Вогтоус перевел взгляд на большой деревянный ящик на столе перед ним. Ящик был поставлен на бок и обращен донышком в сторону Вогта.

— Ты не сможешь забыть о преграде, пока видишь ее перед собой, поэтому закрой глаза, — напомнил Ветелий. Его низкий голос тек, как вода. — Прикоснись к поверхности, сосредоточься на ее текстуре. Представь себе древесные волокна, отделяющиеся друг от друга, повисающие расслабленными нитями. Представь, как они расступаются, позволяя тебе проникнуть сквозь них.

«Это невозможно, — подумал Вогт. — Я столько раз пробовал. Но это невозможно».

— Невозможно, — покачал головой Ветелий, уловив его вороватую мысль. — Невозможное — это то, что мы пока не сумели освоить. И только-то.

— А ты умеешь проходить сквозь стены, Ветелий? — спросил Вогт.

— Может быть, — слегка улыбнулся Ветелий. — А может, и нет. В любом случае это не то, что станешь делать напоказ.

— Почему?

— Просто не получится. Сосредоточья. Закрой глаза. Сегодня ты должен ответить на мой вопрос.

Вогтоус послушно зажмурился. Под веками было оранжево и щекотно. Он тихонько хихикнул, ощущая нелепость собственных действий. Ветелий не одобрял такое легкомысленное отношение. Все-таки он вкладывал в обучение Вогта изрядное количество времени и сил и требовал от него прилежания — раз уж успехи на данный момент отсутствуют. Вот уже полгода, едва ли не каждый день, Вогт видел этот ящик. Но так и не смог ответить на краткий вопрос: что внутри? Порой он едва удерживался от того, чтобы вскочить с места, обежать стол и взглянуть на ящик с противоположной стороны, наконец увидеть запрятанное в нем. Но это был бы обман. К тому же это бы совершенно ничего не добавило к его навыкам.

Вогт протянул руки. Какая знакомая поверхность — сегодня прогретая солнцем. Теплое занозистое дерево (он скоро отполирует его кончиками пальцев). И все же в этот раз ощущения были несколько иные. Или же его пальцы вдруг стали чувствительнее? Он четко различал шероховатость и гладкость. Царапины. Сучок. Форму древесных волокон. Он был полностью сосредоточен на чувственном восприятии, но вдруг его ладони толкнулись в пустоту. Он удивленно потянулся к отдалившемуся вдруг ящику, а затем взвизгнул и отпрянул… Его глаза распахнулись. Кончики пальцев на правой немилосердно жгло. Он заморгал и немедленно засунул обожженные пальцы в рот.

— Ты готов ответить на мой вопрос? — спокойно осведомился Ветелий.

Вогт вытащил пальцы изо рта и внимательно изучил их. На коже уже начали вздуваться мелкие пузырьки.

— Свеча, горящая свеча!

Ветелий, кивнув, извлек свечу из ящика и продемонстрировал ему. Колеблющийся язычок огня был едва различим в ярком дневном свете.

— Вообще-то больно, — пробубнил Вогт, снова принявшись обсасывать пальцы.

— Так и нужно. Пусть поболит. Как напоминание — одной невозможной вещью стало меньше.

И действительно — стоило Вогту бросить взгляд на обожженную кожу, и он снова переживал тот момент триумфа. Но вскоре кончики пальцев зажили, вернувшись к привычному нежно-розовому цвету. Вот тогда его начали одолевать сомнения: удалось ли ему коснуться пламени сквозь деревянную стенку, пусть тонкую, но вполне себе вещественную, или он все себе придумал?

У него так никогда и не получилось повторить трюк с ящиком. Год спустя Ветелий пропал (утром, когда он ушел чтобы не вернуться, небо было серое-серое, плачущее дождем, и Вогтоус тоже начал плакать, терзаясь гнетущим предчувствием). Впрочем, лучше не вспоминать об этом, иначе он окончательно отчается. Вогтоус встал и, спотыкаясь о собственные ноги, подошел к двери. Он надавил на нее плечом — только чтобы еще раз убедиться в прочности запоров. Закрывать глаза не было необходимости — свеча догорела, так что в каморке было темно, как в запертой бочке.

— Дверь — не преграда, — уверил себя Вогт. — Она холодная. Скользкая. Шершавая.

Нет, не то. Он все-таки закрыл глаза, чтобы темнота не могла обжигать их.

И снова: холодная… Это первое, что чувствуешь — холод. И гладкость… гладкость? Внезапно дверь представилась ему большим зеркалом, в котором отразилась вся каморка. Хотя глаза Вогта были закрыты, он отчетливо увидел в поверхности зеркала человека, мечущегося из угла в угол. Человек был испуган. Иногда он поднимал к лицу свои связанные запястья и в отчаянье грыз веревку. А потом вдруг взглянул прямо в зеркало. «Бежать, бежать!» — кричали его глаза. Они были ярко-зеленые.

— Рваное Лицо? — окликнул Вогт.

Но тот не слышал его. Конечно, ведь он был только давним отражением. К тому же в то время его не звали Рваным Лицом. Тогда у него еще было имя, вскоре потерянное навсегда, впитавшееся в песок одновременно с кровью.

По зеркалу прошла волна. Оно помутнело, затем вновь прояснилось. Теперь человек лежал на койке — Вогт видел его широкие ступни, перепачканные кровью и грязью. Он был не один — возле койки стояли люди в темной одежде. Вогт не мог слышать их голоса, но догадывался, что они грубо окликают его. Человек подтянул ступни под себя, согнув ноги в коленях. Колени дрожали. Ему было страшно, и он был болен. Люди в темном не считали это за оправдание. Поэтому сбросили его на пол.

Пытаясь остановить разворачивающееся перед ним зверство, Вогт бросился туда, в зеркало… И вдруг все исчезло. Он оказался в темноте коридора — тяжело дышащий, с вытаращенными в красноватый полумрак глазами.

Он прошел по коридору, протиснулся в щель меж приоткрытыми дверями (касаться их ему было противно) и вышел на песчаную арену. Все зрительские места были пусты. На песке он увидел капли крови — неизвестно, его или Рога, но ему хотелось, чтобы Рога. Куда бы ему пойти, чтобы выбраться отсюда?

Он пересек арену и шмыгнул в скудно освещенный коридор на противоположной стороне. Замер, услышав приближающийся топот. Вогт выдернул из скобы единственный факел, положил его на пол и несколько раз топнул по нему ногой. Факел заискрился и почти потух, слабо тлея. Вогт прижался к стене. Это было безопаснее, чем бежать назад, на ярко освещенную арену. Он смутно различил очертания очень большого и широкого человека.

— Факел упал, — пробубнил тот, и в этот момент Вогт осознал: Рог.

Рог наклонился, чтобы поднять факел. Даже сквозь темноту Вогт мог видеть его подставленный затылок и подумал: «Смог бы я ударить его сейчас с такой же силой, как на арене? Нет, с силой втрое больше?» Ему стало страшно от собственных мыслей. Сорвавшись, он метнулся мимо Рога и скрылся во мраке дальше по коридору. Рог удивленно обернулся, но не последовал за неизвестным беглецом. Вне боя, когда его не подогревали азарт и бешенство, он был туп, медлителен и ленив.

Споткнувшись о вдруг возникшие перед ним ступеньки, Вогт больно упал, но сразу подскочил и вмиг взлетел на самый верх лестницы. На площадке горел факел, освещая большую дверь, запертую на засов. Вогту не сразу удалось сдвинуть засов (эх, где его чудесная сила…), но зато его усилия были немедленно вознаграждены: свет и свежий воздух хлынули в затхлый мрак. Вогт глубоко вздохнул, сделал шаг вперед… и с удивлением обнаружил себя на главной улице Торикина. Он оглянулся — позади находился обычный непримечательный дом из серого кирпича. Никогда не догадаешься, что внутри.

Светало, но широкая мостовая пока оставалась безлюдна. Ободренный прояснившимся за ночь небом, Вогт побежал, оставляя позади мрак и отчаянье прошедшей ночи, тающей в памяти, как смутный кошмар, но оставившей на нем настоящие раны. Мимо проносились одинаковые каменные домики, совершенно безобидные с виду. Однако Вогт больше не верил в эту фальшивую умиротворенность. Торикин не пугал теснотой и грубостью, как тот крошечный утопающий в грязи городишко, что они посетили ранее. Раб только раб, его не тревожит его безобразие, и в этом он более честен. Торговец же стремится завлечь и обмануть.

Пробежав порядочное (по его меркам) расстояние и совсем запыхавшись (быстро же это произошло), Вогтоус перешел на шаг. Задумчиво моргая и спотыкаясь в своих сандалиях о булыжники мостовой, он направился к центральной площади, уже виднеющейся в отдалении. Вогт повеселел и был весь сосредоточен на деле. Его занимал вопрос, ответить на который, казалось, невозможно: как оправдать человека, совершившего убийство на глазах толпы? Что ж, одну невозможную вещь он сегодня уже сделал, сделает и вторую.