— Как его зовут? — кивая на самого крупного и на вид здорового мальчика, спросил Рентан.

— Я сама, — требовательно выставляя руку, преградила ему путь Вилора. — Дай мне склянку!

— Нет, — категорично отказался лекарь и повторил вопрос: — как его зовут?

— Виттор, — нехотя, с обидой сообщила Вилора.

— Под чьим знаком он родился, знаешь? — прежде чем дать отвар, поинтересовался Рентан.

— Альма, — припомнила девушка неуверенно. — Или Мельма…

— Извечная путаница, — стараясь отогнать плохие мысли, лекарь натянуто улыбнулся. — Так или иначе оба они покровители воинов, сильных людей, пускай и по-разному видят это ремесло, — он протянул ребёнку склянку, но поняв, что реакции не последует, принялся поить силком. — Только бы мальчик выдержал, смилуйтесь боги…

Его переполняли весьма мрачные мысли. В свой успех ему бы хотелось верить, но Рентан никак не мог этого сделать. Не мог убедить себя, что у него получилось с первого раза, сомневался и колебался. Несмотря на это, сварил он сразу три порции — на случай успеха, в который не верил.

В первую очередь он приготовил рецепт, доработанный его рукой, который считал наиболее близким аналогом оренгардского рецепта. За его спиной уже всё было готово ко второй попытке, на этот раз чистому без изменений варианту из Власвы. Конечно, тот маг двадцать лет назад не мог готовить именно его, но лекарь руководствовался тем соображением, той надеждой, что, возможно, важнее было приготовить наиболее правильную версию отвара, нежели точное подобие конкретного рецепта.

В этом плане он доверял народной медицине. Если какой-то рецепт устоялся в ней, значит, это работало. А если казалось, что можно сделать лучше, далеко не факт, что это бы сработало. Всё же одно дело готовить штучное зелье и другое — готовить его множеством рук на протяжении веков.

Порция отвара по детским меркам, конечно же, была близка к смертельной. Дозировку Рентан брал с запасом, в большую сторону. Иначе имелся немалый риск лишь усилить Синюю чуму. Вилора прошла по грани, и, вероятно, это было весьма важно. Очень аккуратно и осторожно влив всю склянку до последней капли, лекарь отстранился и принялся наблюдать. Рядом он поставил небольшие песочные часы, чтобы контролировать время.

Стотравник, может, и не победит Синюю чуму за считанные минуты, не создаст по щелчку пальцев иммунитет, но вот если что-то пойдёт не так — это будет видно сразу и очень наглядно. Песок пересыпался один раз, второй, третий, десятый. Мальчик как сидел, так и сидел, лишь немного скривился, как от боли. У него заметно потеплел лоб, но было неясно, чем это вызвано — борьбой организма или просто от тёплого питья. К тому же он наверняка был очень голоден, а Стотравник, как и любой стимулятор, обладал чрезвычайной питательностью.

Этого-то лекарь и боялся. Эффект, проверить который можно лишь временем, на длинной дистанции. Рентан принялся рассматривать пол, тени на нём и довольно быстро нашёл, что искал:

«Это сработало?» — спросил он про себя.

«Не знаю», — в голосе Отвергнутого сквозило коварство. — «Отдай мне душу девушки, и я скажу».

«Этого не будет!»

«Тогда мучай себя догадками дальше».

— Готовим второй отвар, — громко и чётко сказал Рентан, подбадривая сам себя и попутно выливая две оказавшиеся лишними порции.

— А если этот сработал? — беспокойно поинтересовалась Вилора.

— На готовку уйдёт время, может быть, как-то проявится.

Не проявилось. Ни в положительном смысле, ни в отрицательном. Когда настал черёд поить второго мальчика, которого, как объяснила Вилора, по семейной традиции звали Римпаном, Виттор так и сидел слегка скривившись, без каких-либо заметных изменений. Температура не спала, но и не выросла, Синяя чума и не думала отступать.

Снова потянулось томительное ожидание. И снова ничего не произошло. Римпан-младший скривился, у него потеплел лоб, чуть порозовели бледные щёки, но и на этом всё.

— Готовим третий, — решительно сказал Рентан, сразу приступая к работе.

На этот раз рецепт представлял собой компромиссный вариант, и после предыдущих попыток лекарь видел именно в нём шанс на успех. Если не с точки зрения изменений, то простого перебора. Ведь осталось не так уж и много вариантов. Если, конечно, он изначально не ошибся.

— Её имя Алессина, — сама сказала Вилора. — Обещана… вроде Синкарии, но я не уверена.

— Если так, то это везение, — заметил Рентан и объяснил: — двенадцать богов, а родиться под звездой единственной среди них богини.

— Алессина — её ведь зовут почти как мою маму, — вдруг сообразила Вилора.

— Это и есть имя твоей матери, просто на местный лад, — поя девочку, рассказал лекарь. — Меня бы здесь звали Фоман или Фомен.

— Почему Рентан? — вдруг спросила девушка. — Что значит это слово или ты его придумал?

— Не совсем, но ты верно мыслишь. Это от слова «рента» — регулярная плата, например, за жильё, — не отнекиваясь и не уходя от ответа, принялся объяснять лекарь. — Там, в Оренгарде, я не бросился в огонь, потому что думал, что задолжал миру. Выплатить долг весь и сразу у меня не было возможности. Так я придумал, мол: своим трудом плачу своеобразную ренту, плату за жизнь. Вот и получилось — Рентан, то есть платящий ренту. — Закончив поить, он перевернул часы и, наблюдая за песком, с улыбкой рассказал: — А ведь Локто совсем недавно почти догадался. Когда переиначил это слово на местный манер, и моя задумка вылезла наружу, — вдруг его пронзила тоска. — Надо было ему сказать. Хотя бы в конце. Он бы оценил.

Щёки Алессины зарумянились, но сама она сидела всё так же неподвижно. Лекарь не стал проверять температуру, видел, что и в этот раз всё идёт по тому же сценарию.

— Вы встретитесь! — Вилора подошла к нему и приобняла. — Вы ещё обязательно встретитесь!

— Нет, — с грустью ответил Рентан. — Ни с ним, ни с Цимоном я никогда не встречусь. Но на самом деле я, если бы мог, всё же хотел встретиться там не с ними.

Алессина не шевелилась, даже моргала очень редко.

— С моим отцом, да?

— Да. Я задолжал ему как минимум извинения, — лекарь, не желая смотреть на свою очередную неудачу, опустил взгляд в пол, позабыв про песок в часах. — Много-много извинений.

— Я думаю, если он услышит о том, что ты сделал, о лекарстве, то сразу простит тебя, — убежденно сообщила Вилора.

— Если бы я преуспел, а так в лучшем случае кто-то когда-то сумеет доделать мой труд…

— Рентан, подними голову, — раздался тихий, полный неясной эмоции голос Вилоры.

Лекарь скорее рефлекторно, чем осмысленно подчинился. Поднял взгляд на детей. Детей, которые медленно, неравномерно, втроём приходили в себя. Первой, чувствовавшей себя заметно лучше других, возвращалась к жизни Алессина. За ней, лишь немногим отставая, спешил в мир живых Виттор. Однако, учитывая разницу по времени, второе место досталось Римпану-младшему, который тоже постепенно оживал.

Рентан успел раскрыть рот от удивления. Пошевелил языком, собираясь что-то сказать или воскликнуть, и тут у него внутри что-то оборвалось. Словно кто-то перерезал канатик у марионетки. Он повалился на пол, а его взор затянула тьма.

— Вот и всё, — раздался из темноты полный самодовольства хриплый голос. — Я мог бы забрать тебя сразу, но решил, что упускать твоё отчаяние не стоит пары часов ожидания. Лучшее блюдо из возможных!

— Что теперь? Муки? — осведомился Рентан.

Странным образом в этот момент он ничего не испытывал. Ни горечи, ни радости, ни боли. Словно это всё осталось лежать на полу в мертвецкой вместе с его остывающим телом.

— Да, но сперва маленькая формальность, — радости в голосе Отвергнутого стало заметно меньше. — Прежде тебя ждёт суд. Но помни, что бы там ни решили мои братья, ты мой, понял?! МОЙ! Напомни им об этом, если они как и всегда забудут.

***

Это место не было похоже ни на одно из виденных Рентаном ранее. Не совпадало оно и со священными текстами. Те утверждали, что суд богов проходит на вершине мира. Где именно та располагалась версии разнились, но все так или иначе сходились во мнении, что это должны были быть какие-то горы и их вершины. Горы и вправду были — вдали, очень-очень далеко. Высокие, острые пики со снежными шапками и воротниками из облаков подпирали пронзительно-голубое небо.