А след самый обыкновенный, из прошлой жизни, которую я так и не вспомнил по большому счёту. Инверсионный след в небе. Далеко-далеко, под облаками. Хоть самого самолёта я и не видел, но след-то от него остался! Яркий, бело-мохнатый, солидно и медленно-медленно растворяющийся в неожиданной синеве. И такую он во мне надежду зародил, что до сих пор держусь вот. Хотя произошло это уже почитай, как с полгода в старом моем ложнопамятном счислении, очень давно, другими словами. Но ведь произошло! И след был, а значит и самолёт! А значит и другая жизнь! Та, моя, настоящая!
Первой мне пришла идея прорваться под землёй. У заброшенной каменоломни был вход в целый подземный городок. Множество заплесневевших пещер, гротов, давно необитаемых даже тутошними странными животными. Я излазил их все, чуть не задохнулся в одном из мрачных колодцев, но потерпел сокрушительное фиаско. Несмотря на легенды о Подземном Тоннеле все мои вылазки не принесли никакого толка – я постоянно утыкался в тупики или в подземные завалы. Долго находиться там невозможно из-за холода, нехватки кислорода и затруднённой ориентации. Я уже молчу о гигантских и совершенно жутких тенях, которые я там краем глаза видел – даже представлять не хотелось, кому они могут принадлежать.
Болтали, что за полосой Негодной земли есть водная гладь, но мне так и не удалось толком выяснить – что же это? – озеро, река, а, может, и вовсе старое радиоактивное болото. Так что этот вариант я тоже отмёл. Строить плот, тащить его несколько километров по заражённым землям? И уткнуться в заросшее тамышником болото?
Оставалось небо. Путь, по которому я сюда попал, мог стать дорогой в оба конца. Шанс, конечно, представлялся ничтожно малым, но он хотя бы был. Хоть что-то можно было делать, хоть о чём-то мечтать. Хоть о чём-то разговаривать с забавной Марьянкой, таращившей на меня свои блестящие тёмные глазки. Хоть что-то делать, не умирая.
Точных расчётов не помню я, конечно. Мысли в голове путаются. Обрывки формул, определений, законов физических. Так много знаний, но ненужных в данный момент, пустых, раздражающих. Но, если логически рассудить, то подъёмная сила должна зависеть от двух факторов – площади оболочки и температуры. Эх, если б я мог водород где-нибудь раздобыть или гелий. Да только где ж я его раздобуду? Может, как-то выделить его можно, но не помню, хоть убей. И химические уравнения вроде изучал, но сейчас кроме обозначений элементов ничего не помню. Память дырявая, ложная, бесполезная. Да и парашют мой, вместе с запасным не такой уж большой, как поначалу кажется. Да и сшить же ещё требовалось по специальному – вот уж я намаялся с этим. Все пальцы истыкал так, что ложку взять в руку больно было. Вот такая комиссия, братцы. А как по-другому?Никто за тебя ничего не сделает. Чужой я для них совсем.
5.
Когда Марьянка поняла, что Чудик делать собирается, у неё глаза прямо в тарелочки превратились. У неё и так-то глаза огромные. Мама, когда ещё в хорошем настроении бывала, напевает и хвалит Марьянку и расхваливает, всегда про глаза говорит. Ух, какие, говорит, больщущие, да красивущие прямо так бы и смотрела в них не отрываясь! Но она редко последнее время радуется. Больше ругается и ворчит на всё, что ни попадётся. Так вот, смотрит Марьянка, а Чудик пошивать ведь собрался! Вот тут глаза её и стали совсем уж большими и круглыми. Ну Чудик-то он Чудик, но чтобы пошивать самому?! В Пристанище только кумушки что пошивать могут. Да и те только, кто много лет пережил, а не детки и не молодые. Где же видано, чтобы самому пошивать?! Это ведь сколько учиться надо, опыта набираться! Да с одними лишь иглами мороки сколько! Переломает ведь с неумения их! А ведь нельзя! Их же мало совсем, добрых игл-то. И кто ему эту иглу только доверил? Не мог же он сам бурунгуда добыть! Иглы только из его плавника верхнего сделать можно, а больше и не из чего!
Ну, это уже второе удивление Марьянкино наступило, а первое, когда Чудик пошёл в секретное место своё, а Марьянка за ним увязалась. Другой бы шуганул её, чтобы не шпионила, а Чудик идёт себе, ничего вокруг не замечает, свою тарабарщину бормочет. Отрыл свой склад, достал оттуда покрывало своё чудное с верёвками и обратно в дом понёс. Ну и ну. Ещё и разрешил Марьянке помогать тащить, а та и рада стараться – семенит за ним своими ножками и улыбается во весь рот – ничего особого и не выполняет, а вроде бы как и при деле! Помощница!
А когда уж пришли и Чудик взялся за пошивания, Марьянка не выдержала, от испуга убежала. Вначале, потому что вроде бы ничего, даже что-то дудел сквозь губы, а потом как давай колоться, да как давай чертыхаться громко и всякие слова кричать! Страшно-то как! Убежала Марьянка, ну его к лешатнику! И хорошо, что убежала, её уже Мать, оказывается, искала – в одинокой норе сразу двое померло, скоро будут на собрании вещи делить! Пришлось идти без охоты особой, да и по дороге на поляну так её Недугом скрутило, что уж подумала Марьянка, как бы ей третьей на собрание не попасть, чьи вещи там делить собираются. А вещей-то у нее немало – тут и вылепленный из глины жук-метляк, и колокольчики разноцветные, и подаренная ей Чудиком круглая пуговица без дырочек, у которой стороны разные. На одной решка какая-то нарисована вроде бы, а на другой ещё что, забыла Марьянка от всех этих потрясений. Еле справилась трава её тогда с Недугом. Ну справилась и ладно – значит ещё поживём.
Так вы думаете, бросил пошивать Чудик, как покололся? Да как бы не так! И завтра к нему Марьянка прибегала и послезавтра, а он всё чудит своё. Сидит, кряхтит, покрикивает и пошивает своё покрывало! Ещё и ветки липуницы приволок – упругие, толстые, вон лежат возле норы. Марьянка теперь уже учёная – у самого входа примостилась – смотрит хмуро исподлобья, всё ждёт, как опять Чудик уколется, да чертыхаться начнёт – она сразу ноги в руки. Да только не чертыхается больше Чудик, да так ловко с иглой приноровился! Пошивает! Поглядывает иногда хитро на Марьянку. Потом глазом одним мигнёт – умора прямо, и говорит, а что, подружка, может и попутешествуем ещё! А она не понимает, что за путешествия-то такие? У них же тут со всех сторон муть страшная, куда ж путешествовать, с одного края Пристанища до другого что ли? Не в Лес же?! Спросила у Чудика, тот задумался. Потом захухал, как он может, и говорит, мол, как в кино про пиратов. И сразу грустный стал, отвернулся. Про кино Марьянка совсем не поняла, да ещё и Пираты какие-то. Что за Пираты? Это, наверное, он про Великанов, про которых Марьянка думает, когда возле оранжевой дороги сидит. Которые ходили там когда-то – путешествовали, значит. С ним же всегда так – наговорит слов, а ты потом думай сама, разбирайся.
6.
Я как рассудил? Верхушка утёса почти на километр над Пристанищем возвышается. Уже неплохо. Если воздух внутри оболочки посильней нагреть, да ещё во время полёта подогревать, вполне долго можно в воздухе продержаться. Стартовать в неделю ветров надо, но не когда ураган, то уж совсем самоубийство. А при нормальном тягунке далеко унести может. Подсказывала мне интуиция, что полоса заражённых земель не такая уж широкая и, если подняться ещё на километр вверх – мы её махом преодолеем, ну а дальше, конечно, по обстановке. Нам бы только до цивилизации добраться, которая на самолётах летает. Тогда и изменится всё.
Я когда воочию убедился, как девчушку эту болезнь ломает, тогда и решил её вместе с собой взять. Надеюсь, что лечат там такое и вылечивают. Это когда её прямо у меня дома схватило. Побелела вся, за горло руками держится, а меня от страха паралич нежданный разбил. Стою, как столб, и пальцы холодные. Кое-как свою травку она достала, дышала-дышала долго, потом отпустило её. Я тоже насилу оклемался, спрашиваю, что болит у тебя, где – она только таращится. Недуг же, говорит, у меня, что непонятного-то?
