- Вы сделали так?

Девушка покачала головой. - Нет. Это было бы слишком злобно.

В чрезвычайно быстрой последовательности, подобно трели нот, три искры вспыхнули с невыносимой яркостью, которая смешалась и потушила искорки двух других голокораблей, по мере того как они меняли цвет с белого на очень нежный, похожий на розовый. Свет был чист, как само творение, стирая все грехи, все желания, все последствия. Чику вглядывалась в его чистоту, захваченная моментом. Казалось, прошла вечность, прежде чем свет сменился тьмой, и снова стали видны две все еще горящие искры.

Трое ее живых спутников уже были готовы идти, когда она присоединилась к ним. Травертин, Намбозе и доктор Эйзиба стояли рядом с ассортиментом серебряных контейнеров: закрывающиеся на застежки футляры с закругленными краями и множеством красочных символов и инструкций, напечатанных плотным шрифтом, тисненных по бокам. Некоторые из шкафов были открыты на петлях, открывая взору обитые тканью внутренности или ряды искусно упакованных выдвижных отделений. Предметы снаряжения, начиная от дыхательных масок и заканчивая медикаментами, были вытащены из ящиков и сложены в беспорядочные кучи на земле. Эти ящики представляли собой лишь малую долю предметов, которые они привезли с собой на "Ледоколе". С другой стороны, у четырех человек были скромные потребности.

Травертин запихивал все это в рюкзак. - Что случилось? Мы были готовы уже час, ожидая тебя. Арахна все время говорила, что ты придешь, но мы начали сомневаться.

- Нам пора двигаться, - сказала Намбозе. - Здесь достаточно, чтобы продержаться пятнадцать, может быть, двадцать дней, при условии, что мы не столкнемся с чем-нибудь действительно неприятным. Мы просмотрели коробки и думаем, что знаем, что нам нужно, а что мы не можем позволить себе носить с собой. Я могу помочь тебе разобраться с базовым набором.

- Что-то случилось? - спросил доктор Эйзиба, поправляя ремешки яркой пластиковой дыхательной маски, которая в данный момент болталась у него на шее. Сосредоточенность превратила его черты в маску, похожую на маску шимпанзе. - Кстати, где ты была?

- Вы говорите, что пробыли здесь час? - спросила Чику.

- Были готовы час назад, - сказал Травертин. - Трудно сказать, но, должно быть, до местного рассвета было недалеко, когда она высадила нас здесь, а сейчас, должно быть, уже середина утра. Нам нужно будет как-то следить за временем, чтобы правильно расходовать наши пайки.

- Ты помнишь, как был на борту "Занзибара"?

- А почему бы и нет? - спросил Травертин, поморщившись, когда почувствовал вес рюкзака. - Когда прибудет корабль, они смогут ретранслироваться с наших имплантов и следить за нами из космоса. Все, что нам нужно сделать, это убраться как можно дальше от установок Арахны.

- Каждый километр поможет, - согласилась Намбозе. Она стояла на коленях, роясь в отделениях одного из медицинских боксов, вытаскивая флаконы с цветовой маркировкой и упаковки для подкожных инъекций. - И даже если это никак не повлияет на наши шансы, психологически я бы предпочла двигаться, а не сидеть на месте. Мы все так думаем.

- Я спрошу еще раз, - спокойно сказал доктор Эйзиба. - Что-то случилось?

- Да, - сказала Чику. - Довольно много. Что-то случилось. Я заставила кое-что случиться. Мне нужно поговорить об этом.

Она присоединилась к своим спутникам в месте, которое не узнала по непосредственному опыту. Это было куполообразное сооружение, полностью прозрачное, но расположенное не на вершине одной из башен, а у основания башни, внизу, в лесу. Стены купола изгибались под ними, образуя пол из гибкой прозрачности. За стенами, местами прижимаясь к ним, виднелось изобилие растительности. Цвета были различимы лишь смутно: приглушенные зеленые, синие и бирюзовые, предполагающие оттенки, текстуры и степень блеска. Чику видела всевозможные архитектурные формы листьев и цветков, стволов и корней, виноградных лоз и усиков, от тонких и похожих на кинжалы до жилистых и синаптических, колоннообразных, слоновьих и гротескных. Даже в самый яркий из безоблачных дней нависающие слои полога лишили бы солнечный свет большей части его воздействия к тому времени, как он проник бы на эти глубины. Из-за пепельного покрова освещение было таким же скудным, как последние отблески сумерек.

И все же в растительности были просветы - искусственные дорожки или случайные участки более четкой растительности, - через которые четыре человека, возможно, с трудом смогли бы продвинуться вперед. Ей было интересно, чего ожидали ее спутники. Несколько десятков километров в день вселяли оптимизм. Но Намбозе была права - лучше двигаться, чем сидеть сложа руки, ожидая падения следующего ударного снаряда.

Коридор пронизывал купол насквозь, и Чику вспомнила описание Намбозе о посещении чего-то подобного. В одном направлении он простирался так далеко, насколько Чику могла разглядеть, прежде чем мрак поглотил ее зрение. В другом направлении он тянулся совсем недолго, прежде чем упереться в плоскую круглую стену. За дискообразным окончанием она разглядела участок чистой растительности - то, что она назвала бы поляной, если бы на нее падал солнечный свет.

- Нам пора двигаться, - сказал Травертин. Но даже когда он говорил, он уронил рюкзак. - Что-то не так, не так ли? Что ты знаешь, Чику?

- Нам нужно поговорить.

- Хорошо, но давай не будем затягивать разговор.

- Я не хочу, чтобы это было так, но нам все равно нужно поговорить. Я думаю, это важно. Мы можем присесть на минутку?

Поначалу неохотно, участники группы собрали несколько упаковочных ящиков в четверку самодельных табуреток.

- Как вы сюда попали? - спросила Чику, усаживаясь на два ящика.

- Нас здесь не было, а потом мы появились, - сказал доктор Эйзиба, - как и в любой другой раз, когда Арахна перемещала нас.

- Вы ее видели?

- Нет, но намерение выглядит вполне понятным, - сказала Намбозе. - Эти припасы были доставлены с "Ледокола"... - Она замолчала и уставилась на Чику. - Почему ты так смотришь? Что тебя беспокоит?

- Не знаю, Гонити.

- Ты могла бы начать с рассказа нам о том, что произошло, - сказал Травертин.

- Три голокорабля исчезли. - Чику пришлось с трудом сглотнуть, прежде чем продолжить. - "Укереве", "Нетрани" и "Шрихарикота". Она использовала против них свое оружие. Насколько я могу судить, они были полностью уничтожены.

Остальные восприняли эту новость с усталой покорностью, которую она ожидала, выражения их лиц были мрачными, но полностью принимающими правду того, что она говорила. Они посмотрели друг на друга и кивнули в знак взаимопонимания.

- Я не могу с этим мириться, - наконец сказал доктор Эйзиба. - Всегда следует сожалеть о потере одной-единственной жизни. Но им был дан шанс действовать по-другому. После того, что они начали делать с этой планетой - с нами! - Боюсь, я больше всего привязан к "Занзибару".

- Они были готовы отравить целый мир, - сказала Намбозе. - Наказание суровое, это верно, но если бы один из этих камней упал на Мандалу... это был бы самый безответственный поступок за всю историю нашего вида! Их нужно было остановить.

- Стокгольмский синдром, - сказал Травертин. - Вот в чем дело. Мы так долго были ее заложниками, что начали разделять ее точку зрения. Но даже если это правда, это не меняет моего мнения. Намбозе и доктор Эйзиба правы - бомбардировку нужно было прекратить. Если потребовалось совершить этот ужасный поступок, чтобы остановить это, это все равно меньшее преступление, чем позволить этому продолжаться.

Чику едва могла смотреть на их лица. - Ты еще не знаешь всей истории. Она намеренно уничтожила только три из пяти - она провела свои расчеты и пришла к выводу, что взрыва трех кораблей будет достаточно, чтобы доказать свою точку зрения.

- И что? - спросил Травертин, наклоняясь, чтобы встретиться взглядом с Чику.