- Машина, приказывающая другой машине скрывать свое существование? Искусственные интеллекты шепчутся друг с другом через межзвездное пространство, ведя разговор, который мы, люди, не можем ни перехватить, ни понять?
- Пугающе, не правда ли?
- Это можно назвать одним словом.
Одно дело знать, что сосновые шишки находятся на расстоянии тысячи километров от края до края, но совсем другое - приближаться к такому объекту, оценивая его размеры из первых рук. Она подумала о Гиперионе, маленькой изрешеченной луне, вращающейся вокруг Сатурна, - Гиперионе с его туннелями и подземельями, с его бесконечными галереями, кишащими художниками и анархистами. Чику Йеллоу и ее друзья отправили "Гулливер" на эту луну. Но Гиперион был на треть больше одного из этих инопланетных объектов, и, кроме того, это были явно созданные вещи, материя, сформированная и организованная огромным холодным разумом. Они, должно быть, тоже пришли сюда, чтобы иметь возможность передвигаться, и это было едва ли не труднее принять, чем само существование этих объектов. Ничто столь огромное не должно быть способно к перемещению, не говоря уже о пересечении межзвездного пространства. Это было оскорблением естественного порядка.
Выведение на орбиту приблизило их к ближайшему объекту не более чем на пятьсот километров, но для нервов Чику этого было вполне достаточно. Хотя объекты вращались вокруг Крусибла, технически они не находились на орбите: их движение было решительно некеплеровским. Учитывая высоту, на которой они сидели, они должны были двигаться примерно в два раза быстрее, чем были на самом деле. Еще один удар по человеческому высокомерию, - подумала Чику, как будто гравитация была законом, который инопланетные объекты спокойно решили игнорировать. Они даже не зафиксировали массы, которую были способны обнаружить датчики "Ледокола", несмотря на то, что они, должно быть, содержали миллиарды тонн вещества. И вот они зависли и медленно вращались, их спицы пересекали эклиптику и устремлялись в космос. Она подумала обо всех звездах, обо всех мирах, которых в конце концов коснется свет этих спиц. Эта простая дуга, пересекающая небо, должно быть, все еще охватывала тысячи солнц только в этом маленьком уголке спирального рукава. Она задумалась о других цивилизациях, человеческой и художественной, которые попали под удар спиц.
Она содрогнулась от масштабов этого начинания, чего бы оно ни надеялось достичь.
Сосновые шишки были названы так из-за их формы, а также из-за множества частично перекрывающихся пластин, которые были организованы в соответствии с элегантными и простыми схемами роста. Самая маленькая из пластин, где сосновые шишки сужались к острию - концу, ближайшему к Крусиблу, - имела всего километры в поперечнике, не шире среднего айсберга. Самая большая из них, расположенная ближе к более толстому концу, достигала почти ста километров в поперечнике и десятков километров в толщину. Все они были совершенно черными, непроницаемыми для пассивных и активных сенсорных систем "Ледокола". Они искусно подогнаны друг к другу, но между наложенными слоями также были промежутки, сквозь которые были видны намеки на более глубокую структуру: голубые тайны внутреннего механизма, проглядывающие сквозь разочаровывающую дымку, как будто между механизмом и ледоколом была помещена какая-то размытая среда. Излучение распространялось, размазывалось по всему спектру и модулировалось странным образом, с всплесками поглощения и излучения, которые не соответствовали известным ядерным переходам. Излучение было загадочным, достаточным, по словам Травертина, для получения тысячи докторских степеней, возможно, целой академической дисциплины. Но ни одна из его частей не была достаточно мощной, чтобы представлять угрозу - по крайней мере, не в тех группах, которые они были способны зарегистрировать.
Поскольку они опускались ниже уровня сооружений, Травертин предположил, что потоки поднимались одновременно с их прохождением - поднимались, а затем постепенно опускались обратно до уровня, который они показывали ранее. Но трудно было знать наверняка. Они не получали никаких достоверных данных, пока не подошли совсем близко, и поскольку у "Ледокола" не было ресурсов, чтобы расставить датчики за собой, это было все, что они собирались узнать на данный момент.
Но их не уничтожили. Чику, конечно, была рада этому. Но она надеялась на что-то конкретное, и нарастание/затухание голубого свечения не шло в счет. Чего она хотела, решила она, так это чтобы инопланетные машины превзошли проблему Производителей - сделали что-то, враждебное или иное, что отодвинуло Производителей на второй план. Но такой увертюры не последовало, и она не могла не почувствовать укола разочарования.
Поэтому они опустились еще ниже. Импульсы тяги изменили траекторию движения "Ледокола", еще больше истощив то небольшое количество топлива, которое еще оставалось в наличии. Как только спускаемый аппарат достигнет орбиты в нескольких сотнях километров над поверхностью Крусибла, им не понадобится топливо для посадки - они будут поддерживать высоту только в том случае, если будут использовать двигатели для противодействия трению атмосферы, - но у них будет достаточно топлива, чтобы приземлиться в подходящей точке посадки по своему выбору.
Намбозе была занята обновлением своих карт, накладывая свежие данные поверх старых. Разрешение новых данных было не таким хорошим, как у старых, но они обладали тем достоинством, что были достоверными и поддающимися проверке. Теперь они не полагались на машинные глаза: они могли сами видеть пейзаж через иллюминаторы.
В некотором отношении новости были хорошими. Сам Крусибл оказался именно тем миром, который они ожидали увидеть - геология планеты, атмосферные и поверхностные условия были в точности такими, как было обещано. Растения колонизировали сушу и в своей детальной биохимии дублировали нечто, что было очень близко к земному процессу фотосинтеза. Но люди знали об этом задолго до того, как Окулар провел детальные наблюдения поверхности. Атмосфера Крусибла содержала молекулярный кислород и метан в объемных соотношениях, более чем на сто порядков превышающих те, которые можно объяснить одним только термодинамическим равновесием. Кроме того, большая часть поверхности Крусибла была покрыта чем-то, что очень сильно поглощало красный свет, намекая на обильное присутствие пигмента хлорофилла или его аналога. Если и была одна истина, которая стала ясна за четыре столетия освоения космоса, так это то, что существовало очень мало неорганических механизмов, которые придавали вещам зеленый цвет, и совсем нет таких, которые могли бы окрасить целую планету в ослепительный изумрудный цвет.
Жизнь была единственным объяснением.
Все это оказалось правильным, что стало утешением, если не облегчением. Они могли бы жить здесь, приняв некоторые осторожные меры. Но они ожидали увидеть поселки и города, гавани и причалы, дороги и посадочные площадки, а ничего этого не было вообще. Некоторые намеки на возможную деятельность Производителей, это правда - обычные участки расчищенной местности, отражающие сигнатуры, которые намекают на искусственные сооружения, - но все это слишком мало, чтобы быть полезным волнам мигрантов. К густой, теплой, богатой кислородом атмосфере Крусибла нужно было бы немного привыкнуть. Предполагалось, что они будут жить в помещениях с повышенным давлением, питаемых атмосферными очистителями, в то время как колонисты постепенно увеличивали воздействие естественного воздуха Крусибла - сначала переносили его с помощью фильтрующих масок, затем короткими эпизодами прямого дыхания - и всегда под пристальным медицинским наблюдением, опасаясь микроорганизмов или переносимых по воздуху токсинов. Если потребовались бы десятилетия, прежде чем граждане смогли ходить по Крусиблу без защиты, это всегда казалось приемлемой частью сделки - терпеливое распаковывание подарка мирового масштаба.
Они продолжали вращаться по орбите. Независимо от их специализации, все они были очарованы Мандалой. Они ознакомились с данными наблюдений и прогулялись по уменьшенным реконструкциям в парках предвкушения. Они просмотрели океаны анализа и предположений, часть которых теперь настолько устарела, что обросла плотными слоями собственной учености. Но здесь все было по-настоящему, и это было по-настоящему - не вымысел, не искажение. И совсем не так удивительно и чуждо, как их заставляли верить. Даже своими собственными глазами, глядя вниз из космоса, Чику не могла полностью оценить масштаб артефакта. Здесь не было ничего, что могло бы сравниться с парящими машинами длиной в тысячу километров, но это было совершенно другое творение рук разумных людей, созданное не из механизмов, плавающих в вакууме, а впечатанное в кожу планеты. Сложная, симметричная форма Мандалы была знакома ей по бесчисленным визуализациям - она могла бы стать основой для какого-нибудь грандиозного императорского сада, со всеми лабиринтами, бордюрами и пересекающимися дорожками для прогулок, за исключением того, что Мандала была шириной с экваториальную Африку, а ее желоба с острыми краями были такими широкими и глубокими, что они соответствовали целым погодным системам, придавая облакам форму линий и углов. Она простиралась от одного морского побережья континента до другого, огибая кривизну земного шара. Когда на одном краю Мандалы была ночь, на другом все еще был день. Тени проталкивались по ее каналам и протокам с внезапно нахлынувшим намерением. По какому-то до сих пор неясному механизму моря входили и выходили из каналов в соответствии с фазами приливов двух лун Крусибла, образуя неглубокий мениск, который изменял обычное отражающее альбедо каналов. Было возможно, но пока не доказано, что части Мандалы закрывались, открывались или изменяли свой наклон в соответствии с ритмами моря. Также считалось вероятным, что Мандала обладала способностью восстанавливаться в условиях многовекового воздействия погодных условий и планетной геологии, сохраняя невероятную остроту своих углов и граней. Если бы она могла самовосстанавливаться, она также могла бы эволюционировать и, возможно, реагировать.
