Альберт глубоко выдохнул, собираясь с духом, и пошёл прямо через непрерывный рабочий гомон, через клубы чёрного маслянистого дыма, вырывающиеся из выхлопных труб, через синюшнее марево разгорающегося «на улице» дня. В своём безупречном и вызывающем кремовом костюме он выглядел на площадке телом, несомненно, инородным, но сервисники почти не обращали на вычурно вырядившегося незнакомца внимания. Было не до него; ну бредёт куда-то чудак, да и пусть бредёт, он за тебя ведь работу не сделает!
К несчастью, Кунц спровоцировал грядущую катастрофу сам. Он приблизился к живому «ручейку» между двумя грузоходами и входной рампой приёмки. Грузчики стояли цепью, перекидывая друг другу матерчатые запаянные тюки, внутри которых что-то шевелилось. Судя по всему, мешки весили немало. Рабочие крякали от натуги, подхватывая груз, и с аханьем перекидывали его следующему звену. До появления Кунца ручеёк работал как отлаженный механизм. Грузчики монотонно поворачивались в разные стороны, стоя на месте: влево, чтобы принять тюк, и вправо, чтобы перекинуть его дальше. Альберт решил протиснуться сквозь цепь в момент короткой паузы, но не рассчитал. Он юркнул между двумя рабочими, когда один из них, как раз, метнул тюк. Кунц увернулся, однако его движение, помешало принимающему поймать груз, и шевелящийся мешок неуклюже плюхнулся в глину, сломав ритм. Рабочий бросился поднимать поклажу, а со всех сторон в его адрес полетели грязные ругательства. Грузчик справился, поднял упавший тюк и кинул дальше, но по выражению его лица было понятно, чего ему это стоило. Он свирепо и от души толкнул остолбеневшего Кунца в плечо, от чего Альберт не удержался на ногах и упал на четвереньки. Прямо в грязную лужу. Аудинбрахер тут же конвульсивно вскочил, но необратимое уже случилось. Кунц в полной растерянности оглядывал самого себя – заляпанные ладони, намокшие манжеты, но что самое ужасное – колени на брюках: по каждому из них расползалось ужасное, грязнейшее, потёчное, чудовищное пятно. Кунц так и стоял некоторое время, согнувшись, с остановившимся сердцем, невидящим взглядом рассматривая загубленный костюм. Грузчики из цепи снова не обращали на него никакого внимания. Они всё так же монотонно крякали, подхватывая груз, и ахали, перекидывая его дальше.
Понимая, что в таком виде на Бал его ни за что не пустят, Альберт продолжал движение по мнемопарку, что расположился за транспортной площадкой, уже почти неосознанно. Он обречённо переставлял ноги, стараясь не осклизнуться на раскисшей глине. Лёгкие подошвы штиблет быстро пропитались холодной влагой, бортики потемнели, блестящая кожа на боках полуботинок сморщилась и потускнела. Кунц отмечал сию деградацию своего облика машинально, она уже не вызывала в его душе острого отклика. «Займу у кого-нибудь костюм, – вяло думал он, раздвигая руками лианы и протискиваясь сквозь струящуюся световым потоком изгородь. – Заплачу кредитками. Тройную цену…»
Вскоре перемазанный с головы до ног аудинбрахер – ко всему прочему на улице снова начался моросящий дождь – добрался до администрат-холла и потерянно обсматривал мраморные стены сооружения. На гладкой поверхности имелись узкие окна-бойницы, цветовые голографические распространители, но не было самого главного – входной рампы или дверного комплекса.
Кунц рассматривал холл, схоронившись за стволом большой хвойницы, робко выглядывая из-за бугристой коры дерева. Продолжая созерцать неприступную стену, помощник эрзациолога сглотнул вязкий ком в горле и тут же ощутил на своём плече прикосновение. Кто-то тяжко опустил на него свою могучую длань.
Альберт трусливо сжался под этим давлением, словно на него облокотили бетонную плиту, и затравленно обернулся. Рядом с ним стоял офицер в намокшем плаще-накидке. С очень большой фуражки военного падали вниз круглые капли. Судя по мерцающей на тулье кокарде, офицер являлся полевиком[22].
– Почему здесь? – хмуро поинтересовался военный, неприязненно разглядывая мокрого Кунца.
– П-понимаете, – начал Альберт, просительно прижимая руки к груди. – Я шёл на Бал и заблудился. Лифт вышел из строя, – Кунц старался говорить быстро, чтобы успеть объяснить, чтобы военный не прервал его на полуслове и не увёл под очередной арест. – Коммуникатор забарахлил, и я сбился с пути на другой узел! Потом случайно попал сюда, в Оболочку, где у меня патруль отобрал идентификаторы для проверки. Так получилось, что они меня отправили не туда, а я прописан в Лиловом квартале! Я с Презентацией должен был выступать на Балу! Понимаете? Мне нужно срочно в Башню! У меня отец Эргерцог Мануфасийский, наверняка же про него слышали вы! Поверьте, я говорю чистую истину. Помогите мне из Оболочки выбраться, умоляю! – Кунц сложил руки в замочек. Выглядел он и вправду жалко: мокрый, грязный, к тому же, продрогший и дрожащий под колючим дождём.
Офицер некоторое время молча смотрел на аудинбрахера, жуя губами.
– Тут вам не Оболочка, – наконец буркнул-пробормотал он. – Это уже Изнанка.
– И-изнанка? – Кунц от холода клацнул зубами.
– Следуйте за мной, – приказал военный и, не дожидаясь ответа Альберта, развернулся и пошёл прямо сквозь нависающие со всех сторон заросли.
– А правда, что для того, чтобы у вас там в Башне женщину себе выбрать, надо в электроошейнике ходить? – спросил один из бойцов, ехидно улыбаясь. Остальные армейцы добродушно загоготали.
Кунц – хотя вопрос обращался именно к нему – не ответил, а только попытался поглубже завернуться в поношенный бушлат, что ему выдали в интендант-руме. Здесь, внутри бронекатера[23] аудинбрахеру, наконец-то, удалось немного согреться – бушлат он надел прямо поверх своего когда-то кремового пиджака. В салоне гусеничного вездехода оказалось тесновато – пятеро бойцов сидели плечом к плечу на лавках, расположенных вдоль обоих бортов БМДэшки. Шестым был Кунц. Офицер распорядился выделить ему место внутри, чтобы перевезти на КП у Грозовой заставы, там пообещали разобраться с подозрительным гражданским. Сидеть на лавке спокойно не удавалось, катер вихляло в стороны и вверх-вниз на крутых ухабах. За длиннющими рычагами управления сидел оператор и энергично двигал руками, Альберт, то и дело, обращал внимание, как мелькают его локти. Иногда механик-водитель глухо ругался сквозь зубы.
– Да у этой мерзости в Башне только всякие извращения на уме, – весело сказал один из бойцов – веснушчатый парень. Он опирался на ствол пулемёта, зажав оружие стоймя между колен. – Обопьются хереса, глюк-плесени наедятся, и давай перед друг дружкой хвосты распускать. Смешные и убогие такие. Возомнили себя элитой…
– А ты их охраняй, сук. И защищай, – добавил тот, что спрашивал про электроошейник. – Ребята с Периферии их обшивают, ресторанщики кормят, знахари – лечат. За что? Я понимаю, что Уклад[24], но вот, по справедливости, если… Уроды они. Хоть на этого посмотри, – он кивнул в сторону Альберта.
– Мне ребята с горячей доставки рассказывали, что новое поветрие у них сейчас на сходках этих попугайских в Гала-дворцах, – присоединился к разговору ещё один боец, с лазерным ограничителем, закреплённым на обмундировании. – Будто, чтобы самцов привлекать, бабы ихние новым эликсиром опрыскиваются. Якобы флюиды на богатеев безотказно действуют. И всё бы ничего, да только духи эти, знаете, из чего сделаны?
– Из чего? – неподдельно заинтересовался веснушчатый.
– Из обезьяньей мочи! – выпалил лазерщик, и все дружно заржали, как кони. Все, кроме Кунца. Альберт безнадежно закрыл глаза, ощущая как в виски коротко, приступами, стучится горячая жилка.
«Это ведь невежество, – думал он, мучительно зажмурившись и стараясь хоть как-то сосредоточиться, чтобы не терять связи с происходящей вокруг него фантасмагорией. – Это… деградация разума… Это уровень примитивных инстинктов. Прав был Наставник-на-Судьбу[25], сервисники и вояки вне касты. Они физически не могут подняться даже на вторую ступеньку лестницы к Сверкающему Трону[26]. Удивительно, что они так раболепски слушаются Алмазного Генерала[27]. Что случилось бы с Башней, если бы Родительский Восьмиугольник[28] распался? Хаос? Но меня ведь скоро тоже разжалуют в прислугу. После того, как я опоздал на Бал. Как я стану жить? А когда узнает отец…» – Альберта бросило в жар. Не хотелось открывать глаза. Никогда. Потому что, если разомкнуть веки, придется признаться, что все происходит на самом деле.
