Последние несколько десятков лет люди жили только на одном континенте под названием Сильвапланд и заново осваивали остальные три.

Он видел их все – мертвые земли, где никто не жил и ничего не могло вырасти. Айвин мог сделать шаг за порог и оказаться в любой точке этого мира. Он бродил по заброшенной земле и вспоминал все мертвые миры, которые видел когда-то. Иногда они выглядели так, как здесь, а иногда целые планеты оказывались расколоты и превращались в пояса астероидов. Одни цивилизации сменяли другие, одни виды исчезали, после них появлялись новые.

Естественный ход жизни.

Энтропия росла с каждым годом, с каждым днем, с каждым выдохом. Он не хотел об этом думать. Поэтому он и любил города. В городе всегда можно забыться и не слышать голос. Не слышать музыку.

Так Айвин оказался в Сиальс-Мариа, самом большом городе на этой планете. Снял квартиру в самом центре, чтобы чужие разговоры и мысли спасли его от собственных воспоминаний.

Иногда помогало. Чаще – нет. Нигде он не мог найти покоя.

Ты тонешь. Шестеренки времени вращаются все быстрее. Сколько раз ты уже это делал? Сколько раз любил ее? Сколько раз становился Перевременьем?

Вот и сейчас очередной призрак памяти всплыл откуда-то из ее глубин. Это было скорее ощущение, нежели оформленное воспоминание – это случилось очень давно. Может, даже в другой жизни.

Обычно он жил без календарей, но иногда даты помогали ему найти опору. На континент приходила осень. Скоро город на рельсах начнет свое движение на север.

Сначала Айвин хотел переступить порог и оказаться сразу в Аньесхеде, но что-то его остановило. Вместо этого он позвонил хозяйке квартиры и, оставив ключ в почтовом ящике, отправился на вокзал.

Рельсы так рельсы.

Дорога до Аньесхеде занимала четыре дня на поезде. Поскольку семестр уже начался, туда ехало довольно мало людей, и Айвин оказался в купе один.

Большая часть пути лежала через лесные массивы и поля, на которых выращивали картофель, пшеницу и кукурузу. Айвин узнал это из буклета на столике.

Когда поезд выехал из города, мысли начали обретать подобие ясности. Он сидел у окна, глядя на однообразный пейзаж, пытаясь понять, откуда взялось его смятение. Ответы приходили, но смутно, мучительно, урывками. Это было так же сложно, как вспоминать полузабытый сон. И почему-то казалось, что скоро он все поймет.

Она выглядела так, словно сошла со страниц книги. Той книги, где персонажи по ночам танцуют на холмах, покрытых вереском и клевером.

У нее были длинные-длинные пшеничные волосы, заплетенные в косу, белая кожа и длинные пальцы. Она казалась существом из другого мира. Глядя на нее, Асхель вспоминал каменные утесы, о которые бились волны, и звезды, какими они бывают только за городом. Он вспоминал лето, сладкий цветочный запах, теплый ветер и холодное море. Когда-то в другой жизни он видел природу.

Как она вообще оказалась здесь, среди полок, забитых ветхими книгами, среди бетонных коробок с маленькими прорезями, из которых нельзя смотреть наружу, только внутрь? Как она оказалась среди этих странных личностей, которые ничего вокруг не видели и не понимали, насколько она отличается от других? Почему ее не отравляла скверная дешевая еда, мертвая вода из бутылок и полуприготовленная еда, которую нужно разогревать? Как она вообще попала в Университет? Почему она так далеко от своего дома? Почему?

Асхель попытался включиться в разговор с компаний с факультета психологии, но взгляд блуждал по малознакомым лицам и вновь возвращался к ней. Возвращался. И снова возвращался.

Она, единственная среди гостей этой затухающей вечеринки, стояла у книжной полки. Хмурила брови, разглядывала корешки. Остальные были слишком пьяны, слишком невнимательны, слишком увлечены собой и обсуждением своих гипотез, которые давным-давно превратились в догмы.

Пора было брать дело в свои руки.

Асхель залпом допил и подошел к ней. Все звуки стихли, их словно выкрутили на минимум, не осталось ни разговоров, ни смеха, ни музыки из колонок. Ничего.

Не успел он придумать что-нибудь пристойное для знакомства, как она сама повернулась к нему. Вблизи она оказалась еще бледнее и еще веснушчатее.

– Мертвые деревья, – сказала она.

– Что? – опешил Асхель.

– Я про книги.

– Д-да, но сейчас мы переходим на новые технологии. Электронные читалки, планшеты…

– Пластик. Еще хуже. В перспективе, – добавила она. – Ничего хорошего, в любом случае.

Асхель немного помялся.

– Вы ведь не отсюда?

Она снова повернулась в нему и оценивающе хмыкнула.

– Вы тоже. – На мгновение – он мог поклясться, что это было по-настоящему! – он увидел у нее во рту острые зубы. Частокол блестящих острых зубов. Лишь на мгновение.

– Вы правы. Я… я Асхель. – Он протянул руку, но она проигнорировала жест.

– Дэйрдре.

Дэйрдре, повторил он про себя.

Это имя пахло морем и древними дольменами.

– Так откуда вы? – спросил он чуть погодя.

Она оторвала свой взгляд от книг и пристально вгляделась в его лицо. Глаза у нее были сплошная зелена, как летняя трава на солнце.

– Оттуда, где холмы, – ответила Дэйрдре. – И низкие тучи над холодным морем. Из другого мира, в общем.

Да уж, точно не из этого.

– А вы давно вы тут? – спросила она.

– Очень давно. Знаете, как это бывает, когда попадаешь в университет. Бакалавр, магистратура, докторантура, постдок. Кажется, это навсегда.

– О да. Навсегда. А что вы изучаете?

– Инженерию.

– Инженерию? – Казалось, она обрадовалась. – Возможно, сегодня ваш счастливый день.

– Почему?

– Потому что я могу вытащить вас отсюда.

– Вытащить? – пробормотал Асхель. – Но…

Он попытался вспомнить о том, когда в последний раз выбирался из здания. Давно.

– Разве вы не хотите путешествовать? – спросила Дэйрдре.

– Возможно.

В горле вдруг пересохло, а сердце начало биться чаще и сильнее. Почему?

– Я должна еще подумать. Помимо вас здесь много инженеров. Но от тебя единственного пахнет морем. – Дэйрдре втянула воздух носом, как животное. Ноздри ее расширились, глаза закрылись. – И смертью.

В груди у Асхеля похолодело.

– Мой… – Он запнулся. – Мой город ушел под воду. Я выбрался и… оказался здесь. Это было давно. Я почти не помню, как поступил сюда.

– Ты хоть знаешь, где это – здесь? – Дэйрдре обвела взглядом небольшую переговорную, которую иногда превращали в место для вечеринок. Асхель неожиданно понял, что переговорная уже давно стала местом для вечеринок.

Каждый день они были здесь. Пили, обсуждали дипломы и курсовые, спорили о том, как сочетаются теория относительности и квантовая механика, или о том, какой подход более надежен: кросс-культурный или этнографический. Именно в это превратилась его жизнь, а он даже и не заметил.

– Я была в том городе, который ушел под воду.

– Во время наводнения?

– О нет. Позже. Сильно позже. Прошли, наверное, уже века. По улицам вместо людей ходили рыбы. И призраки, конечно. Много-много призраков.

От ее слов по коже пробежал холодок.

– Вы не любите призраков? – удивилась Дэйрдре.

– Вы так шутите?

– И в мыслях не было. Вам неприятно слышать о вашем городе, да?

– И как вы догадались? – пробормотал он.

Беседа с этим существом одновременно раздражала и зачаровывала.

– А вы чем занимаетесь? – спросил он, чтобы поддержать разговор.

– Всем, чем хочу, – ответила Дэйрдре, будто это было очевидно. – Чаще всего путешествую.

– А работа?

– Работа? – Дэйрдре издала смешок. – Зачем? Жизнь слишком коротка, чтобы работать.

– Ну, надо же как-то зарабатывать деньги.

Она закатила глаза. Видимо, денег у нее достаточно.

– Деньги. Почему всем так нравятся деньги?