Опасности, связанные с бутлегерством, конечно, существовали, но они были относительно невелики. Несмотря на отчаянные усилия американских правоохранительных органов по охране канадской границы, по оценкам, только пять процентов контрабандной добычи удавалось задержать или конфисковать, а любой легальный торговец, которому удавалось продать девяносто пять процентов своего товара, считал себя более чем удачливым. Иногда случались и тревожные инциденты. Так, в 1927 г. под Бостоном в засаду попала колонна грузовиков, перевозивших спиртное из Ирландии. Ирландские охранники, контролировавшие груз, открыли огонь по участникам засады, и до окончания перестрелки одиннадцать человек лежали мертвыми.
Заговорщикам, работавшим на организацию Лански, удалось избавиться от виски, но сам Лански был в ярости. «Виски, — прорычал он, — можно заменить, а человеческие жизни — нет». Кроме того, одиннадцать трупов, разбросанных по обочине дороги, означали, что будет проведено полицейское и федеральное расследование, чего он хотел меньше всего. Его люди были проинструктированы, что в случае начала стрельбы они должны бежать, спасая свою жизнь, и, несомненно, сотрудник Лански, открывший ответный огонь по ирландцам, был бы наказан, если бы не тот факт, что он уже был мертв.
Позже Лански узнал, что «импортер» ирландского виски, которого он ограбил, был сыном бостонского бармена Джозефа П. Кеннеди. До конца жизни Лански утверждал, что Джозеф Кеннеди передал свою вендетту сыновьям, Бобби и Джону, и что усилия Бобби Кеннеди на посту генерального прокурора США по искоренению организованной преступности на самом деле были личной попыткой «поквитаться» с Лански за тот давний угон[15].
Тем временем к северу от озера Эри появился еще один человек, ставший очень важным для Мейера Лански и его процветающего американского бутлегерского бизнеса. Его звали Самуил Бронфман, и уже совсем скоро Лански и Бронфман заключили соглашение, которое оказалось чрезвычайно выгодным для обоих.
Сэм Бронфман также был сыном русско-еврейских иммигрантов, но на этом сходство заканчивалось. В отличие от родителей Лански, отец Сэма Бронфмана, Иехиэль, был достаточно обеспечен на родине. Иехиэль Бронфман владел мельницей и неплохой табачной плантацией в Бессарабии, на юго-западе России, и считал себя в хороших отношениях с царским правительством. Однако все это закончилось перед лицом александринских погромов, и в 1889 г. Иехиэль решил эмигрировать, оставив после себя плантацию и мельницу. Тем не менее, когда семья Бронфманов отправилась в Северную Америку, они смогли позволить себе взять с собой личную горничную, слугу и даже личного раввина, а также жену раввина и двоих детей. Это не была разрозненная эмиграция: Бронфманы путешествовали всей семьей. Вместе с Иехиэлем ехали его почти девятимесячная беременная жена Минни, два сына, Эйб и Гарри, и дочь Лора. На борту корабля родился третий сын, Сэм. (Позже, как и Сэм Голдвин, Сэм Бронфман убавит пару лет к своему возрасту и заявит, что родился в 1891, а не в 1889 году, а местом его рождения будет Брэндон, Манитоба, а не средняя Атлантика).
Первоначальным пунктом назначения семьи была небольшая канадская деревушка Вапелла на юго-западе Саскачевана, где канадское правительство предлагало иммигрантам участки под застройку. В ближайшие несколько лет Вапелла — соседние города носили такие названия, как Ред Джекет, Уно, Була, Биртл и Мусомин — станет одним из первых полностью еврейских поселений в Северной Америке.
Но переезд через океан, а может быть, и травма, связанная с переселением семьи, видимо, выбили из Иехиэля Бронфмана дух предприимчивости, и вскоре он упростил свое имя до Экиля. Он оказался не готов к суровому климату прерий Саскачевана, и вскоре стало ясно, что мешки с табачным семенем, которые он привез с собой из России, намереваясь заложить новую плантацию, здесь ему не пригодятся. В первое же лето он попробовал заняться пшеницей, но урожай погиб от морозов, и вскоре он был вынужден оставить земледелие и отправиться в кустарник, где рубил лес на дрова. С помощью саней и волов он возил дрова в город, расположенный в двадцати милях. Первым домом семьи была ветхая хижина, а рацион состоял в основном из картофеля, сушеных яблок и чернослива. Чтобы еще более усугубить положение семьи, довольно быстро родились еще четверо детей — Джин, Бесси, Аллен и Роуз, — и теперь Экилю Бронфману нужно было кормить восемь детей. Времена были тяжелые.
Но к середине 1890-х годов, когда два старших мальчика, Гарри и Эйб, были достаточно взрослыми, чтобы помогать отцу, ситуация улучшилась. Начав с перевозки и продажи дров, Бронфманы смогли заняться продажей замороженного сига своим еврейским соседям. На смену саням и волам пришли лошадь и повозка, и Бронфманы, отец и сыновья, перевозили все, что требовалось их соседям. Разносная торговля, естественно, привела их к торговле лошадьми. Большинство этих сделок происходило в баре местной гостиницы «Лангхэм», единственном в городе заведении, и для некоторых из них Экиль брал с собой своего младшего сына Сэма. Сэма усаживали на барный стул, говорили, чтобы он держал рот на замке, уши открытыми и учился бизнесу. Юный Сэм, видимо, заметил, что во время этих долгих торгов лошадьми в баре «Лангхэм» употреблялось много спиртного, причем с большим удовольствием.
Однажды, как гласит семейная история, одиннадцатилетний Сэм Бронфман, направляясь вместе с отцом в бар «Лангхэм», чтобы заключить сделку за выпивкой, сказал: «Бар «Лангхэм» приносит больше прибыли, чем мы, отец. Вместо того чтобы продавать лошадей, мы должны продавать выпивку».
Если эта история правдива, то это было проницательное наблюдение. В начале 1900-х годов гостиничный и барный бизнес в Канаде был очень прибыльным. Железные дороги стремительно открывали западную часть страны, и места в гостиницах были нарасхват. Гостиница не могла выжить без бара, на котором она и зарабатывала основную часть своих денег. Экиль Бронфман, судя по всему, откликнулся на предложение своего сына. В конце концов, произошло любопытное совпадение. Фамилия «Бронфман» в переводе с идиша означает «коньячник». Хотя ни один из известных предков Бронфманов не занимался ликеро-водочным бизнесом, они торговали зерном — ингредиентом виски.
Финансирование гостиничного бизнеса, как оказалось, не представляет большой проблемы. Стремясь к развитию баров, винокуры и владельцы ликеро-водочных магазинов охотно давали деньги в долг перспективным гостиничным операторам. Именно таким образом в 1902 г. Экилю Бронфману удалось собрать деньги на покупку своего первого отеля — Anglo American в Эмерсоне (Манитоба).
Anglo American, как и ожидалось, процветала. Экиль смог выплатить кредит, и теперь Бронфманы могли снова расширить свои интересы, вложив деньги в серию скромных многоквартирных домов. Вскоре в Виннипеге появилось еще три гостиницы.
Конечно, качество клиентов гостиниц на западе Канады в те пионерские времена не было одинаково высоким, и впоследствии утверждалось, что караван-салоны Бронфманов были не более чем замаскированными публичными домами. На это Сэм Бронфман любил отвечать: «Если это так, то они были лучшими на Западе!». Но несомненно то, что с самого начала именно Сэм был руководящим духом гостиничного бизнеса, а его главной сферой деятельности была барная выручка.
К 1916 г. эти поступления выросли настолько, что Сэм смог приобрести свой первый розничный магазин по продаже спиртных напитков — Bonaventure Liquor Store Company в Монреале, который в то время был крупнейшим городом Канады. Магазин был небольшим, но удачно расположенным, рядом с железнодорожной станцией, где путешественники, отправляющиеся в западные провинции, многие из которых пересыхали, могли получить свои запасы. Кроме того, это позволяло Сэму Бронфману быть собственным поставщиком, что избавляло его от расходов на посредников.
Тем временем к югу от границы сторонники запрета собирали свои силы. Повсеместно «Кэрри Нэшнл оф Америка» выходили на трибуну с лекциями, заявляя, что алкоголь подрывает американскую промышленность, дом, семью, учение Иисуса, волю Бога. Антисалунная лига Нью-Йорка даже утверждала, что за русской революцией стоял алкоголь. «Большевизм расцветает на влажной почве», — предупреждала одна из ее листовок. «Неспособность обеспечить соблюдение запрета в России привела к большевизму. Неспособность обеспечить соблюдение запрета у нас будет способствовать неуважению к закону и приведет к промышленной катастрофе. Вспышки радикализма и большевизма практически неизвестны в штатах, где запрет действует уже много лет. Большевизм живет на выпивке».
