— Бог — бродяга?

Вогтоус не знал, что ответить на это, ну или просто не хотел отвечать. Он медленно прошел к центру зала, где некогда располагалась статуя, а теперь находились ее обломки. Как же они ненавидели бога, если разбили его каменный образ на такие мелкие осколки…

— Зачем, зачем они убили его? — спросил он грустно.

Рваное Лицо осклабился.

— Наверное, он не хотел помогать им больше, — его голос дрогнул. — Я не могу здесь находиться. Это место… оно меня не принимает.

— А мне здесь нравится.

— Так это тебе.

Вогт заметил, что Рваное Лицо рассматривает осколки статуи, но при этом держится от них на расстоянии. Вогт наблюдал за ним, сдвинув брови. Рваное Лицо вздрогнул, как будто вышел из глубокой задумчивости, и развернулся к выходу.

— Ты опять вознамерился сбежать от меня? — осведомился Вогт. — Как в прошлый раз.

Рваное Лицо усмехнулся.

— Не раньше, чем ты ответишь на мой вопрос, Кролик, пока еще способен это сделать.

— Какой вопрос?

— Ты так боялся утратить свое имя. Это случилось?

— Нет. Оно все еще со мной, сейчас. Я бы не отказался от имени только потому, что ты приказал мне.

— Так «Кролик» твое настоящее имя? — Рваное Лицо слегка развеселился.

— Да, Кроллик. Крол-лик.

Рваное Лицо рассмеялся.

— Кроллик, — немного обиженно повторил Вогт. — Ветелий был роанцем и дал мне роанское имя, хотя для нашего языка оно может звучать немного необычно. Я Вогтоус Кроллик, — сказал он гордо. — Разве это смешно? — спросил он и рассмеялся сам. Он очень серьезно относился к своему имени, но был рад тому, что Рваное Лицо смеется.

Однако уже в следующий момент покрытое шрамами лицо вновь посуровело.

— Слушай, тебя ищут, причем очень активно. Стражники и солдаты наводнили город. И если бы только они представляли для тебя опасность… За твою голову объявили награду. Любой прохожий поспешит сдать тебя, несмотря на то изумительное развлечение, которое ты предоставил публике на суде. Уясни ты, наконец: в этом городе у тебя нет друзей.

— Так я уже двоих встретил.

— Значит, тебе невероятно повезло — их только двое и было. Затаись на время. Я постараюсь что-нибудь придумать, чтобы сбить их с твоего следа.

— Что ты можешь придумать? — Вогт схватил Рваное Лицо за руку. — Не вздумай приближаться к тем ужасным людям из дворца. Они абсолютно безжалостны. Это слишком опасно.

— Я буду осторожен, не волнуйся.

— Нет. Я не согласен. Ты не должен рисковать жизнью ради меня. Я справлюсь сам.

— У меня есть свои дела. Сейчас я в любом случае должен идти, — Рваное Лицо попытался вырвать руку, но Вогтоус только сжал ее крепче. Как ранее Наёмница, Рваное Лицо обнаружил, что не так-то просто отделаться от Вогтоуса, если тот решил оставить тебя себе.

— Пообещай мне, что вернешься на следующий день.

— Я… хорошо, обещаю: я вернусь, — сдался Рваное Лицо, и Вогт наконец-то отпустил его. — А ты взамен пообещай, что отсидишься здесь хотя бы до темноты, не предпринимая никаких вылазок.

— Моя подруга в опасности. Я не могу просто ждать, ничего не делая для ее спасения.

— Если тебя схватят и вздернут, ты уже никогда не сможешь что-либо сделать для ее спасения.

Вогт тяжело вздохнул.

— Тоже верно.

***

«Бываю такие передряги, — думала Наёмница, — из которых, кажется, выбраться и вовсе невозможно». Недавний удар по затылку оставил тошноту и пульсирующую, до жути противную головную боль. Пару часов спустя боль несколько приутихла, что позволило Наёмнице ощущать себя чуть менее паскудно, однако же не улучшило ее настроения. Суд, хоть в итоге и не привел к ее смерти, все же обернулся полным провалом. Да, казнь отодвинулась до завтрашнего вечера, но что с того? К тому же теперь им известно о Вогте… Как бы не получилось так, что в итоге в этом дивном городе сгинут они оба.

Если бы от волнения и тревоги умирали, душа Наёмницы давно оставила бы ее тело. Самое раздражающее, что при всем том раздрае, что творился у нее в душе, она абсолютно ничего не могла сделать, кроме как валяться на койке и ждать у моря погоды. Этим она сейчас и занималась, плотно завернувшись в зеленый плащ. Странный конверт лежал у нее на животе, нераспечатанный. Отчего-то этот маленький бумажный прямоугольник вызывал столько тревоги, что от того места, где конверт соприкасался с животом, нервный трепет расходился по всему ее телу…

Наёмница была не настолько труслива, чтобы разорвать конверт в клочья и пропихнуть клочки сквозь решетку, таким образом избавившись от него, но и не настолько смела, чтобы вскрыть конверт и прочесть письмо. Тем не менее она не могла отвести от него взгляд. «Наёмнице». Кто мог написать ей письмо, да еще и подкинуть его под стол в нелепой надежде, что она сумеет его там отыскать? Напрашивался только один ответ: никто…

***

Оставшись в одиночестве, Вогтоус немедленно приступил к изучению обстановки — ведь если Игра привела его сюда, значит, что-то должно быть здесь найдено. Рваное Лицо запретил отдалятся от храма даже на пятнадцать шагов, но Вогтоус и не намеревался нарушать запрет. Он вышел из храма и медленно обошел его, раздвигая руками высокие растения. Стебли некоторых из них были усеяны длинными шипами, но Вогту — как обычно — везло, и он ни разу не поцарапался. На круг вокруг храма у него ушло много времени. Гораздо больше, чем потребовалось на то, чтобы обогнуть храм изнутри. Конечно, здесь, сквозь траву, он двигался медленнее, но все же…

Воздух стал чуть прохладнее к вечеру, свет смягчился. Уже на втором кругу Вогт заметил мясистые круглые плоды, свисающие с одного из растений. Живот его уже так долго выводил страдальческие трели, что, не задумываясь, Вогт сорвал один из плодов и надкусил его. Плод оказался жирным и волокнистым и весьма успешно одолел голод.

Вогтоус вернулся в храм и опустился на колени возле обломков статуи. Хотя сам бог никогда ни от кого не требовал коленопреклонения, Вогт знал, что такое уважение.

— Люди — непонятные существа, — сказал он. — Они преклоняются пред тобой и возводят тебе статуи. А потом ненавидят тебя и стремятся разрушить все, что им о тебе напоминает. Может быть, однажды они снова тебя полюбят и восстановят статуи, собрав из осколков. Все это кажется лишенным логики. Вот только статуи не испытывают боли, а твою преданную, разбитую душу не восстановить, как статую, не переделать заново. Однако есть и те, кто остается с тобой, даже когда все остальные тебя бросили. Вот эти люди — действительно твои. Неужели можно убить тебя, просто забыв тебя? Как бы то ни было, ты не умер. Я уверен в этом так же как в том, что я сам жив… пусть даже последнее может не продлиться долго, — добавил он после задумчивой паузы.

Вдруг на его лице возникло выражение удивления; ресницы вспорхнули, коснувшись кончиками бровей.

— Я вспомнил твое имя! Откуда оно мне известно? Оно словно растворено в моей крови, бежит сквозь все мое тело, — Вогтоус коснулся обломков. — Урлак, — произнес он с почтением, и имя бога повторило эхо, снова и снова, как будто слишком исстрадалось ждать, когда это имя прозвучит вновь. Но эхо все-таки затихло, и в оскверненном доме бога снова наступила тишина.

Вогту стало так грустно, что слезы потекли из его глаз. Остро ощущая свои одиночество и беспомощность, он склонился и прикоснулся губами к обломку статуи. Когда он поднял голову, он увидел нечто, чего не было раньше.

***

Бледное лицо тюремщика мелькнуло за зарешеченным оконцем. Вероятно, он не смог припомнить, какими должны быть его глаза — серыми или голубыми, поэтому в его радужках смешались оба цвета.

— Тебе несказанно повезло.

— Да неужто? — язвительно осведомилась Наёмница, обведя камеру взглядом, излучающим воспламеняющую ненависть.

— Нечасто сам Правитель Полуночи решает навестить преступника в тюрьме. Впервые, насколько мне известно.