– Гарда, гарда! – вдруг захрипела внутренняя рация, голос искажался треском из-за электрических помех. – Срочно меняйте курс! Два-Два-Ноль! Как поняли?

– Мудаёбы! – немедленно выругался оператор и нажал на сенсор. – Гарда на связи!

– Меняйте курс, Гарда! – снова повторила динамическая колонка. – Два-Два-Ноль! Как поняли, приём?! У нас прорыв! Два-Два-Ноль!

– Понял, Два-Два-Ноль, Гарда, – пробормотал механик-водитель, а бойцы в салоне сразу же затихли.

Кунц разожмурился и обвёл невольных попутчиков быстрым взглядом – лица армейцев затвердели, по скулам некоторых солдат пробежались желваки.

«Что случилось? – Альберту захотелось немедленно спросить, добиться, чтобы ему разъяснили. – Что ещё за прорыв?». Но он не смог вымолвить ни слова. Почему-то его опять стало подтрясывать то ли от холода то ли от страха.

Бойцы, словно по команде оборвав неуставной трёп, принялись проверять оружие: клацали затворами, тестировали магазины, защёлкивали импульсаторы.

Кунц уловил монотонный давящий гул, доносящийся откуда-то извне.

Оператор, передвигая рычаги и продолжая энергично работать локтями, разогнал бронекатер до максимальной: мелкая тряска усилилась, и стало слышно, как тоненько завыла турбина.

– Десант по моей команде! – приказал один из бойцов с камуфляжным шлемом на голове. – Схема три-двадцать!

– А что делать с уродом, Капрал? – зацепился веснушчатый.

– Дай ему квант-винтовку из НЗ, – приказал «шлем», отсвечивая зеркальным забралом. Видимо, он являлся в группе командиром. – На поле уже каждый за себя, я не собираюсь с ним нянчиться! А ты, – капрал обернулся к оператору, – занимай высоту четырнадцать и прикрывай огнём из турели. Замешкаешься – закопаю.

– Есть, – глухо буркнул механик-водитель.

– Все готовы? – поинтересовался капрал. – Тогда по моей команде…

Кунц наконец-то осознал, что его кто-то уже несколько секунд тыкает в плечо. Армеец, сосед по лавке, протягивал ему короткоствольную квант-винтовку.

– Обращаться умеешь? – вполголоса поинтересовался военный.

Альберт отрицательно закачал головой, чувствуя, как желудок подтянулся к самому горлу.

– Предохранитель, – терпеливо показал боец на неприметную шишечку под прикладом. – Визуал-прицел, он тыкнул в другой сенсор, и над стволом развернулись расчерченные на сектора концентрические окружности. – Спуск, – военный указал на кнопку. – Понятно?

– А… а что там? – выговорил Альберт, машинально принимая у соседа оружие.

– Увидишь, – пообещал тот и отвернулся.

– Начинаю отсчёт, – гаркнул капрал. – Четыре, три, два…

Внезапно открылась задняя стенка бронекатера, в салон ворвался смерч плотного воздуха, заставив Кунца болезненно сощуриться. И сразу же явился звук – сумбурная какофония грохота, свиста, звона, шипения.

– …Один… Пошёл!!! – Капрал заорал так, что у Кунца зазвенело в ухе.

Бойцы один за другим прыгали в открывшийся в задке катера провал и исчезали в мареве.

Альберта вытолкнули предпоследним. Постарался тот самый сосед, что передал ему винтовку.

Кунц ощутил пронзительный свист, потом глухой удар – в следующее мгновенье он понял, что это его собственное тело шмякнулось о землю. Альберт вывалился из машины лицом вниз, его протащило по инерции метров десять, не меньше. Щёки, нос и лоб сразу же засаднили, видимо, он сильно порезал лицо об маленькие острые камни. К тому же заныл отбитый живот. Бушлат завернулся до поясницы, а от бывшего костюма остались только грязные лоскуты и тряпки.

Альберт продолжал лежать лицом вниз на раскисшей земле и пытался выплюнуть набившуюся в рот грязь. Сверху его придавливал к поверхности феерический грохот. Такого аудиоудара он не испытывал ещё никогда в жизни. Казалось, над ним разверзаются врата ада. Множество наслаивающихся друг на друга пилящих звуков беспрепятственно проникали в сознание, сводя с ума. Кунц как бы одновременно пребывал сразу в двух состояниях – патологической глухоты и болезненного, на грани разрыва барабанных перепонок ощущения каждого тоненького писка, штопором ввинчивающегося в мозг.

Как ни странно, но даже к такой невыносимой пытке оказалось возможным привыкнуть. Разум Альберта словно переключился на защитный режим, установив критический уровень шума и не дающий внешней среде переползти за грань, вызвав окончательное сумасшествие.

Альберт чуть приподнял голову и не сразу сообразил, что именно видит. Вдалеке, в слоистых полосах волнистого тумана возвышалось над землёй диковинное сооружение циклопических размеров, напоминающее то ли загнутый кверху колпак детского волшебника, то ли усечённый, искривлённый к узкому концу, конус. И только секунд через десять Кунц понял, что это всего-навсего Башня. Его покинутая обитель. Его счастливый, до недавних пор, дом. И ещё он понял, что смотрит в тыл, туда, откуда его с бойцами привёз бронекатер, а фронт располагается в противоположной стороне.

«Чем сильнее я пытаюсь приблизиться к Башне, – не к месту подумалось Альберту, – тем сильнее от неё отдаляюсь»

Квант-винтовка, выпавшая из его рук при падении, валялась рядом, её дуло оказалось забито жидкой грязью.

Кунц потянулся за оружием рукой и, на удивление, винтовку достал. Подтащил к себе и попытался вспомнить наставления соседа-бойца. Тут над ним душераздирающе просвистело, раздался, перекрывающий все другие звуки, грохот взрыва, земля, как живая, поддалась под Альбертом вбок. Его засыпало размякшей крошкой и он, продолжая отплёвывать земляную кашу вместе с тягучей слюной, проворно принялся отползать в сторону, пытаясь найти хоть какое-то убежище.

Аудинбрахеру показалось, что он дополз до какого-то холмика, хоть и убогого, но, всё же, укрытия, позволяющего чуть-чуть прикрыть голову. Вокруг продолжался твориться апокалипсис. Альберт, с трудом отдышавшись, выглянул за кромку, туда, где располагался фронт. Казалось бы, что ещё смогло бы удивить штатного помощника эрзациолога после всего случившегося? Но увиденное лишило Кунца всех последних сил. Перед ним расстилалась настолько впечатляющая картина, что он, как заворожённый, продолжал смотреть, не в силах отвести взгляд от панорамы.

Внизу под склоном расстилалось поле боя. Сотни единиц военной техники ползли по коричневому, изрытому воронками полотну, плюясь огнём из ощетинившихся стволами и пушками вращающихся башен. Над местом бойни плавал сизый пар, перемешанный с дымом разрывов и перечеркиваемый трассерами очередей. Но самое жуткое виднелось впереди, туда, куда медленно двигалась наступающая армада. Там копошилась непрозрачная неоднородная масса, она вспучивалась и перемешивалась внутри себя, словно пожирая собственную плоть. От такого зрелища тошнило и выворачивало наизнанку. И из этого тёмного, растянутого по поверхности облака, вылетало огромное количество ярких пунктиров, огненных нитей, которые достигнув наступающей армии, вспухали фонтанами разрывов и сполохов, сжигая технику и разбрасывая, как кегли, живую силу.

Над мраком враждебной массы парил огромный приплюснутый мутный шар, от которого шли тонкие трубки к шарикам поменьше. Эти саттелиты пребывали в постоянном движении, они то приближались, то удалялись, словно исполняли диковинный танец, продолжая висеть в воздухе. Кунцу показалось, что он видит на поверхности маленьких шаров глаза – раскрытые веки и свирепые, горящие инфернальным огнём зрачки. Шары тоже обстреливали противника: из-под их скорлупы, то и дело, вылетали ракеты и поражающие неприятеля шлейфы.

Альберт ощутил жжение в правой части головы. Он инстинктивно поднял руку к уху и не нащупал его. От уха остался корявый обрубок нижней части раковины. Видимо, верхний кусок срезало вражеской пулевой очередью. Кунц прикоснулся к месту повреждения пальцами и почувствовал терпкое тепло. Потом невидяще поднёс руку к лицу и увидел, что она вся окрашена алым. Кровь из раны принялась капать на приклад, так и не использованной аудинбрахером до этого момента, винтовки.

Тогда Альберт закряхтел, и, опершись на локоть, сел, перестав прикрываться хилым холмиком. Его захлестнула апатия и дикий животный ужас. Размазанная кровь на прикладе квант-винтовки, вытекающая из его собственного организма и уносящая с каждой каплей крупицы его жизни окончательно деморализовала аудинбрахера.