Все эти показания и перекрестный допрос были весьма любопытны, поскольку, по идее, обвинение против Роуз Стоукс должно было строиться на письме, которое она написала и опубликовала в газете Star 20 марта, а не на речи, которую она произнесла в «Обеденном клубе» 16 марта и о содержании которой, похоже, не смогли договориться ни один из присутствующих. Тем не менее, из аудитории «Обеденного клуба» был вызван последний, враждебно настроенный свидетель — миссис Ева Дж. Миссис Салливан показала, что незадолго до представления миссис Стоукс президент клуба передала подсудимой «клочок бумаги» — предположительно чек на гонорар — со словами: «Я должна буду позаботиться об этом, поскольку это ваши деньги», на что миссис Стоукс ответила: «Возможно, вы не захотите отдавать их мне после того, как услышите мою речь». Далее миссис Салливан заявила, что суть беседы сводилась к тому, что существует два класса людей, заинтересованных в войне: один — демократический, другой — коммерческий, и что обвиняемая сделала заявление о том, что она «боится, что коммерсанты получат контроль и будут вводить в заблуждение остальных».

По мере того, как продвигалось судебное разбирательство, оно, казалось, все дальше и дальше уходило от «умышленного, преступного» деяния, в совершении которого обвинялась миссис Стоукс — написания письма. Далее обвинение привлекло свидетеля для дачи показаний о совершенно другой лекции Стоукс, которую она прочитала через четыре дня после выступления в «Обеденном клубе», за сотни миль от города Неошо, штат Миссури, расположенного в юго-западной части штата. О том, что он смог вспомнить об этой второй лекции в рамках ее миссурийского турне, рассказал г-н Фрэнк Д. Марлоу:

«Она сказала, что правительство в Вашингтоне полностью контролируется денежным классом; что она верит, что президент Вильсон был честен и искренен; что он был беспомощен по той причине, что правительство контролировалось спекулянтами или денежным классом. Она сказала, что не может одобрить и поддержать войну, потому что это война в интересах спекулянтов. Она сказала, что свобода морей означает свободу для миллионеров, и указала на себя как на одного из этих миллионеров. Она сказала, что не может ни советовать, ни призывать людей сражаться в этой войне по той причине, что это война ради наживы».

На процессе были заслушаны всевозможные показания, которые сегодня, вероятно, не были бы признаны допустимыми в суде. Например, одному из офицеров, арестовавших Роуз Стоукс, старшему заместителю маршала США Джеймсу Н. Перселлу, после возражений со стороны защиты было разрешено описать свои разговоры с подсудимой сразу после ее ареста, когда ей было бы гораздо разумнее сдерживать свою природную болтливость. По словам офицера Перселла, она сказала ему, что правительство Соединенных Штатов контролируется спекулянтами, что война идет между капиталистическими классами с обеих сторон, и поэтому нет разницы, какая сторона победит, если речь идет о рабочих людях. Она сказала, что если победа Германии в войне улучшит условия труда в Америке, то она за Германию. Что касается происходящего в России, то она заявила, что сообщения в прессе не соответствуют действительности, а «подвергаются цензуре в угоду корыстным интересам», так как союзные державы хотят, чтобы они подвергались цензуре.

Прикованная к запястью офицера Бюро расследований Министерства юстиции С. В. Диллингема, еще одного из конвойных офицеров, когда ему было разрешено давать показания, она была столь же многословна, как и прежде, и якобы сказала ему, что надеется на поражение как Германии, так и союзников. Единственная победа, которую она хотела бы видеть, — это победа рабочих классов. По словам г-на Диллингема, он спросил ее: «Вы хотите устроить в этой стране революцию, как в России?». Она ответила: «Да».

29 марта в ожидании предъявления обвинения Роуз Стоукс разрешили дать интервью репортеру газеты Kansas City Post г-ну П. С. Ди. По его словам, миссис Стоукс сказала ему, что страна «сошла с ума от войны», что «спекулянты так крепко вцепились в правительство, что после войны их будет совершенно невозможно оторвать», и что она «боится за рабочий класс, условия жизни которого и без того так плохи».

Ее письмо в «Стар», на котором строилось все обвинение, прозвучало лишь вскользь. Во время перекрестного допроса управляющего редактора газеты г-жи Стоут г-н Стедман попытался переложить часть вины на Стаут за публикацию подстрекательского материала и в то же время передать его федеральным властям. Состоялся следующий обмен мнениями:

Стедман: Считаете ли вы ее [письма] возможным нарушением Закона о шпионаже?

Стоут: Я не была знакома с юридическими и техническими аспектами, но мне казалось, что это тема, которой должно заниматься правительство.

Стедман: Вы считали, что это может привести к неподчинению?

Стоут: Я не думала об этом в таком понимании.

Стедман: Вы считали, что это подстрекательство?

Стоут: Я думала, что это нелояльно.

Стедман: Вы считали это нелояльным?

Стоут: Да...

Стедман:: Вы считали ее нелояльной и разослали 440 000 экземпляров людям, которые читали вашу газету, не так ли?

Стоут: Да.

Одним из немногих членов Dining Club, выступивших в защиту Роуз Стоукс, была миссис Аннет Мур, президент клуба, которая, в конце концов, пригласила Роуз в качестве докладчика. Миссис Мур сказала:

«Ее тема была «Что после войны?», и она была чисто проблемной и вызывающей опасения во всех отношениях. Все ее мысли были обращены к рабочему классу и сводились к тому, что если (она пресекала каждое замечание словом «если») так и будет, если спекулянтам будет позволено устанавливать такие запредельные цены, каких мир еще не знал, то в этом случае, когда парни вернутся домой из окопов и обнаружат, что демократия, за которую они сражались, не была завоевана, то в нашей стране произойдет социальная революция...

Она сказала, что когда она увидела этих мальчиков, марширующих по Пятой авеню, она была в восторге от их вида, и она сказала, что она была вдохновлена на написание этого стихотворения, и я полагаю — я не совсем уверен в этом, но я полагаю, что она сказала, что если бы мальчики не боролись за демократию и не получили то, за что они шли бороться, то ей захотелось бы вспомнить это высказывание».

Показания миссис Мур не были сильной защитой, но, по крайней мере, она ничего не сказала об одобрении большевиков, которое, казалось, овладело многими другими свидетелями.

Затем Роуз Стоукс выступила от своего имени. И снова речь шла не о письме в редакцию, а о ее выступлении в клубе. Вначале она заявила, что вечером 16 марта 1918 года она не упоминала о Красном Кресте. Затем она предложила краткое изложение своей лекции. Ее выступление было очень длинным — слишком длинным, возможно, потому что Роуз была женщиной, которая, если ее слушала аудитория, всегда была на высоте, — и обвинение не сделало никаких попыток прервать ее. Вот что она рассказала судье и присяжным:

«Я сказала, что война, в основе своей, была экономической... И я сказала, что Соединенные Штаты, как и другие правительства, вступили в войну под давлением жизненно важных интересов; что ни одно правительство никогда не объявляет войну по чисто идеологическим причинам...

Далее я сказала... что у народов должен быть идеал, что народы, наоборот, всегда вступали в войну из-за идеала, и что поэтому, если народ вообще будет воевать, он должен быть возбужден в своей идеалистической натуре. Их сердца, их умы просты, чисты, непорочны, и они хотят сражаться только за высшее; и когда президент Вильсон произнес великое слово демократии: «Мы сделаем мир безопасным для демократии», народ поднялся, чтобы ответить на этот призыв. И я сказала: «Можете ли вы представить себе людей, которые готовы умереть, сражаясь за идеал, сражаясь по чисто экономическим причинам? Я сказала, что когда люди сражаются, они отвечают на великий призыв, и что мы не смогли бы набрать и дюжины пекарей, именно эту фразу я использовала, что мы не смогли бы набрать и дюжины пекарей, если бы мы кричали: «Давайте, сражайтесь», например, «за доллары Моргана».