Выяснилось, что на этой щекотливой этнической ситуации можно делать деньги. Осажденный еврейский мальчик за несколько пенни в день мог приобрести «защиту» более старшего и жесткого итальянца или ирландца. Или более крепкий еврей мог наняться для охраны более слабого единоверца и стать, по сути, его телохранителем. Понятие «защита» быстро распространилось и на бизнес, и владельцы магазинов и кафе поняли, что ежемесячный наем защитника — это практическая страховка от разграбления или вандализма. На этом уровне охранный бизнес стал весьма прибыльным, и многие еврейские предприниматели, а также итальянцы стали заниматься им. О легальности охранного бизнеса, или, как его называли некоторые, рэкета, никто особо не задумывался. Плата за защиту была неприятной, но необходимой частью накладных расходов и издержек бизнеса, а цена просто перекладывалась на потребителя.

Еврейская пресса Нижнего Ист-Сайда в начале 1900-х годов, как правило, не обращала внимания на еврейскую преступность. Пресса, конечно, знала о ней, но предпочитала преуменьшать ее значение. Это было неудобно, а излишняя шумиха по этому поводу могла раздуть угли антисемитизма — того зловещего явления, которое всегда витало рядом в еврейском сознании. Тем временем еврейские родители опасались, что их детей привлечет вычурный и явно дорогой образ жизни некоторых наиболее успешных еврейских преступников.

Сотни еврейских девушек, не имея возможности или желания работать в потогонных цехах швейной промышленности, занимались проституцией. Один из особенно бедных районов, расположенный неподалеку от старой эстакады на Третьей авеню, был печально известен своими «домами беззакония», как предпочитали называть их благочестивые евреи. Симпатичные еврейские девушки также открыто ходили по улицам в шикарных платьях, обслуживая своих клиентов из крошечных съемных комнат или, за меньшую плату, на крышах или перекинувшись через мусорные баки в подворотнях. Проценты от их доходов получали еврейские сутенеры, также хорошо одетые, некоторые из которых, по слухам, убивали обманувших их девушек. Организация игорных заведений отнюдь не была исключительно итальянским занятием. Многие евреи содержали нелегальные игорные салоны в подвалах жилых домов или на крышах. А на определенном участке улицы Деланси игры велись под открытым небом на тротуаре. Периодически приходила полиция и прерывала их, но уже через полчаса игры продолжались с таким же энтузиазмом, как и до прерывания.

Вообще, когда еврей и итальянец, отбросив свои религиозные разногласия, становились партнерами в игорном бизнесе, они часто составляли беспроигрышную комбинацию. Иными словами, еврейская преступность — а важно помнить, что зачастую она рассматривалась не как преступление, а как бизнес, направленный на удовлетворение определенных человеческих потребностей, — была просто еще одним способом продвижения в Новом Свете. Это был просто один из видов инвестиционного бизнеса с высоким риском и высокой доходностью, который предпочитали восточноевропейцы.

В каком-то смысле восточноевропейцы все были азартными игроками, приученными поколениями к философии «пришел — ушел», «выиграл — проиграл». Жизнь в России всегда была азартной игрой, а прихоти царя — числами на колесе фортуны. И когда, наконец, госпожа Удача закончилась для евреев, когда шансы оказались невероятно высоки для них, появилась эмиграция — еще одна азартная игра. Риск и опасность для эмигранта были невероятно высоки, но еще выше была награда для победителя. Этот азартный характер был еще одной чертой, которая казалась немецким евреям чуждой и непривлекательной, несмотря на то что сами немцы двумя-тремя поколениями ранее пошли на такую же авантюру и добились успеха в тех сферах, которые, по сути, являлись азартными играми: в биржевом деле и розничной торговле. А вот восточноевропейцы, как казалось немцам, добивались успеха во всех видах деятельности, которые, по мнению большинства американских бизнесменов, были самыми «неделовыми». Портные и швеи старой страны уходили в модный бизнес. Что может быть рискованнее и непредсказуемее, чем капризы моды? И все же было очевидно, что некоторые плащи и костюмы в Ист-Сайде процветают. Это не имело смысла. (Упускалось из виду, что бывшие русские портные привезли с собой концепцию размеров, которая уже произвела революцию в швейной промышленности: до приезда восточноевропейцев вся мужская и женская готовая одежда продавалась в одном-двух, максимум трех размерах). Талантливые авторы песен, музыканты и исполнители, следуя традициям идишского театра, ехали в «пояс Борща» в надежде сделать карьеру, которая приведет их на Бродвей или в Голливуд. (Театр на идиш, запрещенный в России, просто ушел в подполье; в Нью-Йорке он расцвел заново). Другие становились театральными агентами и продюсерами. Но что может быть рискованнее шоу-бизнеса? В России, где евреи не могли владеть недвижимостью, а банкам нельзя было доверять, евреи вкладывали деньги в драгоценные камни, золото, меха и другие портативные вещи, которые можно было спрятать от сборщика налогов и быстро упаковать, когда придет время переезжать. В Америке эти люди тяготели к меховому и ювелирному бизнесу, занимаясь либо розничной торговлей, либо аукционами. Опять же, это были рискованные предприятия, подверженные диким колебаниям цен на товары и переменчивым капризам моды; но для тех, кто преуспевал, доход был также высок.

И, конечно же, наибольший риск был связан с преступностью. Это был настолько неделовой бизнес, что его вообще нельзя было назвать бизнесом, и тем не менее Нижний Ист-Сайд породил одних из самых успешных и влиятельных гангстеров в мире. Один из них прибыл на остров Эллис в апреле 1911 года десятилетним мальчиком по имени Мейер Суховлянский.

Суховлянские прибыли из города Гродно в российской Польше, где, по крайней мере, до александровских погромов семья была достаточно благополучной, занимаясь торговлей мехами, пряностями и рисом. Хотя зимой стены их дома покрывались льдом, а весной по улицам города текла грязь, дом был построен из дерева и имел деревянный пол — признак статуса. Затем начались погромы. Отец Мейера Суховлянского сначала эмигрировал в Нью-Йорк. Через несколько лет он смог вызвать жену и сына.

Из Гродно юный Мейер Суховлянский привез с собой два ярких и жестоких воспоминания. Одно из них — о местном раввине, который однажды ночью шел домой через поле и наткнулся на тело изнасилованной и забитой до смерти камнем христианской девушки. К сожалению, раввин поступил неразумно — побежал к властям, чтобы рассказать о своей находке. К его еще большему несчастью, в числе тех, кого он известил, оказались два русских православных священника. Священники, прибыв на место, сразу же решили, что это дело рук самого раввина, и что он хотел использовать кровь девушки для приготовления пасхальной мацы.[8] Раввина арестовали, посадили в тюрьму и пытали два года. Некоторое время его держали в подземелье под церковью. Наконец, в ходе публичной церемонии его тело еще при жизни было разрублено на четвертинки, и эти четвертинки были вывешены на стенах Гродно. Только через несколько недель еврейская община получила разрешение его похоронить.

Второе воспоминание связано с визитом в Гродно молодого еврейского революционера, который проводил собрание в доме деда Мейера. Юный Мейер запомнил слова революционного солдата: «Евреи! Почему вы сидите, как глупые бараны, и позволяете им приходить и убивать вас, красть ваши деньги, убивать ваших сыновей и насиловать ваших дочерей. Как вам не стыдно? Вы должны встать и бороться. Вы такие же мужчины, как и все остальные. Я был солдатом турецкой армии. Меня учили воевать. Еврей может сражаться. Я научу вас. У нас нет оружия, но это неважно. Мы можем использовать палки и камни. Даже если ты умрешь, по крайней мере, сделай это с честью. Сражайтесь! Хватит быть трусами. Не ложитесь, как тупые овцы. Не бойтесь. Бейте их, и они побегут. Если уж умирать, то умирать сражаясь. Защищайте своих любимых. Твои женщины должны на вас положиться».