Я вдруг понял, что ему даже больше моего страшно, потому что он явно лучше представлял, что нам предстоит. От этого уровень уже моего страха взял новую высоту.

— Неблагодарный ублюдок, решил сбежать, как крыса⁈ — заорали вдруг совсем рядом, и от неожиданности я чуть не выпустил из руки веревку, за которую до этого держался.

Повернувшись, я узрел толстяка с полубезумным взглядом, вперившимся в нас будто горящими углями вместо глаз на заросшем лице с лопатообразной бородой. Он крепко стоял на ногах в нескольких метрах от нас, невзирая на шторм. В одной руке он держал крупный огромный нож, похожий на мачете, на второй же блеснул шипованный кастет.

— Скоро ты наконец сдохнешь, жадный ублюдок, вместе со своей развалюхой, но это, как-нибудь без меня, — закричал в ответ кок, впрочем, непрекращая усилий по привязке своей бочки.

Капитан, а это видимо был он, зарычал, но несмотря на полубезумный взгляд, с опаской окинул нашу троицу, особенно Таха, который хоть и был нынче без доспеха и тем более щита, но свою секиру не бросил, а увидев бородача, тут же достал её из чехла на бедре. Евнух явно чувствовал себя сильно дискомфортно на качающейся палубе, и держа секиру одной рукой, другой цеплялся за канаты на палубе, привстав на одном колене. Но даже так его могучая фигура выглядела опасно.

— Что замерли, ублюдки⁈ — завопил капитан, обращаясь к оборванцам неподалёку. — Разом навались на крыс!

— Задержите их, — бросил Махди, закончив со своей бочкой и кидаясь крепить вторую, что ранее держал Тах.

Бедолаги из прочей команды жались по бортам, но капитан почти зарычал, плюясь, махнул угрожающе пару раз своим тесаком и морячки, выхватив короткие, но от того не менее опасные дубинки и ножи, неуверенно бросились на нас. Чувствовали они себя на ходящей ходуном палубе хоть и явно лучше нас с Тахом, но далеко не так уверенно, как капитан с коком.

Полуголый «викинг», привстал с одной стороны люка, но продолжая крепко держаться за канаты на нём. Я же с другой — в нечто среднем между штанами из хлопка и шортами, и в свободной рубахе — аля косоворотка, подпоясанной кожаным поясом с отощавшим кошелём на нём. Вынув из ножен полуторник — единственное, что я захватил из каюты, прищуренно взглянул и с угрозой махнул нескольким оборванцам, которые и сами не особо рвались наброситься на профессиональных воинов.

Впрочем, брать мне особо кроме текущего и нечего было. Разве что в каюте остался простенький доспех подобный тому, что так и не починил Тах. И вроде что-то там ещё валялось по мелочи у кровати, которое нынче мне ничем уже почочь не могло. Капитан снова рявкнул и даже вроде пнул кого-то, что я увидел периферийным зрением. И наконец они кинулись на нас.

Нападать на пусть и бездоспешного, да и не успевшего нормально проверить свои навыки, а потому почти любителя, но вооружённого длинным клинком человека — плохая затея. Особенно если вы вооружены короткими дубинками, а то и вовсе ножами. С другой стороны их было сильно больше и они лучше себя чувствовали на этом «палубном родео».

И хоть я, в отличии от Таха, удерживался за канаты не рукой, а зацепившись за них ногой, подвижности это меня так же лишило. К тому же, как началась резня, я быстро понял, что выбрал так себе вариант, чтобы удержать своё тело.

Не будь они такими трусоватыми, вполне возможно им бы удалось. Один недооценил длину моего клинка и подставившись, вопя и разбрызгивая свою кровь, бросился от нас. Капитан, как загонщик гнал их на нас, стимулируя матерным рычанием и пинками. Но не смотря на свою явную неадекватность, мозгов держаться до поры от нас подальше — у него вполне хватало.

Другой ублюдок, возомнив себя умнее прочих, пользуясь тем, что я отвлекся на урода раззявившего полу беззубый рот в подбадривающем себя вопле, метнул в меня свой нож. Лишь спустя секунду я осознал, что привычно, будто до сих пор нахожусь в Аду, с любящими метать иглы ежихами, почувствовал его за миг до попадания.

И рефлекторно убрал с опасной траектории ногу… которой цеплялся за канат внизу. Корабль, как раз качнулся на корму, и я невольно побежал на троицу оборванцев. Пытаясь удержать равновесие, я дернул руками, случайно вгоняя клинок в стоящего чуть в стороне моряка. Он уронил дубинку, рефлекторно вцепился в лезвие, пытаясь вытащить его из своего бока и тут же лишился пальцев.

Я влетел в выпучившую глаза парочку поодаль, завалившись с ними на палубу. Идиоты, им бы тут же воспользоваться тем, что на такой дистанции их ножи лучше моего меча, но истерично визжа, они попытались уползти от меня подальше. Паника — не просто плохой помощник, но и смертельный проводник по жизни. Она часто ведёт самым коротким путём на кладбище, либо к проблемам побольше, чем те, которыми паника была порождена. Пользуясь их глупостью, от души приложил лбом, явно ломая ему нос, судорожно пытающемуся оттолкнуть меня оборванцу — забывшему, видимо, что держит в руке нож. Я привстал на колено, которое практически вбил в горло захрипевшего моряка и сильно ткнул остриём меча в зад, уползающему на карачках второму.

Взвизгнув, как порося перед походом на шашлыки, он рванул с места в карьер и с хрустом воткнулся головой в какой-то высокий ящик, закреплённый на палубе. Потеряв к обмякшему телу интерес, я с трудом вскочил, развернулся и пользуясь тем, что судно накренилось в обратную сторону, сделал несколько быстрых шагов обратно — «к своим».

Там на палубе, заливая всё вокруг кровью, уже агонизировали пару оборванцев. Оставшиеся, уже игнорируя капитана, в страхе отбежали обратно к бортам, где пугливо зажались. Похоже, теперь они больше боялись секиры Таха, нежели гнева капитана.

— На! — пока он ором пытался вернуть остатки команды в бой, в грудь капитана прилетел нож, который бросил кок. — Это тебе в счёт долга, ублюдок, — крикнул он, после вскочив, уже бросил нам, — шевелитесь, всё готово.

Тах вбросил секиру в чехол на поясе, одним движением затянув на нём ремешок и в одиночку поднял свой край. Я же, где-то потеряв в процессе ножны, бездумно — чисто на привычке старого Ричарда не бросать оружие, всунул меч под канаты на люке, вдвоём с коком поднял уже свою сторону.

И подхватив втроём деревянную решётку, опутанную канатами с парой закреплённых пустых бочек, мы рванули вдоль корабля к корме. Поймав нужный момент, по сигналу кока мы ускорились и ласточкой кинулись в море.

Мозг, перегруженный ужасом отключился, далее работало тело на рефлексах и инстинкте самосохранения. Вроде, пока летели, что-то орал кок, кажется, в плане держаться, как можно крепче, но даже без сигналов из мозга тело поняло это само. Приземление вышло не столько мокрым, сколько болезненно жёстким. Впечатавшись лицом в канаты, я болезненно приложился лбом о свой же меч, всунутый под них. Хорошо хоть плашмя. А то вот была бы хохма — зарезаться своим же оружием.

Так двое орущих в ужасе людей, и один евнух молча пучащий в страхе глаза, судорожно цепляясь за канаты, видимо, наконец пробило на эмоции и его невозмутимость — отправились в плавание отдельно от корабля.

Старый трудяга — торговец, наконец сдался. Он и так был на грани, но его кончину дополнительно ускорила недавняя схватка, во время которой судно немного потеряло курс и частично подставилось под боковые волны. С хрустом обломилась мачта, но корпус совсем ненадолго пережил её. Судно вспучило, будто его пнула нога Гулливера и оно разломилось надвое. Вокруг полетели обломки. Спустя меньше минуты волны качали лишь их. Товары же, от жадности капитана взятые с явным перегрузом, с кусками корпуса и людьми, ушли в морскую тьму.

Солнышко припекало, в спину нежно плескала почти спокойная вода. Уж не знаю, как там прошлые разы, которые, чтоб его, оказывается были в довольно многочисленном числе, но это внедрение — просто марафон суеты и глупостей. Впрочем, грех жаловаться. При всех минусах, я впервые за многие десятки лет из тех, что помнил последними — чувствовал себя живым. Нет не так: