпеливо и молча сидели, поглядывая на входную дверь, а за дверью совещались присяжные. Не понимаю! Чего там совещаться?! «Я считаю так!». «А я считаю эдак!». «Ага! Вот столько «за» и вот столько «против»! Итого: большинством голосов…». И всё! Нет же! Сидят, совещаются, а у меня тут мозг кипит! И, кстати! Когда же мне дадут слово, чтобы я сказал свою блистательную речь? Я её уже продумал до мельчайших подробностей!

Несмотря на напряжённое ожидание, дверь скрипнула совершенно неожиданно. И все двенадцать присяжных в полном молчании прошли на свои места. Ну, не знаю! Нельзя же так мучить человека! Это же пытка какая-то! Что они там решили? Идут, понимаешь, и молчат. Хоть бы подмигнул кто-нибудь. Или мне или обвинителю. Так нет же!

Генрих фон Плауэн тоже нервничал, только старался не подать виду. Я видел, как напряглись его желваки, пока присяжные рассаживались по местам. Тем не менее, вопрос его прозвучал почти весело:

— Выбрали ли присяжные председателя?

— Да, — поднялся седоусый крестоносец, — Присяжные выбрали председателем меня.

— О! — постарался сложить губы в улыбку судья, — Благородный брат Ричард! Приятно, приятно! Удалось ли присяжным вынести вердикт?

— Да, одиннадцатью голосами против одного вердикт в отношении подозреваемого утверждён.

— И каков же вердикт? — напрягся фон Плауэн.

Сэр Ричард не торопился. Внимательным взглядом он обвёл всех собравшихся, долгим взглядом наградил меня, скользнул по обвинителю и адвокату и наконец, громогласно провозгласил:

— Вердикт присяжных: язычник, но не еретик!

Среди зрителей раздались аплодисменты.

— Победа! — прошептал сзади адвокат.

Генрих фон Плауэн откинулся на спинку стула и сделал вид, что задумался. Я явственно видел, что это только вид, что на самом деле он всё уже давно решил. И сейчас объявит это решение. Ну? Ну же?!

— Суд постановляет! — поднялся со своего места фон Плауэн…

[1] …не столько суд… Любознательному читателю: слово «инквизиция» происходит от латинского слова, обозначающего «следствие, дознание». Дело в том, что средневековый гражданский уголовный суд не изучал материалы дела, не рассматривал такие глупости, как доказательства состава преступления или алиби. Обычно судья выслушивал свидетелей, поклявшихся на Библии говорить правду, и выносил приговор. Иное дело церковный суд! Здесь исследовались все материалы дела! Ну, чтобы искоренить ересь под самый корень. Чтобы ни один еретик не ускользнул. Огромное, чуть ли не главное значение придавалось «признанию» самого обвиняемого. При этом вполне целесообразно было прибегнуть к пыткам. От этого «исследования» и пошло название «инквизиция». После «исследования», выявленного еретика передавали с копией приговора в светский суд. Церковники лицемерно и фарисейски заявляли, что данный еретик (еретики) перестают быть под крылом матери-церкви и должны теперь быть судимы судом гражданским. Тем оставалось только привести приговор в исполнение. Ибо отказаться — это самому подпасть под подозрение в еретичестве. Но церковь оставалась формально чиста…

[2] …контроль за контролёром… Любознательному читателю: в отличие от светского суда, при проведении суда духовного, церковного, действительно было обязательное положение, чтобы не менее двух монахов следили за теми записями, которые делает секретарь. А также слушали вопросы и ответы. Чтобы потом могли присягнуть на Библии, что лично слышали то-то и то-то, и записи соответствуют истине.

[3] …следует ли делать добрые дела в субботу?.. Любознательному читателю: Катерина намекает на известный сюжет из Нового завета, когда Иисус, подзуживаемый книжниками и фарисеями, исцелил сухорукого в праздничный день субботний, когда правоверным иудеям НИЧЕГО нельзя делать. Были эпизоды в истории, когда на празднечно гуляющих израильтян напали враги. Хотя многие из иудеев имели на поясе оружие, никто из них не обнажил его, ибо это грех! Послушно подставляли шеи под нож и умирали, но не делали никакой работы в субботу. А Иисус этот закон нарушил! Объясняя тем, что добрые дела можно делать в любой день, включая день субботний.