— Хиииии! — протянула Леда и подняла брови. — Ты слишком много беспокоишься. Может ты боишься за свою репутацию? Неужели откуда ты родом, мужчины должны быть чисты до супружества?
— Вовсе нет. А вот женщины — да.
— Какое двуличие. А в чем разница? И как это возможно? Если свободный мужчина с кем-то проводит ночи и это нормально, а для девушки нет. То, с кем тогда проводят ночи мужчины? Тоже с мужчинами, чтоб не компрометировать женщин?
— Есть женщины, которые не живут по правилам и традициям, они соглашаются…
— И только с ними проводите ночи? — перебила Леда. — Тогда получается все свободные мужчины спят только с одними и теми же женщинами?
— Да нет же. Ты опять ничего не поняла!
— Все я прекрасно поняла. Что люди с тех краев некрасиво относятся к женщинам, бесчестно!
— О всевышние ветра… Ладно, каждый останется при своем мнении. Раз тебя не заботит репутация, я не буду о ней беспокоиться.
— Моя репутация — это мои мысли, поступки. Действовать по совести нужно, не причинять вред умышленно другому. А то, с кем делю ложе никак не относится к категории плохо или к тому, что может повлиять на репутацию.
— Хорошо, обычаи в деревне другие. Но в храм то потом как вернешься?
— Ну, скажу правду.
— То есть вас не выгоняют?
— Ты что⁈ За что могут выгнать? Да, в храмах действительно много дев, это определенная каста, которая выполняет ритуалы, которые уже недоступны тем, кто был с мужчиной. Некоторые всю жизнь в ней остаются. Но среди нас есть разные женщины. Те, у кого умер муж, те, кого бросили и оставили, те, кто попадали в беду. Ну сам понимаешь.
— Понимаю.
— Так вот. А есть те, кто встречался иногда с кем-то или встречается. Не сказать, что мы радуемся этому. Уйти за мужчиной лучше, если он женится на тебе. Но ситуации всякие бывают, есть те, кто просто уходит, а потом возвращается. Ну не получилось у них. У них просто меняются обязанности. Это другой круг и все. Есть и те… кто ходит на свидания. На самом деле мы не одобряем это. Ну чисто морально. Жалко же девушку. Если уж встретила любовь или еще как повернулась твоя судьба, то лучше покинуть храм. Тяжело на двух стульях усидеть. Все же понимают, если ты остаешься в храме и бегаешь на свидания, то… несерьезно оно все. Закончиться. Конечно, мы не осуждаем. Стараемся. Ведь значит для нее такое сплели Парки… — У нее появилась ехидная улыбка, она уже заметила, как Софоса раздражает все это связанное Парками, судьбой. — Так вот, мы не осуждаем. Но все же в глубине души понимаем, к чему, возможно, это приведет. И жалеем. Жизнь бывает разная. И как я сказала тогда, на берегу, если мы принимаем, это не означает, что перестаем страдать.
Дальше они шли опять молча. Мужчина обдумывал всё, что она сказала. Был какой-то в этом смысл.
— А у вас действительно осуждают, если девушка как ты сказал была скомпрометирована? — после раздумий спросила девушка.
— Считается, что связь должна быть в супружестве только. Женщину без супружества осуждают, не уважают.
— А мужчину нет, значит?
— Мужчина — это мужчина.
— И что значит⁈ — она уперла руки в бока, продолжив идти. Смотрелось странно, конечно. — По какому это поверью так сказано? Какой-то один недоумок придумал и все подхватили. Неужели, ваши женщины не бунтуют?
— Бунтуют? Женщины? Каким образом?
— Они могут все в храмы уйти и оставить вас, одних одинешенек! Вот так-то!
— В моих краях люди не такие верующие.
— Эх! Бедняжки. — Она действительно грустно это произнесла, искренне. Какие культурные различия!
— А мужчины служат в храме? — спросил Софос
— В нашем конкретно нет. У нас есть мальчики — сыновья жриц, но когда они вырастают, то покидают храм. Но они могут навещать свою мать. Есть мужские храмы, есть смешанные. Я, правда, конкретно их порядков не знаю, как там устроено все: обязанности, деления половин. Но если между служителями вспыхивает искра, обычно их женят, и они уходят строить свою жизнь. На двух стульях не усидишь, повторюсь. Ты либо служишь храму, либо своим планам.
— Интересно.
— Сколько тебе лет? — вдруг неожиданно спросила Леда
— Двадцать три. А тебе? Семнадцать?
— Восемнадцать.
— Когда я тебя увидел на берегу вообще решил меньше.
— Так, кто пытается понять возраст по человеку без сознания? Да еще по девушке без сил с мокрыми волосами, которая дня три не ела. Ну ты странный.
Софос возвел глаза к небу, неужели в этих краях все такие прямолинейные?
— А твои родители? Они… живы? — аккуратно поинтересовалась она.
— Нет.
— А! — поняв какую-то истину, воскликнула девушка. — Значит ты коренной житель тех мест, откуда ты.
— Нет. Мать была осюда. Отец ее нашел у вас на острове. Она уехала с ним. Так что я почти долгожитель как вы. По матери.
— О! — понимающе закивала Леда. — Ну, ты проживешь столько сколько и мы. Если тебя только отец разбавил. У нас есть смешанных кровей в этих землях. Но их мало.
— А сколько вы живете, примерно? До меня доходили слухи, что лет сто.
— Ну, это худший случай, если пить вино каждый день, не поддерживать гигиену, есть протухшую рыбу, много волноваться и…
— Я понял, вести не здоровый образ жизни.
— Верно. А так обычно двести — двести пятьдесят лет.
Глаза мужчины блеснули любопытством.
— А как это сказывается на теле? Как вы взрослеете?
— До двадцати пяти как обычные люди. А дальше замедляется процесс старения. Если сравнивать с вами… то, наверное, в восемьдесят лет мы становимся как вы в сорок. Детей, обычно заводят в промежуток между двадцатью пятьи и восьмидестью годами. И уже после ста лет по-разному. Кто-то выглядит на шестьдесят и долго так ходит, кто-то сразу быстро становится стариком. Тут уже как таковых правил нет. Зависит от образа жизни. Но здоровье наше покрепче.
Леда смотрела внимательно на мужчину. На языке вертелось много вопросов. Почему его мать умерла, от чего? Что ищет в этих краях? Родственников, наверное.
Они шли по густому лесу из высоких кепарисов. Тени деревьев спасали путников от палящего солнца, но было все равно очень жарко. Губы пересохли. Сколько они уже так шли? Три часа, четыре?
Софос достал из корзины бутыль с водой и протянул блондинке.
— Спасибо.
— Только оставь еще на весь день. На завтра будет вторая бутылка.
— Мы наберем в деревне. К вечеру должны дойти до деревни Николаса. Там заночуем.
— Это хорошо. Что же ты раньше не сказала? Я уже думал, придется ночевать среди деревьев.
— Мы бы все равно дошли, и ты бы узнал.
Мужчина напряженно сжал губы и почти зарычал. Он готов был накричать на нее за это все — «Зачем говорить, если в конце узнаем», «Зачем что-то лишнее делать, Парки прядут судьбу», «Ничего не изменится, если лишний раз будем думать».
Странный звук раздался среди привычных звуков леса. Фырканье. Путники оглянулись. В двадцати метрах от них находились маленькие кабанята. Но злое фырканье раздавалось из другого места. Они оглянулись влево и увидели, как на них несся разъяренный кабан. Размером с лошадь, подумал Софос, откуда здесь такие?
— Бежим! Вперед!
Он с силой толкнул вперед девушку, и они побежали. Не смотря тонкое строение тела, Леда бежала, не отставая, даже обгоняя. И именно в тот момент, когда она оказалась на шаг впереди упала в яму. Софос резко остановился. Нужно быстро принимать решение. В яме кабан не достанет их. Но если они там вдвоем окажутся, то неизвестно, как им выбираться. Яма выше человеческого роста. Он резко свернул вправо и побежал, уводя за собой зверя.
Леда села прислонившись к земле, выравнивая дыхание. Посмотрела вверх. Кажется, кабан убежал. А куда делся ее спутник? Бросил что ли или нет? Она хмыкнула, потерла глаза и наклонила голову назад. Раз — два- три — четыре. Раз-два- три- четыре. Вдох-выдох, вдох- выдох. Медитация — один из инструментов, которому учат в храмах в первую очередь. Если не знаешь, что делать успокой себя, прими настоящее.
