Вскоре Лью Розенштиль снова травмировал ее. Хотя он обеспечивал ей все мыслимые виды роскоши, она была вынуждена расплачиваться за это унизительными способами. Когда она забеременела вторым ребенком — ее первая дочь была от г-на Кэттлмана, — Розенштиль пообещал выплатить миллион долларов за ребенка, когда он родится. Затем, разгневанный тем, что это была еще одна девочка, он отказался от обещания. Когда она попалась на глаза другому очень богатому человеку, которым оказался Уолтер Анненберг, она попросила у Розенштиля развода. Он отказался, а вместо этого за женой и Анненбергом стали следить детективы, пытаясь выведать грязные подробности о личной жизни издателя. Наконец, Ли попросила развода. Разгневанный Розенштиль конфисковал все предметы одежды, меха и украшения, которые он дарил ей во время брака. Когда же она окончательно ушла из его дома, чтобы выйти замуж за Анненберга, ей пришлось пройти через процедуру досмотра и обыска сумочки телохранителями Розенштиля.
Розенштиль и Бронфман часто обсуждали возможность объединения усилий, и в начале 1930-х годов, когда на горизонте замаячил отмена закона, два алкогольных лорда провели ряд встреч на тему слияния, которое, если повезет, обеспечит им верховный контроль над мировым рынком спиртных напитков. Розенштиль должен был привнести в партнерство знание американской торговли, а Бронфман — свои престижные связи с великими винокурами Шотландии. Партнерство должно было быть пятьдесят на пятьдесят, и с этой целью в 1933 г. Seagram's начала покупать акции Schenley.
Но переговоры стали срываться, когда вдруг выяснилось, что каждый из участников хочет получить пятьдесят один процент в предлагаемом слиянии, и, естественно, ни один из них не был из тех, кто согласился бы на сорок девять процентов. А до критической точки дело дошло, когда Сэм посетил один из заводов Schenley и обнаружил, что по крайней мере одна марка Schenley, Golden Wedding, разливается в бутылки «горячим» способом — прямо из печей, без выдержки. Сэм, конечно, делал это и в прежние времена, но теперь он стремился к легальности, респектабельности, и подобная практика совершенно не вписывалась в аристократический образ, который он хотел создать для Seagram. Бронфман обвинил Розенштиля в том, что тот лжет ему, пытается обмануть его, продает дешевый ротгут, а Розенштиль в ответ назвал мистера Сэма множеством непечатных имен. На последней встрече, посвященной вопросу слияния, они осыпали друг друга проклятиями и оскорблениями, каждый извещал другого о том, что вступил в половую связь с его матерью, и каждый поклялся навсегда уничтожить другого.
Впоследствии, когда Розенштиль говорил о мистере Сэме, он называл его «Сэм Бронф». Бронфман называл Розенштиля «Розеншлемиль»[26], или, попросту, «мой враг». Результатом размолвки стала яростная конкуренция между двумя гигантами за большую долю рынка, а также убежденность как Seagram's, так и Schenley's в том, что в их организации проникают вражеские шпионы, что некоторые сотрудники, возможно, являются «двойными агентами». Ценных сотрудников постоянно переманивали из одного дома в другой, предлагая деньги за то, что они поделятся своими секретами.
Но эта вражда была любопытна тем, что длилась только в рабочее время. Как Сэм Голдвин и Л. Б. Майер, которые яростно ссорились целыми днями, но при этом проводили много приятных вечеров за игрой в карты, мистер Сэм и Лью Розенштиль оставались приятелями. С девяти до пяти ни один из них не испытывал к другому ничего, кроме неприязни. Но по вечерам и выходным они по-прежнему играли в джин-рамми.
И, конечно, в природе ликеро-водочного бизнеса было много секретов, много тайн, много скелетов в шкафах. Из-за сухого закона этот бизнес стал бизнесом взяток, подкупов, тайных сделок, возможностей для шантажа. Например, во время своих поездок г-н Сэм настаивал на том, чтобы на полках барменов и в витринах винных магазинов марки Seagram's были размещены на видном месте, этикетками наружу. Это означало, что перед визитами г-на Сэма необходимо было посылать людей с авансом, а наличные деньги должны были проходить под прилавками продавцов и барменов. Кроме того, господин Сэм отказывался верить или делал вид, что не верит в необходимость таких взяток, и отказывался компенсировать своим людям эти расходы, а значит, чтобы оставаться в выигрыше, его люди должны были платить из своего кармана.
Затем было любопытное дело Джулиуса Кесслера — загадочное дело, над которым до сих пор иногда размышляют старожилы Seagram's, наряду с вопросом о том, кто и почему убил Пола Матоффа. Кесслер был расточительным и беззаботным человеком, вышедшим из старого треста Whiskey Trust, которого очень любили за его привычку весело раздавать деньги практически всем, кто просил. Однако кратковременная экономическая депрессия 1921 г. привела к банкротству его и без того шаткого ликеро-водочного бизнеса. Некоторое время он пробовал себя в других сферах, в том числе в продаже корсетов, но успеха не добился и в конце концов объявил о своем намерении уехать на пенсию в Будапешт, где дешевая еда, вино и женщины. Все оставшиеся у него средства он передал на попечение своей давней секретарши, некой мисс Бомер, в Нью-Йорке. Когда Юлиусу Кесслеру требовались деньги, мисс Бомер высылала их ему по телеграфу.
Однажды в 1930 г. в офис мисс Бомер явился таинственный посетитель, назвавшийся «венгром», и попросил занять двести тысяч долларов из денег Юлиуса Кесслера. Мисс Бомер связалась с Кесслером, чтобы получить инструкции. Кесслер довольно резко ответил, что венгр — его друг, и она должна дать ему все, что он пожелает. Мисс Бомер выписала чек на двести тысяч долларов, а затем отправила Кесслеру телеграмму, в которой сообщила, что на этом его американские деньги закончились. Кесслер ответил, что ему это известно, и тогда мисс Бомер поинтересовалась, как будет выплачиваться ее зарплата. Кесслер сообщил ей об этом в своем телеграфном ответе. Секретарь ему больше не нужен. Она была уволена. Мисс Бомер, дева, много лет проработавшая в компании Кесслера, в тот же вечер вернулась домой и, видимо, от отчаяния, проглотила яд и умерла.
В течение следующих двух-трех лет Кесслер периодически приезжал в США, чтобы найти старых друзей по ликеро-водочному бизнесу и предложить свои услуги в качестве «консультанта» всего за двести долларов в месяц. К тому времени ему было уже почти восемьдесят лет, и большинство его старых друзей, стесняясь, просовывали через стол чеки, отказываясь от его услуг. Кесслер с гордостью разорвал чеки и вернулся в Будапешт, в нищету.
Затем, в 1934 г., общий друг Кесслера и Сэма Бронфмана по имени Эмиль Шварцхаупт (возможно, тот самый загадочный «венгр»?) пришел к Сэму с предложением помочь стареющему и непутевому Кесслеру. Удивительно, но, едва познакомившись с Кесслером, мистер Сэм сразу же согласился, заявив, что «совершение этого доброго поступка послужит на пользу отрасли». Затем он объявил о создании дочерней компании Seagram Corporation — Kessler Distilling Corporation, президентом и председателем совета директоров которой стал Джулиус Кесслер. Мастеру-блендеру Калману Левину было поручено создать новый купаж под названием Kessler's Special, который должен был отличаться высоким качеством и продаваться в среднем ценовом диапазоне. Это было непростое задание, но в итоге Левину удалось разработать формулу, которая удовлетворяла всем требованиям — превосходный бленд, доступный по цене рабочему человеку.
Левин даже вышел за рамки своей обычной специализации и разработал специальную бутылку и специальную этикетку для Kessler's Special, а мистер Сэм, переглядываясь с ним через плечо, говорил: «Сделай название «Кесслер» больше-больше». Вместе они спланировали тщательно продуманную рекламную кампанию и стратегию продвижения Kessler's Special на национальном рынке. На самом деле никто в Seagram's не мог припомнить, чтобы г-н Сэм так усердно работал над запуском нового бренда и уделял ему столько своего личного времени со времен появления брендов Crown. Еще более необычным было использование на этикетке имени Кесслера. Ни один из брендов Seagram никогда не получал названия, хоть отдаленно напоминающие еврейские. Не существовало виски с названием «Bronfman's Special», и имя Бронфмана не фигурировало ни на одной этикетке Seagram даже самым мелким шрифтом. Почему мистер Сэм так стремился увековечить этого пожилого джентльмена?
