Всего через две двери находится хранилище. Снаружи дверь выглядит так же, как и любая другая дверь в квартире, но на самом деле это полфута армированной стали — стены такие же, окружающие комнату внутри. Ручку никак не повернешь, вместо нее открывается панель.

Я не включаю лампу, просто кручу мышкой, и свечение монитора наполняет комнату прохладным серым светом. Компьютеры в этой комнате имеют доступ ко всем камерам на объектах недвижимости, которыми мы владеем, пользуемся или хотя бы отдаленно интересуемся. Я открываю изображение с камеры, спрятанной в комнаты для гостей.

Оранжевый свет от уличных фонарей проникает в комнату, давая мне достаточную видимость, чтобы увидеть, как Харлоу снимает шорты. Я кусаю кулак при виде ее голой задницы. Мне до смерти хочется увидеть, останутся ли на ее булочках синяки от отпечатков моих пальцев завтра. Сопротивляясь желанию увеличить и проверить сейчас, я расстегиваю брюки и выпускаю свой ноющий член на свободу.

Сплевываю в ладонь и смачиваю член, пока она забирается в кровать. Я планирую подрочить, пока она засыпает, наблюдая, как ее темные волосы рассыпаются по подушке, как она ворочается и переворачивается, и маленькая складка между ее бровями расслабляется, когда она уходит в сон. Но вместо этого она опускает руку под простыни, и невозможно ошибиться в тонких движениях, которые следуют за этим.

Вы только посмотрите на это, моя девочка — маленькая грязная шлюшка.

Ее рука дергается под простынями, ее бедра двигаются, пока она возбуждается, несомненно, от воспоминаний о том, что только произошло между нами. Я рычу, когда провожу большим пальцем по головке, размазывая сперму, мои зубы скрежещут, представляя, что вместо нее это делает она.

Пламя жжёт кожу, пока дрочу, наблюдая, как ее сладкий, блядский рот раскрывается в стоне. Другой рукой я пытаюсь включить звук, ее тихие стоны теперь эхом отдаются в ушах и смешиваются с моими собственными. Звук настолько чертовски эротичен, что даже в разделенных комнатах я откидываю голову назад и закрываю глаза, не желая, чтобы это закончилось так быстро.

Она извивается под одеялом, и я представляю, как она вот так же извивается подо мной, пока я прижимаю ее к себе за горло и трахаю, вдавливая в матрас. Расширятся ли ее глаза от шока, когда я буду сжимать ее хрупкую шею, или они закатятся от удовольствия из-за того, что она уступила контроль своим низменным потребностям? Я сжимаю, кожа моего члена горит в предвкушении разрядки, яйца напряжены.

Мои глаза прикованы к экрану, когда другая ее рука задирает топ, обнажая идеальные сиськи. Она играет со своим соском, проводя пальцем по бугристой коже. Я осознаю, что прикусил губу, только когда чувствую металлический привкус крови на языке. Богиня, гребаная богиня.

Мне приходит в голову мысль, что, возможно, она устраивает для меня шоу. Я уверен, что камера хорошо замаскирована, но она была права, предположив, что у меня есть камеры, охватывающие каждый дюйм этого места, видимые или нет. Она щиплет себя за сосок и сильно тянет его, застонав.

Черт, черт, черт.

Мой оргазм стремительно приближается, основание члена гудит, умоляя об облегчении. Но я хочу перелететь через край вместе с ней. «Еще рано», — рычу я про себя.

Я увеличиваю изображение ее лица, желая — и нуждаясь — изучить каждую судорогу и едва уловимую перемену в ее выражении. На лице пляшет желанное удовольствие, и я сжимаю основание своего члена, когда она снова погружает голову в подушку. Она близка, так чертовски близка.

Я слышу это по учащенному дыханию, по скованному движению ее руки на киске, по тому, как отчаянно она упирается в нее. Мои бедра болезненно сжимаются, сдерживая кульминацию.

Но затем, после одного слова, прозвучавшего на ее губах, я кончаю сильно и бурно, сперма заливает мою кофту и кулак. Я пытаюсь перевести дыхание, пока она повторяет это слово снова, при этом сама кончая.

— Кэш.

Харлоу

Я уже несколько часов перебираю в голове возможные варианты. Прошлой ночью заснула быстро после того, как наконец-то ослабила напряжение, которое плотно обвилось вокруг меня с тех пор, как я встретила Кэша. Но сегодня утром проснулась раньше солнца и не смогла снова заснуть. Мой разум отказывается молчать.

Может ли оказаться так, что кадры с видео, которые я видела прошлой ночью, были поддельными?

В наши дни возможно многое.

К счастью для меня, бейсбольные матчи всегда хорошо документируются. Их показывают по телевидению, фрагменты записывает команда СМИ, фанаты выкладывают в социальные сети. Если я смогу подтвердить кадры, на которых Кэш присутствует на игре во время убийства Бет из разных источников, тогда… тогда что?

Тогда я смогу трахаться с ним без чувства вины? Он все еще плохой человек, очень, очень плохой.

Может, он и не «Убийца из Джун Харбор», но это не значит, что он святой. Далеко не значит. И я была бы крайне глупа, если бы забыла об этом.

Но то, как он целовал меня… то, как он владел моими губами, словно они принадлежали ему, то, как он требовал большего, словно изголодавшийся, и электричество, которое пробегало по моим венам при каждом движении его рук по моей коже.

Господи, ничто из этого не оправдывает всех тех ужасных вещей, которые, я уверена, он делал и будет делать.

Не говоря уже о том, что я снова остаюсь в неведении относительно убийцы Бет. Настоящая причина, по которой он вообще оказался в моей жизни.

Боже, я в полной заднице.

Просто нужно пойти и потребовать, чтобы он показал мне каждую записанную секунду и каждую сделанную фотографию с той игры. Если он действительно был там, то я должна знать это без тени сомнения.

Вскакиваю с кровати, надеваю треники и распахиваю дверь. Я полностью готова высказать свою точку зрения еще до того, как он успеет заговорить. Не собираюсь колебаться, ходить вокруг да около.

Но как только выхожу в коридор… Святая Матерь Божья.

У меня пересыхает во рту, когда я прослеживаю взглядом каждый дюйм и впадинку на его прессе и спускаюсь к восхитительным косым мышцам над полотенцем. Капелька воды скользит по его животу, каскадом стекая по татуировкам, и мне хочется слизать ее. Его торс представляет собой замысловатую сцену, напоминает картину, которую можно увидеть в Миланском соборе. Здесь есть ангелы, Мадонна, облака, орлиные крылья и лучи света — все это смешалось в черно-белом гобелене.

— Харлоу, — его голос низкий, хриплый и с оттенком предупреждения. Я отвожу взгляд от полотенца, которое медленно натягивается, и поднимаюсь, чтобы встретиться с его глазами. То, как хрипло и отчаянно он произносит мое имя, вызывает у меня дрожь. — Если ты будешь так пялиться на меня каждый раз, когда я без рубашки — а это часто случается в моем собственном доме — то будь готова к тому, что тебя трахнут.

— Чт-что? — дыши, не забывай дышать.

— Мужчина не может долго держаться, Харлоу, — он снова произносит мое имя таким тоном, что волосы на затылке шевелятся. — А я не самый терпеливый из мужчин.

Он подходит ближе ко мне, от его свежего, чистого запаха у меня скручивает желудок, а киска сжимается. Господи Иисусе, Харлоу, соберись.

— Знаешь ли ты, как сильно я хочу сейчас скрутить тебя и трахнуть у стены? Знаешь ли ты, как прекрасна будешь выглядеть, с намотанными на мой кулак волосами, пока я буду заставлять тебя сосать глубже, дюйм за дюймом?

Он протягивает руку, и я тупо, не думая, беру ее, увлеченная попыткой прочитать тату слов на его ребрах — возможно, что-то на ирландском. Быстрыми и уверенными движениями он берет меня за руку и прижимает к стене, зажав запястье над головой. Моя грудь вздымается, я упираюсь ей в твердую поверхность, пульс бьется невероятно быстро.