— Меня сейчас вырвет, — хмуро произнёс Кеган, отворачиваясь от источника запаха. — Ненавижу мёд.

— Я тоже… — на полтона ниже шепнула Нина, встревоженно глядя в спину Эммериха. — Но почему именно мёд? На Нулевой есть пчёлы-убийцы?

— Касадоров нам только не хватало.

— Ты вообще о чём?

— Да игру одну вспомнил, — отмахнулся Кеган и поравнялся с Ниной. — Почему так долго?

— Без понятия. — Вздох. — Пошли, посмотрим.

Тело оказалось в десятке шагов от места, где Эммерих оставил компаньонов. Останки принадлежали молодой женщине, возможно, немногим старше Нины. Платье незнакомки было изорвано, а плоть — в рваных ранах, характерных для нападения хищника. Впрочем, это напрягло подошедших меньше, чем то, что собой представляла усопшая.

Её глаза закрыла гнойная пелена, а открытые раны, помимо личинок, оккупировали чёрные гельминты.

Эммерих вздрогнул, когда Кеган и Нина выглянули из-за его спины.

— Я же просил остаться! — крикнул странник.

— А я просил не называть меня пташкой, — напомнил Аматрис, опускаясь на корточки справа. Нина села слева от Эммериха, — но жизнь не то, чего мы хотим. Что это?

— Это?.. — Ландони неожиданно растерялся. — Это, можно сказать, один из представителей местной фауны. Советую лишний раз не трогать. — Взгляд на Кегана, уже протянувшего к останкам руки. — А если трогать, то только в перчатках… И потом от них избавиться.

Собравшись, Аматрис кивнул.

— Понял. Налицо — Воздействие мутагенеза на телесную оболочку и, полагаю, внутренности, — Кеган надел перчатки и чуть повернул голову усопшей. — Причина смерти — очевидно, нападение дикого зверя.

— Нет, не это. Вернее, не совсем это, — Эммерих указал на хвост. — Раз уж у нас урок занимательной анатомии, то слушайте внимательно. Эти [твари] зовутся здесь, на НуВе, дезертирами. Есть мирные ребята, но в массе своей — агрессивные как [лир] знает что. Причина — терминальная стадия экзитиоза головного мозга. Внешне… Ну, сами видите. Хвост — их слабое место. Если перебить, теряют подвижность.

Аматрис, внимательно слушая странника, продолжал рассматривать тело дезертирки. Хвост её был искривлён и неестественно согнут в нескольких местах. На месте переломов он представлял собой сплошную опухоль. Толщиной, казалось, хвост был шире талии хозяйки, а длиной в два раза превышал её рост.

— Он выглядит тяжёлым. Навскидку — килограммов десять, может, пятнадцать, — высказался после короткой паузы Аматрис. — Смею предположить, она просто не смогла убежать. Учитывая, что у животных хвост является органом движения, нарушение координации и мобильности как таковой видятся мне вполне закономерным результатом при подобном повреждении. По всей видимости, естественному заживлению как раз воспрепятствовало наличие гельминтов, и потому мы видим то, что видим… Не могу сказать, что это меня радует, но лучше получить знания так, чем практическим путём.

— А заражаются этой [болезнью] как? — спросила Нина. — В ВАД нам говорили о дезертирах, но как-то урывками… Рейст считал, что нам эта информация ни к чему.

— Эта срань из инсектозов, ну, от насекомых короче. Конкретно экзитиоз — от мух. Не помню, как их по-научному, но в народе они типа медовыми зовутся…

— Мелифагиды, — вспомнил Кеган. — Обычно они используют для размножения тела хордовых животных, однако при попадании в человеческий организм под Воздействием биохимических процессов они остаются личинками, и развитие их уподобляется аскаридам.

— Да, типа того, — подтвердил Эммерих. — А все мутации, они да, как раз от Воздействия на щитовидку там, на гипофиз.

— Понятно, — Нина кивнула, напряжённо отводя от трупа взгляд, и встала. — Если закончили умничать, то погнали. Надо отойти подальше отсюда и разбить лагерь… и, возможно, придумать, как быть без москитной сетки. Если здесь водятся такие твари…

— Мухи к северу отсюда, близ Нарвы, — сообщил Эммерих и поднялся следом, а за ним и Кеган. — Но сетка у меня при себе. Я умею устранять миазы — да и в Заповеднике леки есть, но да, если из трупа что вылезет, нам очень не повезёт.

— Какой [ужас], — с чувством проговорил Аматрис и, выкинув перчатки, убрал руки в карманы. — Не будем терять времени.

Расставание с Мартой Доннер далось мне тяжело. Я хотел создать семью, её влекла борьба с деми и кабина титана. Когда мы распрощались, следующий год прошёл в кутеже вечеринок. Алкоголь и случайные связи затмевали мои ночи и дни. Под неоновым светом «Фантазма» и «Клюквы» я смешивал самые дикие коктейли и забывался в объятиях вейн, чьи имена не мог вспомнить на следующие утро.

Тогда же я попробовал триумф, которого сторонился прежде. Курительная смесь из сердечной трухи — один из порицаемых препаратов, запрещённых Красмор. Её отдающие гнилью пары открывают двери в запутанные лабиринты времени, позволяя блуждать среди бесчисленных вариантов грядущего и даря то, что называют озарением. Многие теряли рассудок, обращаясь к триумфу снова и снова в надежде увидеть путь к идеальному завтра. В конечном счёте все они терялись среди миражей.

Бесконечные картины собственного будущего проносились перед моими глазами. Я видел себя богатым и нищим, вышедшим на новые ступени славы и утратившим всё, что имел. Роющимся в мусорных баках и следующим на приём в каэльтском дворце, забросившим музыку ради преподавания в ВАД и наследующим «Клюкву» после смерти отца. Однако на всех путях, что я видел в тумане времени, меня сопровождало лишь одиночество.

Отчаявшись понять, какое из грядуших оказалось подлинным, а какое лишь игрой воображения, я оставил триумф и обратился к паучьим каплям, столь же порицаемым Красмор. Изготовленные из секрета обитающих на Кенгерских островах пауков, они не приносили видений, лишь отупляющее веселье.

Порой я приходил в себя в окружении извивающихся тел. Вейны, которыми я овладевал тогда, казались мне лишь призраками, пришедшими из страны за пределом смерти. Я и сам представлялся себе исключённым из мира живых, пребывающим в вечном сне. Паучьи капли и несчитанный алкоголь губительно действовали на мой рассудок, притупляя его.

Очнувшись однажды утром и проблевавшись прямо на ковёр незнакомой квартиры, я понял, что завязываю с этим дерьмом, потому что иначе уничтожу себя. Новый альбом по-прежнему не был написан, и Патрик всё раздраженнее напоминал об этом, но теперь меня привлёк другой путь. Тот, что я ни разу не видел в тумане видений, насланных триумфом.

Тот, что таился в моих снах.

Я понял, что смогу двигаться дальше, лишь воочию увидев грандиозные башни Тельгарда, высочайшие в этой части света. Рок-музыкант Кеган Аматрис почти потерял свою жизнь, но возможно, Принц Пламени обретёт её снова,

— из дневника Кегана Аматриса

Эпизод тридцать шестой

Нулевая Высота: Заповедник

Музей

9-30/999

Вскоре из-за горизонта воспряли руины. Воздействие на прусских землях держалось на невысоком уровне, и респираторы после дороги отправились в утиль. На подступах к Заповеднику оказалось безопасно: среди разрушенных домов бродили сапорские обсерваторы, служащие в этих краях гвардией, а у обочин да на возвышенностях мерно гудели турельные установки.

Кеган, настороженно глядя по сторонам, заметил:

— К обороне здесь подходят серьёзно.

— А тут иначе и никак, — со знающим видом подтвердил Эммерих. — Они только пару лет назад отбились от Красмор и всё ещё ждут, что опять нагрянут.

— Оправданно? — подключилась к разговору Нина.

— Я бы не сказал. В Красмор все — от низа до самых верхов — [устали] от местной фауны, поэтому, думаю, в обозримом будущем стоит ждать появление нового сапора, но никак не захват Заповедника. Больно он проблемный.

— А тебя самого здесь как терпят? — спросил Кеган.

— Ну, я же лучик света в этой кромешной тьме, — широко улыбнулся Ландони и, устало вздохнув, признался: — Я для них кто-то типа информатора. Ну, о планах Красмор. Странники, как ты мог заметить, не отличаются особой идейностью, поэтому им проще дружить со мной, чем [доставать].