Саншель понуро опустила голову. Некоторое время все трое молчали, но внезапно она хлопнула рукой по полу. Хорошо хоть пустой рукой.

– Лучше выпьем за мой развод!

– Развод? – ошарашенно спросила Аннабель. – С кем? C Эйриком?

Были ли они женаты?

– С моим мужем из этой жизни.

– Из этой жизни?

Она совсем отчаялась понять, что происходит.

– В общем, сегодня я рассталась с мужем, с которым прожила четыре года. Без скандалов, без разборок. Он даже сам хотел уйти из нашей квартиры. Но ушла я. Сюда.

– У вас были серьезные разногласия? – робко поинтересовалась Аннабель. – Если так, то…

– У нас было все прекрасно, – Саншель взглянула на Айвина, – пока я не вспомнила кое-что важное. В общем, такое, что переворачивает всю жизнь с ног на голову.

Аннабель закивала:

– У меня тоже был такой опыт! Я путешествовала между мирами.

– Когда?

– Сегодня, – она смущенно опустила глаза.

– Что?! – Саншель схватила его за воротник. – Ты водил ее на прогулку? Мы же это обсуждали!

– Не я. – Айвин аккуратно убрал ее руку. – Моя сестра.

– А… о… Как? Зачем?

– Я не знаю, – смущенно ответила Аннабель. – Я вышла погулять за город и… и она появилась.

Саншель и Айвин посмотрели на нее так, будто она в чем-то провинилась. Такой взгляд обычно был у матери, когда, по ее мнению, Аннабель делала что-то не так. Но тогда она была ребенком.

Сейчас этот взгляд вызывал только злость. И обиду.

– Хватит. Я уже поняла, что Дэй опасна и никто ее не любит. Но именно она показала мне другие миры.

Не вы – хотела добавить она, но сдержалась. Вместо этого она отпила из бутылки. Белое вино оказалось вкусным, но уловить букет (или чем там занимаются опытные сомелье?) Аннабель не смогла. Практически сразу она почувствовала себя легче. Раскованнее.

– Хорошо. Если не Дэй, тогда я жду ответов от вас. Вы оба знаете больше, чем говорите.

– И это правда. – Саншель взяла одну из бутылок с пола, выдернула пробку зубами и отпила. – О, игристое. Пусть тебе Айвин все расскажет. Он же у нас пишет будущее.

– Что-о? – ошарашенно спросила Аннабель. – Будущее?

– Нет. Уже нет. Думаю, в этот раз вместо меня будет Саншель. Или Эйрик. Или ты. Я больше не в состоянии что-либо написать.

– Напиши, что ты не сходишь с ума, – хихикнула Саншель. – Или я напишу, хочешь?

– Все не так просто. Я не могу писать о себе, как и ты не можешь написать обо мне. Я родился до создания Перевременья, то есть до перезапуска Вселенной, и на меня это не подействует. Ни на меня, ни на Дэй.

– Охренеть. Но как все это будет работать без тебя? Ведь мы все появились позже? И разве кто-то из нас сможет заменить тебя?

– Не вижу в этом ничего сверхсложного. Вам нужно понять только одно, – он многозначительно замолчал.

Саншель и Аннабель внимали.

– Будущего нет. Как нет прошлого. Только планковское время, постоянно стремящееся к нулю, но никогда его не достигающее.

– Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, – Саншель нахмурила лоб. – А ты?

Аннабель не могла вымолвить ни слова.

Она понимала, о чем говорил Айвин. Хотелось бы не понимать, хотелось бы думать, что все по-прежнему. Но она сама настояла прийти сюда и узнать все ответы. Что ж. Узнала.

Еще оставались темные пятна, но она уже вникала в суть. Что-то она поняла из слов Дэй, что-то – из слов Айвина и Саншель.

Вино было мягким, оно обволакивало горло, как обволакивало ее понимание. Все в мире вставало на свои места.

Великий аттрактор был центром Вселенной. В него падало все. В него уже упало все – материя, свет, время. В отличие от черных дыр поменьше, которые со временем испарялись, он, очевидно, коллапсировал, и его оставшееся ядро порождало новую вселенную.

Не новую. Ту же самую. Снова и снова.

Это то, что они называли странным словом Перевременье.

– А где точка отсчета? – спросила Аннабель. – С чего начинается новая Вселенная?

– Когда Аттрактор поглощает стену, – ответил Айвин. – Внутри все может происходить как угодно. Столько миров, столько возможностей.

– А миров всегда одиннадцать с половиной? – спросила Аннабель.

– Более-менее да, – ответила Саншель. – Суперкластер, который так правильно распределили, чтобы каждая система стала частью стены. Примерно столько же тысяч лет составляет цикл каждой новой Вселенной. Зависит от мира, конечно. Но если сложить и разделить, то вот это оно.

Аннабель почему-то засмеялась. Стало вдруг так легко – было ли это вино или просто наконец-то ее отпустило чувство вины и безнадежности, – но теперь это было неважно. Теперь все стало неважным.

Хотелось думать, что она знала это всегда, но это было бы ретроспективным искажением[38]. Нет, о многом она и не подозревала.

Внутри цикла существовало только три константы: Саншель, Эйрик и она сама. Остальные люди и не только люди постоянно менялись, рождаясь по воле великого рандома.

А значит, ничего в жизни не имело смысла. Вообще ни-че-го. От этого становилось страшно, но действие этила немного снижало уровень экзистенциального ужаса.

Они еще долго сидели, медленно – а потом и не очень медленно – попивая вино из запасов кузена Эйрика. О чем-то говорили, о чем-то спорили, о чем-то шутили, над чем-то смеялись.

И она целовала кого-то, и кто-то целовал ее, и в какой-то момент на ней не осталось никакой одежды, и это было хорошо, очень хорошо, так хорошо, как не было никогда раньше.

Что бы сказал кузен Эйрик, если бы узнал, что творится в его постели?

Сколько времени прошло? Он не знал. Сколько времени нужно, чтобы прочитать все книги?

Сколько жизней?

Сколько секунд в вечности?

Сколько вопросов! В его разуме роились вопросы, они множились фракталами, разрастались опухолями, пока не заполонили все уголки – и не осталось ничего другого.

Он бродил среди книг, от одной пыльной полки к другой, и его шаги эхом отдавались от стен. Он был здесь один – уже долгое время никто не приходил в библиотеку. Ему начало казаться, что книги говорят – так давно он был в одиночестве. Каждая книга шептала что-то свое, и все они шептали, шептали, шептали. Они отвечали каждая на свой вопрос.

Но ни одна не давала нужных ответов.

– Сколько секунд в вечности? – спрашивал он у книг, но они не знали. Ни одна из них.

И он продолжал бродить, искать, вслушиваться в еле слышную книжную речь, пока весь этот шепот не слился в единый голос.

Голос этот исходил из центра Библиотеки.

– Дэра! Я назову его Дэра. Или, может быть, Эйрик.

Она поморщилась. Нельзя было позволять ему создавать.

– Он будет моим другом, – продолжил Эван.

– Нет, не будет. И вообще, зачем тебе друзья?

– Потому что ты меня не любишь.

Она схватила его за руку сильнее и пошла быстрее.

Эван захныкал. Она терпеть не могла, когда он плакал. Раньше это казалось забавным, но теперь нет. Надоело.

Она перешла через порог и вдруг почувствовала, что ее рука сжимает воздух.

Засранец!

Он убегал сквозь миры, но вскоре она поймала его в пустыне. Тот выдохся и просто лежал ничком на песке.

Она легонько пнула его мыском своего мокасина. Обувь на ней была легкой, поэтому вряд ли ему было больно.

– Ну, хватит, – мягко, насколько могла, сказала Дэй и опустилась рядом с ним. Здесь жарко. И я чувствую какое-то шевеление под песком. – Нам нужно уходить.

– Никуда я с тобой не пойду!

Дэй схватила его за руку и без труда подняла на ноги. Какой же он все-таки оказался хрупкий. Его отец был совсем другим.

– Послушай меня. Пожалуйста, – она улыбнулась. – Я не не люблю тебя. Просто ты меня раздражаешь. Вечно что-то требуешь, ноешь. Ничего личного.