— Я-я… буду молиться Малакмору за неё не прекращая! — будто это что-то значило, пообещала Аделина. — И если надо могу…

— Лежи, выздоравливай, — успокоил её Вицлав, поднимаясь на ноги. — Кликнешь меня, если с ней, — он кивнул на Ксану, — случится чего.

Закупорив опустевший пузырёк и вытерев руки о фартук, трактирщик, хмурясь и пытаясь вспомнить, есть ли у Ксаны близкие, поковылял обратно в общий зал.

«Малакмор легко даёт в долг, но просрочек не прощает», — вспомнил поговорку про бога жизни и смерти Вицлав, перед тем как встряхнуть головой, отгоняя мрачные мысли, и вернуться к работе.

Хозяин трактира, особенно такого крупного, не должен быть угрюм и мрачен. Это к нему приходят угрюмые и мрачные люди, жаждущие, чтобы их накормили и развеселили.

***

Сощурившись от яркого солнца в зените, Рентан, побрёл к ожидавшему его в бричке Римпану, от которого попахивало пивом. Видно, возница не смог удержаться и тоже заглянул к Вицлаву. Винить его в этом было сложно.

— Быстро вы, мастер, — окликнул его беззаботный возница. — Легкая работа?

— Нет, — коротко буркнул лекарь, садясь рядом. — Теперь в Вороново.

— Так что там случилось-то? Вицлав тот аж не в себе.

— Пенка, — коротко и многозначительно ответил лекарь.

— Тьфу! — сплюнул Римпан, потрясая вожжами. — Малакморова дрянь!

— Нельзя так про бога, — остудил его пыл Рентан. — Все в его власти. Нравится тебе это или нет.

— А как же иначе-то, мастер? Пенка брата моего три года назад унесла, а ещё ранее, уж не помню в каком году, дядьку изъела!

Бричка тем временем выехала на большую дорогу. Здесь ей компанию составляли гружённые телеги и редкие пешие путники. Римпан замедлился — было видно, что он совсем не уверен не только в своих конях, но и в дороге.

— Караван проходил, кран тащили или что-то такое тяжелое! Теперь месяц не погоняешь! — с горечью сообщил возница, сплюнув в сторону. — А накануне как раз дожди были. Вот совпало так совпало!

Потянулись редкие, уже опустевшие поля. Здесь, в окружении лесов и болот, урожай всегда собирали в первую очередь, по печальному опыту зная, что первый же осенний мороз и влага погубят его без остатка.

— Малакмор не забирает людей забавы ради, — немного подумав, продолжил дискуссию Рентан. — Он жизнь нам даёт, а когда она иссякает — уводит с собой. Но что будет между этим только в нашей власти. Пенку ту зверьё разносит, клещи в том числе. Перед Двенадцатым они не отчитываются.

— А разве не он решает, кого пенка съест, мастер? — удивился возница.

— Может, и он, а может, иной из богов, — неуверенно ответил лекарь. — А может, по-иному всё: сама болезнь по-разному идёт, в зависимости от силы того, в чём организме очутилась. Я думаю так: если следишь за собой, то и зараза тебя не возьмёт. Гниль собираешь — так нечего на богов пенять.

— Ух, — возница растерянно почесал кучерявые волосы цвета созревшей пшеницы, похоже, не слишком многое поняв из сказанного. — Так вы, стало быть, мастер, при храме делу своему учились? Столько про богов знаете, да и вообще.

Рентан не впервые оказывался пассажиром у Римпана. Он ещё и в первый раз заприметил этого юношу, отличавшегося не только профессиональной страстью к разговорам на любые темы, но каким-никаким умом вкупе с сообразительностью. Лекарь всегда платил щедро, тем самым покупая себе право молчать и не вступать в пустопорожние беседы о политике, любви, прихотях судьбы и прочих глупостях. Однако в этот раз всё же решил поговорить. Не в последнюю очередь потому, что понимал: этот возница, может, и не поймёт всё сказанное, но хотя бы услышит и, возможно, задумается.

— Нет, — не вдаваясь в подробности, сказал Рентан, рефлекторно касаясь значка Двенадцати, что всегда носил с собой. — Но там, где меня ремеслу обучали, нужно клятву одному из богов давать. А перед тем изучить священные тексты.

— Как рыцарю, стало быть? Покровителя выбрать?

— Можно и так сказать. — Бричка вдруг подпрыгнула, наехав на камень. — Не гони так! Сам видишь, дорога какая!

— Я вас лечебному делу не учу, мастер, — с обидой заметил Римпан. — Здесь всегда так, особенно если после дождей. Пока поворот на баронов замок не проедем, будут и ухабы, и камни.

Речь шла про замок Цувалки, расположенный севернее, у изгиба реки Власвы, и заодно единственного моста через неё на многие километры вокруг. Именно туда на другой берег и направлялись многочисленные телеги и путники. Путь же Рентана лежал тоже на север, но в другом направлении.

Там, среди бескрайних еловых чащоб, связанных узкой грунтовой дорогой, пряталось от большого мира множество небольших местечек, кормящихся, хотя вернее было сказать, выживающих за счёт леса. Пройдёт совсем немного времени, и дожди, а за ними и снег, отрежут их от «большого» мира по меньшей мере на два-три месяца.

Про эти места ходили самые разные слухи. Рентан слышал огромное множество из них. Римпан наверняка и того больше. Дескать, народ тут живёт не простой, а самые что ни на есть каннибалы — иначе бы не выжили. Да ещё и еретики к тому же, людей в жертвы приносящие. Когда путника, а когда и кого-то из «своих».

Звучало как страшилки, но лекарь знал всю, как ему казалось, подноготную этих историй, хотя и сидел демонстративно спокойный и невозмутимый. В отличие от возницы.

— Не часто сюда ездишь, да? — после долгой паузы продолжил беседу Рентан, наблюдая за тем, как в движениях Римпана, проявляется заметная нервозность человека, который хорошо знает, каково это, когда тебя грабят.

— Да не сказал бы, мастер, — уклончиво ответил Римпан, явно не желавший признаться в своей неосведомленности. — Дебри лесные, что тут городскому люду делать?

— Знаю алхимиков, которые бы сюда каждый день мотались, было б время.

— Так то ж алхимики! Они сюда за своими травами ездят, леса ведь! — усмехнулся возница, указывая на высившиеся вокруг деревья, мерно качающиеся на ветру. — Им моей брички-то маловато будет.

— Ну а местные?

— Эти или на своих, или вообще пешком, — нехотя рассказал возница. — Вроде как.

— С тобой не ездят, стало быть? — догадался Рентан.

— Было однажды, до поворота того. Странная история! — припомнил Римпан, махнув рукой против движения. — Не поверите: я как-то одного деда здешнего хотел подвезти, пустой шёл, да и по пути нам было, денег почти и не просил — а он, кажется, даже меня не понял! Идёт такой с палкой кривой и тюком каким-то, меня будто и не слышит! А как услышал, посмотрел косо и буркнул что-то вроде: «скверно помрёшь!». Незнакомому человеку, представляете?! С год тому это было или даже больше. Пока не помер, хе-хе.

— Хе, — скупо усмехнулся лекарь. — Кажется, я знаю того деда. Ты сказал с палкой, да? В шубах, даже летом, верно?

— Кажись он! Знаете такого?

— Угу. Гедрюсом его зовут. Знахарь местный. Якобы, — лекарь скривился. — Как ещё на костёр не попал — не понятно. Видно, церковным охотникам на еретиков сюда лень ехать.

— Вы, стало быть, тоже слышали эти истории, что они, дескать, все здесь еретики-поганцы? — искренне удивился возница.

— Слышал, да и видел тоже, — с усмешкой ответил Рентан. — Гедрюс тот Тринадцатому служит, знаки Отвергнутого открыто носит, среди своих, во всяком случае. Остальные, думается мне, ему же поклоняются. Паства и пастух.

— А чего ж тогда не доложите на еретика, мастер? — удивился возница. — Вы-то уж к церковникам вхожи!

— Я тебя людей возить не учу, — вернул фразочку лекарь. — Моя работа не за еретиками бегать, — он отмахнулся. — Коль хочет здешний люд вверить свою душу и тело во власть Отвергнутого — так сам себя накажет. Нет у таких людей будущего. Как на суд к богам попадут, так пропадут. В тьме изначальной сгинут без следа.

Сказав это, он умолк, решив, что сболтнул лишнего. Римпан мог оказаться слишком сообразительным и заметить, что такие речи совсем не свойственны выпускникам академий или университетов, а вот церковникам, или тем, кто учился у них — сколько угодно.