— Имя? — хмуро спросил стражник-сотник, старательно выводя символы в учётной книге.
— Рентан, — коротко и без всякого желания буркнул лекарь.
— Что это значит? — растерянно уточнил сотник.
— Имя.
Последовал скрип пера и новый вопрос:
— Фамилия есть?
— Нет.
Никакого удивления, только быстрое движение пером — прочерк.
— Откуда?
— Ниоткуда. Этого места больше нет.
Стражник недобро осклабился, но, глянув на человека перед собой, подавился усмешкой. Даже сняв с пояса хлыст, которым он обычно гонял особо настырных попрошаек, он не смог бы причинить человеку перед собой большую боль, чем тот и так испытывал.
Так и повелось по первости: Рентан Ниоткуда. С годами вторая часть где-то подзабылась, многие вообще были не в курсе, что знаменитый лекарь родился не во Власве или окрестностях, а остальные старались это не вспоминать уже из уважения.
А вот он сам этого не забыл. И даже двадцать лет спустя, путешествуя в стогу сена, уставший, разбитый, Рентан, пребывая в полудрёме, вновь и вновь возвращался в те далёкие дни, снова их переживая. Вновь ощущая запах умирающего Оренгарда.
Скелет в шкафу
Вернувшись во Власву, Рентан быстро забрёл в общежитие, где сменил одежду, не столько потому, что та запачкалась, сколько из-за ощущения какой-то налипшей на неё невидимой мерзости. Избавиться от мыслей и видений ужасов, случившихся ночью, это не сильно помогло, но хоть что-то. После чего настала пора отправиться в лечебницу. Разумеется, о времени на отдохнуть, собраться с мыслями и тому подобное речи даже не шло.
Лечебница мученика Эвана встречала Рентана вполне привычным образом — претензиями и придирками. Похоже, единственный человек, который здесь испытывал к нему хоть какую-то жалость, оказалась бабушка-вахтёр, подметавшая крыльцо.
— Шёл бы отсюда, милок. Взбучка тебя ждёт.
— Так будет только хуже, — давя из себя вежливую улыбку, ответил лекарь.
— Она злая сегодня. Очень.
Кто такая «она» уточнять не потребовалось.
— А вот и наша звезда, любимчик барона! — с порога поприветствовала Рентана Миловида, которая в компании нескольких учеников собиралась на обход. — Думает, что ему теперь всё можно, и поэтому опять опаздывает.
Раздались тихие смешки. На лекаря волной накатило чувство обиды и несправедливости. Однако лишь затем, чтобы почти мгновенно исчезнуть — сил ругаться, выяснить, кто прав, кто что сказал, у него не было.
Рентан тоже периодически занимался обучением следующего поколения лекарей и также обладал властью превратить их жизнь на отдельно взятый день в форменный ад. Тем не менее молодая поросль очень хорошо чувствовала, на чьей стороне сейчас сила, и потому позволяла себе такое. Дав время похихикать, Миловида прекратила публичное унижение и жестом прогнала «свиту» заниматься чем-то условно полезным. Другим взмахом руки она пригласила Рентана для личного разговора в свой кабинет.
— Выглядишь просто ужасно, — прокомментировала женщина.
— Я не спал всю ночь, но…
— Подними руки, вытяни их перед собой, — не желая его слушать, скомандовала Миловида.
Лекарь, хотя и знал, что будет дальше, всё же, кривясь и морща губы, подчинился. Руки его, разумеется, заметно тряслись, хотя всё оказалось не так плохо, как могло бы быть. Бывало сильно хуже. Тем не менее Миловиде этого вполне хватило.
— Мда, — оценила увиденное женщина, едко усмехаясь. — Ты ведь знаешь, что до сих пор работаешь здесь исключительно потому, что твои руки обычно не ходят ходуном?
— Я не пьян, это от усталости и…
— А-а-а, — перебила его Миловида презрительно. — Думаешь, если нет запаха, то я тебе так просто поверю?
Рентан стиснул зубы и сжал кулаки, собирая остатки терпения.
— Можете не верить. Можете меня прогнать. После этой ночи мне уже всё равно.
Женщина смерила его долгим, тяжёлым взглядом, в котором боролись предвзятое презрение и глас рассудка. Вопреки обыкновению, рассудок победил, и Миловида смягчилась:
— И что же случилось этой ночью? — многозначительно поинтересовалась она, тяжело заваливаясь в своё кресло. — По городу слухи ходят. Неужели рябчики оказались недостаточно прожаренными?
— Дело не в приёме, хотя он был ужасен…
— Поверь, мог быть ужаснее.
Миловида махнула рукой в район стола, где в груде других бумаг и писем лежал конверт, очень схожий с тем, что достался самому Рентану. Лекарь не стал любопытствовать, что там к чему и даже прикасаться к письму, но не без оснований подозревал, что в письме содержится приглашение на две персоны.
— Я не видел вчера вашего мужа.
— Конечно, не видел! — скривилась женщина. — Зачем ему такой позор — при живой жене явиться на званый приём одному! Впрочем, я тоже его не видела уже две недели, а Кобыслав всегда скупился на копии писем. Возможно, Витиас даже не знает про приглашение, — она приподнялась, так, чтобы ей было лучше видно собеседника. — А теперь ближе к сути, если можно. Меня не интересуют пирушки этого имбецила. Что там случилось?
— Ярек мёртв, — Рентан выдержал небольшую паузу, ожидая вопросов, но их не было. — Кобыслав отдал его на растерзание одной сумасшедшей магичке — это её гомункула мы нашли.
Миловида долго буравила тяжёлым взглядом стену напротив себя. Наконец она, словно не веря в сказанное, переспросила:
— Барон убил своего отца? Не верю. Он имбецил с напрочь отсутствующими социальными навыками, но не отцеубийца.
— Строго говоря, его убил я, спасая от куда более худшей участи, — не стал скрывать Рентан. — Неправильно приготовил «Стотравку» и…
— Типично для тебя, — перебила его женщина, буравя взглядом уже лекаря.
Они оба замолчали. Рентану было что сказать, и он находился на самой грани, едва сдерживая себя от того, чтобы высказать по полной. Миловиде сказать было нечего, но явно очень хотелось. Так они и смотрели один на другого несколько минут. Первой нашлась женщина:
— Мне следует ожидать визита стражи?
— Не знаю, — лекарь пожал плечами. — Из замка меня выпустили свободно. Уже зная о произошедшем.
— Хвастался им, что ли?
Снова повисла пауза, но на этот куда короче. Миловида решала, что ей делать, и размышляла над этим она совсем не долго.
— Никакой работы для тебя сегодня — это никуда не годится, — женщина кивнула на руки лекаря. — Отработаешь в другой день. Каждый час за два, ясно?
Не намереваясь спорить, Рентан собирался выйти, но его придержали за руку и тихо, но при этом грозно сказали:
— Если я узнаю, что ты кого-то убил в этих стенах — из милосердия или ненависти — стража явится за твоим сильно изувеченным телом, ясно? — Миловида не стала дожидаться ответа или иной реакции. — Мне здесь врачи-убийцы, милосердные палачи и прочие отравители не нужны.
— У меня и в мыслях…
— Ой! — перебила его женщина притворно. — А болиголов ты, наверное, склянками для повышения потенции хлещешь, а?
— Болиголов нужен тем, кому без него будет многократно хуже. И денег я за это не беру.
— Это тебя как-то оправдывает, что ли? — Миловида махнула рукой. — Катись отсюда. Видеть тебя не могу с твоим лицемерием.
***
Отправиться отдохнуть Рентану не дали. События настигали его непрерывно, одно за другим. Не успел лекарь ступить и десяти шагов по направлению к общежитию и вожделенной кровати, как дорогу Рентану преградил молодой гонец, разносчик вшей и писем. Было ему на вид лет двенадцать, и он был настолько худ, грязен и взъерошен, что определить его пол просто не представлялось возможным. Как и по звонкому голосу:
— Дяденька, письмо м-мастеру Рентану! — словно хвастаясь, заявил гонец, улыбаясь всем своим беззубым ртом.
Вручив письмо, он стал навязчиво, пускай и без слов, требовать оплаты. Лекарь же тем временем обнаружил на конверте две интересных надписи: «Общество беженцев Оренгарда» и «Доставка оплачена».
Монетку гонцу Рентан всё же бросил, правда, далеко не такого номинала, как тот рассчитывал.