Его личная жизнь практически не сопровождалась скандалами. Когда в одном из отчетов Бюро дочь Лански Сандру назвали «разведенной жительницей Нью-Йорка сомнительной репутации», Лански был возмущен. Он возразил, что его дочь действительно разведена, и, конечно, это его огорчило, но это не делает ее репутацию «сомнительной». Сандра была законопослушной домохозяйкой, хорошей, добропорядочной еврейской женщиной. Самым близким к скандалу событием в жизни Лански стало убийство в 1977 году одного из их пасынков, Ричарда Шварца, который был застрелен в своей машине за рестораном, принадлежавшим ему во Флориде. Шварц должен был предстать перед судом за предполагаемое убийство молодого человека по имени Крейг Териака четырьмя месяцами ранее, когда в баре между ними разгорелся спор о том, кто будет оплачивать чек, и Шварц достал пистолет и выстрелил Териаке в грудь.
Пресса, используя еврейские и итальянские имена, назвала убийство Шварца гангстерской местью, а отца Териаки — членом мафии. Возможно, так оно и было, но у Лански было другое объяснение. «Видите ли, Ричард слишком много пил. Он действительно был алкоголиком, а носить оружие в нетрезвом состоянии — это безумие, не говоря уже о том, что у него была лицензия. За несколько месяцев до смерти он стал часто размахивать пистолетом. Я думаю, оно случайно выстрелило и убило человека, с которым он пил. У Ричарда было четверо детей — один из них, кстати, провел два года в кибуце в Израиле. Я уверен, что его смерть не была местью мафии. Скорее всего, это было самоубийство, обычная семейная трагедия».
К 1970 году Лански начал уставать от постоянной слежки, которую за ним вело правительство. Ему было 68 лет, сердце давало о себе знать, да и язва желудка не давала покоя. На протяжении многих лет он был очень щедр к Израилю — не только личными пожертвованиями, но и тем, что регулярно предоставлял свои отели и казино в Лас-Вегасе для проведения митингов Bonds for Israel. Израиль продолжал предлагать себя в качестве страны-убежища для евреев любой национальности. Там были похоронены дедушка и бабушка Лански. Он решил, что именно туда он и его жена поедут, чтобы спокойно дожить свои последние годы. Хотя правительство США все еще безрезультатно выдвигало против него различные обвинения, Лански начал опасаться, что его удача на исходе. Он был убежден, что, если он останется в США, ФБР найдет тот или иной способ упрятать его за решетку. Он начал считать себя, справедливо или нет, жертвой антисемитизма — и это действительно было так, поскольку в ряде отчетов ФБР о его деятельности он упоминался как часть «еврейского элемента» в организованной преступности. Лански подал заявление на получение израильской туристической визы, получил ее и вместе с женой вылетел в Тель-Авив, где планировал подать заявление на получение израильского гражданства. Срок действия визы составлял два года.
Лански провел два туристических года в Израиле, дергая за все ниточки, используя все возможные контакты и связи, чтобы получить гражданство. Он даже попросил своего друга, который был в хороших отношениях с Голдой Меир, передать его дело непосредственно премьер-министру. Госпожа Меир отнеслась к нему с пониманием и согласилась с тем, что обвинение в азартных играх, за которое Лански был осужден, было, безусловно, незначительным. Но она отказалась брать на себя обязательства. В 1950 году в первоначальное приглашение, адресованное всем евреям, была внесена досадная поправка, запрещающая въезд «нежелательным» евреям. ФБР настояло на том, чтобы именно в эту категорию израильтяне поместили Лански, дабы его можно было вернуть в США для предъявления различных обвинений, которые его ожидали.
В итоге, как пишут его биографы, Лански стал разменной монетой в международном маневре, разыгрывавшемся между Израилем и США. Шестидневная война закончилась, но Россия начала продавать ракеты египтянам, и госпожа Меир была обеспокоена наращиванием вооружений на Синае. Франция, тем временем, отказалась продавать Израилю реактивные самолеты «Мираж», которые так помогли ему в войне. Однако в ближайшее время должна была быть заключена сделка с Вашингтоном, в рамках которой Израиль мог бы приобрести несколько истребителей-бомбардировщиков Phantom 1140-E. ФБР было настолько решительно настроено вернуть Мейера Лански в свою юрисдикцию, что, хотя это и казалось невероятным, частью цены Вашингтона за самолеты было возвращение Мейера Лански. Израиль был предупрежден, что если он предоставит Лански убежище, то самолеты могут быть не получены. А Голда Меир хотела получить свои истребители больше, чем помочь Мейеру Лански.
В ноябре 1972 г., за несколько дней до истечения срока действия визы, Лански понял, что его дело безнадежно. Если он не нужен Израилю, решил он, то покинет страну добровольно. Вооружившись пачкой авиабилетов и въездными визами в ряд южноамериканских стран, которые, как он надеялся, могут его принять, он направился в аэропорт Тель-Авива. Однако не успел он пройти паспортный контроль, как к нему присоединились агенты ФБР, которые отправились за ним в зигзагообразное путешествие через полмира — в Женеву, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес, Парагвай, где на каждой остановке ему отказывали во въезде, несмотря на действительные документы. Последней надеждой была Панама, куда у него также была виза. Увы, во въезде в Панаму ему было отказано. ФБР хорошо выполнило свою предварительную работу. Следующей остановкой был Майами.
Ирония судьбы заключалась в том, что за последующее десятилетие ни по одному из дел, возбужденных против него правительством, оно не смогло добиться обвинительного приговора. Миллионы долларов американских налогоплательщиков были потрачены на то, чтобы дело за делом прекращалось за недостаточностью улик. И вот, в конце концов, официально признанный невиновным во всех своих преступлениях, Лански был отпущен доживать свой век на пенсии в Imperial House, ему запретили покидать страну, аннулировали паспорт, запретили выезжать в Израиль — и человек, который, возможно, был самым успешным преступником в истории Америки, был приговорен к пожизненному заключению в Майами-Бич. К моменту своего вынужденного возвращения Лански относился с горечью и философией. «Такова жизнь, — сказал он журналистам. — В моем возрасте уже поздно беспокоиться. Что будет, то будет. У еврея в этом мире мало шансов». Он умер в Майами в январе 1983 года в возрасте 81 года.
Когда Лански однажды спросили, что он считает своим главным подвигом, он не назвал ни своих бутлегерских миллионов, ни своего вклада в Израиль и его войну за независимость, ни даже своей необыкновенной способности не попадать в федеральные тюрьмы. Он не упомянул о своем умении в бизнесе, где жизнь часто обрывалась исключительно рано, оставаться в живых до глубокой старости. Не упоминал он и о своем сыне, выпускнике Вест-Пойнта, и о дочери, матроне из пригорода, и о своих законопослушных внуках. Напротив, он считал, что самым значительным его вкладом было нанесение ударов по социальному антисемитизму в Америке. «Мы с Багси никогда не могли терпеть лицемерия, — рассказывал он своим биографам. — Люди приходили в наши казино, играли в азартные игры, а потом возвращались в Вашингтон или Нью-Йорк и произносили благочестивые речи о том, как аморальны азартные игры. Но они не произносили речей о том, что, на мой взгляд, было гораздо хуже. Когда мы начинали свою деятельность, большая часть Флориды и многие курорты в других частях страны были недоступны для евреев. До Второй мировой войны евреям запрещалось заходить в некоторые отели, казино и жилые дома. Наши казино были приятными местами и открытыми для всех. Евреи, христиане, арабы — любой мог прийти и поиграть».
Сидя в сине-белой гостиной квартиры Imperial House с видом на Майами-Бич, вдова Мейера Лански, которую все в доме ласково называют Тедди, вспоминает о своем муже. В свои семьдесят с небольшим лет она сидит в окружении коллекции хрустальных изделий Lalique и Steuben — предмета ее особого увлечения. Книги по стеклу Lalique украшают журнальный столик со стеклянной столешницей. Тедди Лански считает, что ее покойный муж был, возможно, по понятным причинам, неправильно понят публикой и сильно опошлен прессой. «Большинство из того, что о нем писали, было выдумкой, — говорит она своему гостю, — в том числе и то, насколько он был богат. Сотни миллионов! Из какой шляпы они вытаскивают такие цифры? Одна из его бед заключалась в том, что он раздавал деньги всем, кто просил». Наверное, моя жизнь с Мейером казалась сложной, но она не была сложной для меня, потому что я любила этого человека. Однажды, когда я возвращалась из Европы, одна женщина-репортер, кажется, с CBS, сунула мне в лицо микрофон и спросила, каково это — быть крестной матерью. Боюсь, что я поступила очень не по-женски».
