Путь Ютена Сёнина к мудрости оказался более тернист и неприятен. Не поставив никого в известность о своих намерениях, он скрылся из храма и направился прямо в Нарита-сан Синсёдзии. Храм был воздвигнут в 940 году. В то время страну потряс неслыханный мятеж Тайра-но Масакадо, объявившего себя новым государем. Удары, которые наносило мятежное войско под руководством Тайра, были так успешны, что у многих в столице зародилась мысль, что мятежника поддерживают демоны. В решающий поход против злодея были брошены все наличные силы, а попутно были предприняты меры на потустороннем направлении. Из храма Такао-сан Дзингодзи была взята статуя Фудо-Мёо и вместе с неким монахом Кандзё отправлена на фронт. Пока шли бои с мятежниками, Кандзё, не переставая, молился о мире и совершал ритуал огненного жертвоприношения. В самой столице также приложили максимум усердия в сопротивлении мятежу, и молитвы там не умолкали ни днём, ни ночью. Просьбы о мире были услышаны, всех мятежников, включая самого Масакадо, перебили, и мир наконец наступил. Мятеж был подавлен в 940 году, Тайра-но Масакадо превратился в очень сердитого юрей, а сама статуя не пожелала возвращаться в столицу. Монаху Кандзё во сне было явлено откровение на этот счёт. На том самом месте, где статуя застыла и не пожелала двигаться, был возведён храм Нарита-сан Синсёдзии, а Кандзё стал его первым настоятелем.
Традиционно Фудо-Мёо называют светлым царём, что, на наш взгляд, не очень логично: светлый царь невероятно страшен. Искажённый гневом клыкастый лик и прищуренный глаз как-то не вяжутся с традиционным пониманием просветлённости. Считается, что так он направляет на верный путь дурных людей, которых не пронять силой милосердия бодхисатв, мечом же грозный царь рубит всевозможные заблуждения. Предполагается, что он стоит у входа в ад и не даёт выглянуть оттуда всевозможным силам зла.
Тут уместно вспомнить строку из рассказа Виктора Пелевина «Тхаги»: «Конечно, настораживало, когда какого-нибудь трёхглазого монстра с этих шёлковых свитков объявляли „просветлённым существом“. Но потом мне объяснили, что черти в аду тоже просветлённые существа и других там на работу не берут». Фудо-Мёо не чёрт, и у него нет третьего глаза, но смысл сравнения понятен.
Рис. Фудо-Мёо угрожает мечом. Художник Цукиока Ёситоси.
Ютен посвятил молитвам и медитации перед статуей двадцать один день, что потребовало от него значительных усилий: тексты молитв запоминались плохо, так как плохая память никуда не делась. На двадцать первый день он удостоился откровения: статуя Фудо-Мёо ожила, и наш герой оказался лицом к лицу с гневным божеством. Никакого приятного приза за три недели молитв и медитаций предложено не было. Фудо-Мёо дал выбор: мгновенная смерть и перерождение с улучшенной кармой. Очевидно, что в новой жизни у Ютена (хотя, конечно же, это был бы уже не Ютен) не было бы проблем с запоминанием текстов и пониманием сути священных ритуалов. Второй вариант пред полагал некую операцию по отделению дурных напластований в карме и освобождению мальчика от плохой наследственности. Операцию брался провести лично Фудо-Мёо, используя свой грозный меч. Ютен не пожелал ждать будущего перерождения, возможно, не слишком доверяя своей судьбе, и выбрал немедленное вмешательство. Фудо-Мёо погрузил в рот мальчика свой меч, освобождая его от дурной кармы и открывая путь к новым знаниям и мудрости. Совершенно неизвестно, сколько продолжалась эта зловещая операция, что чувствовал Ютен и насколько глубоко погрузил свой клинок Фудо-Мёо. Можно сказать, что прежний Ютен Сёнин исчез, а его место занял обновлённый образец. Избавленный от дурной наследственности, мальчишка рухнул на пол, где его и нашли монахи. Статуя Фудо-Мёо стояла на своём месте, как ни в чём не бывало, а у её подножия распростёрся наш герой. Монахи решили было, что трёхнедельная непрерывная молитва доканала-таки слабый организм гостя, но тут Ютен зашевелился и поднялся на ноги, чем немало изумил нашедших его мужчин.
Интересно, что мистическое приключение не привело к немедленной перемене в жизни Сёнина. Он по-прежнему оставался на должности храмового служки и привратника, так как его дядя не воспринял всерьёз его рассказ о случившемся, а самовольная трёхнедельная отлучка из храма ничего, кроме гнева, не вызвала. Ютену даже не дали возможности продемонстрировать изменившиеся навыки в чтении и запоминании текстов, хотя для него цепкость памяти стала уже далеко не главным преимуществом. Глубокая мудрость и прозорливость, умение проникнуть в потустороннюю изнанку мира и видеть скрытое от глаз большинства — вот что принесла ему встреча с Фудо-Мёо. Умение запоминать тексты стало всего лишь приятным бонусом ко всему вышесказанному.
Через шесть лет после описанных событий в храме проводился сложный богословский диспут, на который наш герой не замедлил явиться. Ютен одолел всех своих оппонентов, не прилагая значительных усилий, чем поверг в изумление и страх всех окружающих. Доказав своему дяде, что он годен на большее, чем открывание и закрывание ворот, Ютен отправился странствовать по Японии, применяя свой талант на пользу людям. В то время не было недостатка в гневных юрей, которые наводили страх на окрестности. Некоторые призраки являлись в темноте своим обидчикам и повергали их в ужас, некоторые являлись своим родным и повергали их в ужас, а некоторые повергали в ужас людей, вообще не имевших к той или иной истории никакого отношения. Увы, нередки были случаи, когда обиженный дух вселялся в тело человека и начинал вещать его устами, причиняя своему ретранслятору немалые страдания. Ютен Сёнин шёл по дорогам Японии, прислушивался к мрачным слухам и немедленно приходил на помощь тем, кто в этой помощи нуждался. Поначалу люди относились к нему с некоторым недоверием: наш герой был слишком молод для опытного борца с юрей, но вскоре слава Ютена побежала впереди него, порою даже преувеличивая его достоинства.
Рис. Храм Додзё-дзи. Художник Кавасе Хасуи.
История с Оруи и Суке была одним из многочисленных приключений, случившихся с нашим героем. В отличие от кудесников прежних времён, Сёнин никогда не довольствовался одними грубыми заклинаниями, которые предполагали изгнания неупокоенной сущности, так сказать, силой. Также никогда им не использовались дети-посредники, на которых можно было бы перевести зловредного юрей и избавить одержимого от его мук. Подобный метод часто применялся в прежние времена, но Ютен, видимо, догадывался, что использование такого посредника — это создание бомбы с часовым механизмом. Его метод включал не только проведение неких ритуалов, но и вдумчивую беседу с мятежным привидением, понимание всех нюансов, которые привели не упокоенный дух к блужданию по земле, что привносило в работу Ютена элемент детективно-психологический.
Юноши, бросившие своих девушек ради более заманчивой партии, девушки, забывшие своих возлюбленных по тем же причинам, коварные соблазнители, не сдерживавшие свою похоть, и, конечно же, убийцы, клятвопреступники и прочие малоприятные личности. Всю эту публику объединяло одно: они избежали (а может, и не подлежали) уголовного преследованию и сумели скрыть свои грехи от суда людского, но, как известно, «есть грозный суд, он ждёт. Он недоступен звону злата. И мысли и дела он знает наперёд». В данном случае грозный суд воплотился во множестве юрей, не забывших обиды. Соблазнённые, обманутые, брошенные и убитые поднимались жуткими рядами и устремлялись мстить. Иногда месть обращалась на негодяев, совершивших дурное, но часто удар падал на людей, не имевших отношения к подлости, так как юрей обычно слабо разбирались в обстановке в мире живых, так что у Ютена хватало работы. Успокаивая разбушевавшихся духов добрым словом, а порою добрым словом и необходимым ритуалом, Ютен шёл по стране, принося мир в дома, не глядя на то, насколько знатен, богат или беден его клиент.
