— Потому что я всё ещё ищу тебя как какой-то конченый, — ответил он глухо и попытался улыбнуться, но вдруг дёрнулся — где-то в коридоре загремела цепь, послышались шаги. — Давай, иди! Я задержу их. Помни — кошмары сильны, когда ты в одиночестве. Будь вместе со своими друзьями, и они не смогут вас сломить.

Не успела Нина хоть как-то отреагировать на его слова, как Элиот вновь скрылся в коридоре. Тогда девушка приложила к своим губам пальцы — на коже сохранился отпечаток чужого тепла.

— Какое… интересное поместье, — произнесла она, вновь заглядывая в коридор.

Но ни следов разгорающегося пожара, ни звона цепи с шагами оттуда больше не последовало.

Он бредёт по своему дворцу, заключённый во тьму. Каэльтин Обрыва, повелитель страны мёртвых. Его волосы белее снега, его глаза черны, как непроглядная ночь. По каменному полу ступают тяжёлые лапы, сам он подобен статному мужчине с туловищем огромного чёрного паука.

Паутина окружает его, всюду пепел и смерть, куда бы он ни пошёл. Говорят, у него есть зеркало, отражающее иные миры, и Каэльтин Обрыва часто смотрит в его стеклянную гладь. Он видит там другие жизни, что прожил давным-давно, когда ещё был человеком. Он видит там дневной свет, навсегда им утраченный.

Его когти скользят по стеклу, оставляя трещины, что немедленно зарастают. Иногда, ближе к трём часам ночи, голос Каэльтина Обрыва слышится в скрипе ветвей. Когда дыхание Обрыва проносится над землёй, за ним приходят холод и сама Пустота.

Чтобы попасть на Обрыв, порой достаточно сделать один только шаг. Провалиться в прореху, что не видна обычному взгляду, и тогда Обрыв тебя заберёт. Потянет стылым ветром, в воздухе закружится прах, и ты окажешься в стране, где царит вечная ночь. В сумрачном дворце, что высится в горах, тебя встретит Каэльтин Обрыва и сделает дорогим гостем,

— Г. Велрейн, «Мифы и легенды Карпейского Каэльтства».

Эпизод двадцать третий

Нулевая Высота

поместье Моран

9-19/999

Когда Нина легла, Кеган и Эммерих вышли на крыльцо покурить. Выдалось новолуние, на небе не просматривалось звёзд — их плотно скрывали тучи.

— По моим прикидкам, — заговорил Ландони, закуривая, — нас накроет к утру.

— И на сколько Вьюга нас задержит? — спросил Аматрис, зажимая сигарету губами. Конец её задымился сам собой. — Я читал, что иной раз её длительность превышает несколько суток.

— Не здесь. Это где-то в Сибири так будет. Сейчас осень, так что максимум — не больше суток. Главное, как закончится, на сразу выходить: сначала нужно подождать, чтобы всё прибило к земле.

Затянувшись, Кеган понимающе кивнул. Темнота, окружившая усадьбу Моранов, была кромешной — и непривычной для музыканта, привыкшему к огням полисов и софитам со вспышками фотокамер. Вместе с тем она что-то будила в нём — воспоминание, казавшееся знакомым.

Воспоминание о другой темноте, в которой он провёл долгие годы.

Может быть, даже столетия.

Одиночество и тишина, в которых он заходился криком — и не мог услышать собственный голос.

Едва не выронив сигарету, Кеган вцепился в дверной косяк, тяжело дыша. В виске толкнулась парализующая боль, а на лбу выступила испарина.

— Ты чего? — встревожился Эммерих.

— Да так, — пытаясь выпрямиться, отмахнулся Аматрис. — Просто вспомнил старый кошмар.

— Слушай, пташка, не люблю повторяться, но лир, забил бы ты на свои сны. Как бы реально так не вышло, что в итоге сам пожалеешь о том, что узнаешь… Тот псих, Дирхейл, явно тебя знал не с лучших сторон.

— То же самое можно и про тебя сказать, Эммерих. Сомневаюсь, что ты стал бы говорить обо мне хоть что-то хорошее.

Подумав, тот согласился:

— Справедливо, — и сменил тему. — Надо бы тут осмотреться, как отдохнём.

— Ты же сам говорил, что ничего нельзя выносить.

— Моё правило распространяется на всё, кроме расходников — я же не коллекционер трагедий. Или ты думал, что я оставлю те бутылки здесь? Тем более, когда появилась ещё пара спин.

— Решил использовать нас в качестве вьючных мулов? — невесело усмехнулся Аматрис. — Впрочем, здесь я не против. Спиртное может пригодиться не только для употребления внутрь.

— О чём я и говорю.

Вглядываясь вдаль, Эммерих выдохнул дым, а затем затушил окурок о дверной косяк и бросил под ноги.

— Знаешь, я частенько так что-то собираю на заброшках. Ткани да тряпки, спирт, консервы, если повезёт, — вдруг поделился странник, и без привычных ноток веселья голос его звучал непривычно и даже незнакомо. — Я ненавижу возвращаться на ЕВу, и, если бы не Нина, жил бы уже здесь дикарём.

— Серьёзно? — спросил Кеган, со стыдом вспоминая свою колкость о том, что в полисе Ландони никто не рад.

— Ага. В принципе, здесь можно неплохо устроиться, разве что с огнестрелом туго… Хотя, конечно, он и на ЕВе дорожает, так что скоро наверняка станет менее доступным.

— Оставил бы ты это безрассудство, — посоветовал музыкант, — это слишком опасно. Даже для тебя, Эммерих. Не хотелось бы, чтобы ты умер — тем более, таким молодым.

— Совсем как я? — послышался позади детский голос. — Ты ведь убил меня, брат.

Кеган вздрогнул, Эммерих разом схватился за винтовку.

— Мне послышалось? — спросил Аматрис.

— Вроде нет, — странник передёрнул затвор. — А ну поглядим.

Они обратно переступили порог, осматриваясь. Кеган включил фонарик и скользнул по углам лучом света. Из темноты вышел мальчик лет десяти, одетый чуть старомодно: чёрные сюртук и брюки, накрахмаленная рубашка. Ребёнок остановился в нескольких шагах, пристально глядя на Кегана.

У мальчика были русые волосы и светлые глаза, но черты лица выдавали лёгкое сходство с Аматрисом.

Помещение вокруг изменилось — потекло туманом, преображаясь. Мебель подёрнулась рябью и приняла иную форму. Балкончики второго этажа исчезли, потолок опустился. Над головой возникла огромная люстра на сотню свечей.

Обшарпанный, изъеденный временем вестибюль преобразился, превратившись в просторную залу. Под ногами пролёг узорчатый паркет из сандалового дерева — вместо прежнего дубового, потускневшего. Исчезли пыль и тление, декор задышал новизной. Резные столы и стулья, мягкие диванчики, покрывающий потолок золочёный орнамент. Меж тем за арочными окнами продолжала простираться непроглядная темнота. Оглянувшись, Кеган увидел, что крыльцо пропало, и за спиной вместо выводящих наружу дверей оказалась глухая стена.

— Лир, это что за [ерунда], — Эммерих нахмурился. — Хотя может, без Лира реально не обошлось.

— Ты убил меня, брат, — повторил мальчик, шагнув к Кегану. Он держал спину неестественно прямо, разговаривал ровным голосом. — Сжёг, потому что всегда завидовал мне. Ненавидел, потому что я, а не ты, законный наследник. Я умер, а скоро умрёшь и ты. Ты никогда отсюда не выберешься.

Кеган несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, а затем мотнул головой, точно желая избавиться от морока. Комната, в которой они оказались, была ему хорошо знакома — гостиная в поместье семьи Аматрис. Именно здесь начался тот пожар.

— Люмен умер, — выдавил из себя Кеган, стараясь не смотреть на младшего брата, — и если это андер…

— Будь он андером, мы бы не слышали его, мы же не некрокинетики, — напряжённо напомнил Эммерих. — Думай рационально, Кеган. Ты устроил пожар. Ты сжёг своего брат…

— Больше похоже на то, что ты пытаешься вывести меня из себя, — нервно заметил Аматрис.

— Нет, слушай. Огонь — кремация — полностью исключает формирование немёртвого образа, андера, — упрямо продолжил странник, не сводя сканеров с Люмена. — К тому же, там, где тусуются андеры, температура понижается — сейчас этого нет. Это не твой брат, пташка. Оно лишь выглядит так.

Будто не замечая слов красморовца, мальчик продолжил:

— Тебе понравилось меня убивать. Ты давно этого хотел, но не находил повода, но вот мама сказала, что она отказывается от тебя, и ты выпустил свой огонь.