Он произнёс всего одно слово. Одно имя. Без каких-либо угроз или конкретики, только имя. Но Рентан сразу капитулировал без какого-либо сопротивления или попыток договориться.
«Она тебя погубит», — сказал ему Ярек, старый барон Власвы, которому предстояло умереть в ту ночь. Наверняка для друга он бы хотел выразиться яснее, конкретнее. Но имя Вилоры ему было неизвестно.
Метания
Рентан быстро шёл по улицам Власвы, стараясь не поднимать глаз. Так был меньше риск встретиться с кем-нибудь взглядом. Несмотря на поздний час, а храм Оруза он покинул, когда уже стояла сущая темень, людей было немало. В основном праздношатающихся пьянчуг из числа тех, кто ещё не осознал, что происходит нечто ужасное, либо просто феноменально невнимательных.
Даже уперший глаза в мостовую, лекарь видел едва дышащие тела в тьме подворотен, видел людей с горящими глазами, занятых предельно странными делами, вроде попыток писать на стене дома оторванным куриным крылом. Видел зарево огней, явно магических, со стороны левобережной части города, очень похожие внешне на алхимические фейерверки, но имеющие прямо противоположную суть. Синяя чума уже распространилась по всему городу, и это был один из её отличительных знаков. Начиненные странной смесью горючих порошков ракеты, запускаемые в воздух, являлись символом радости, веселья, беззаботности. Когда же человека изнутри разрывала магия, из-за чего он непроизвольно начинал колдовать, только ухудшая своё состояние — чего-то более ужасающего Рентан и представить не мог.
На лекаря никто не обратил внимания. Точнее, посмотреть желающих нашлось много, как и тех, кого прямо распирало от вопросов, но на что-то большее никто не решился. Всё из-за двух Охотников за его спиной. Не то почётный эскорт, не то надзиратели.
Лечебница, судя по огням в окнах, не спала. Да и не смогла бы при всём желании — вокруг собралась приличных размеров толпа. Настроенная пока ещё довольно благодушно, видно, из людей ещё не осознавших, что Миловида и её подчинённые просто не в состоянии им как-то помочь. Это не очень понравилось Рентану, поэтому он сразу, как только заметил происходящее, обратился к своим сопровождающим:
— Толпу нужно убрать отсюда. Не в смысле перебить, а просто разбить на очередь или что-то в этом роде. Иначе быть беде.
— У нас слишком мало людей… — прогудел невнятно из-под шлема Охотник.
— О да, я вижу! — оценивая данное заявление от особо занятого кадра, неприятной ухмылкой ответил лекарь. — Тогда лучше сразу идите к своему командиру и сообщите: лечебницу сожгли, а я задохнулся в подвале от дыма.
Охотник вытаращился на него так, что было заметно даже в весьма закрытом шлеме.
— Кто-то собирается…
— Идиот, — не дослушав, прямо высказался Рентан. — Это произойдет, если эта толпа останется здесь. Случайно или нет, — он махнул рукой на людей впереди. — Вон тот бедолага только что создал целую лужу воды из ничего, как думаешь, может ли он так же легко и непроизвольно создать огонь?
Не похоже, чтобы данный Охотник был особо искушенным мыслителем, но дошло даже до него:
— Будет сделано!
Сильно сомневаясь в этом, лекарь выразительно хмыкнул и решительным шагом направился к лечебнице Эвана. Когда до здания оставалось метров сто, люди наконец заметили его и опознали, после чего ломанулись наперерез. Здесь уже эскорт ничем помочь не мог. Одно дело — пугать своим видом зрителей в окнах домов, многочисленных, но разрозненных, и совсем другое — толпа человек на пятьсот, собранных в одном месте и соответствующим образом настроенных.
Рентан же, глядя на этих людей, оступающих его со всех сторон, наперебой задающих тревожащие их вопросы, ищущие надежды или спасения, с удивлением понял, что они здесь не для линчевания и даже не для разборок. Он — их последняя и, вероятно, единственная надежда. Большая часть этих людей никогда с ним даже на улице не пересекалась, но это нисколько не мешало им надеяться именно на него.
Свободное пространство, образовавшееся между лекарем и толпой, постепенно уменьшалось. Эскорт решительно взялся за оружие, хотя что именно они собирались делать после этого было не совсем ясно. Рентан тоже не знал, как ему быть. Выступить с речью, сказать что-то ободряющее, важное?
«Да я двух слов сейчас не свяжу!» — краем глаза оценив степень собственного волнения по трясущимся рукам, осознал лекарь.
Липкое, холодное чувство, наполнявшее его в этот момент, оказалось новым, но знакомым по своей сути. Это был банальнейший из страхов — страх перед большим скоплением людей. Сама же толпа нисколько не пыталась своим шумом, напором и мельтешением лиц как-то облегчить ему задачу.
— Тихо вы, дурные! — раздался зычный голос, приглушивший гомон.
Вперёд вышел, буквально раздвигая мощными ручищами людей перед собой, рослый мужчина с простодушным выражением лица. Оказавшись на виду, он, словно сам стесняясь своей смелости, несколько сжавшись, помахал рукой лекарю:
— Драсьте, мастер-лекарь. Ваш наказ выполняю: одну рюмку в честь Винарда-то поднял, и всё! Больше ни капли!
— Хорошо, ты молодец, Ласлав, — абсолютно механически, не контролируя себя, ответил Рентан.
Ответ этот, несмотря на явную неественность, привёл толпу в состояние близкого к религиозному экстазу. Похоже, никто и помыслить не мог, чтобы такая знаменитость знала имя какого-то завязавшего алкоголика, а вывод из этого сделали самый простой и одновременно самый неверный.
— Я так разумею, вы ведь сюда работать пришли, верно? А мы вам поди мешаем? — когда пауза несколько затянулась, поинтересовался, похоже, заранее понимая ответ, Ласлав.
Рентан не нашёл что сказать. Этого и не понадобилось — за него ответила сама толпа, из которой вновь раздались разномастные голоса, но теперь иного содержания:
— Верно говорит! Работать идёт!
— Мы мешаем!
— Разойдись, народ! Дайте дорогу мастеру!
— Расступись, кому сказано!
Если бы не эскорт, лекарь бы так, наверное, и стоял столбом. А так, фактически подталкиваемый со спины, он неуверенно пошёл вперёд. Проходя мимо чрезвычайно довольного собой Ласлава, Рентана наконец немного отпустил страх, достаточно, чтобы он сумел сказать:
— Нельзя стоять тут такой кучей.
— Беда будет? — догадался мужик.
— Да.
Не прекращая удивлять, Ласлав тут же, практически мгновенно выдал решение проблемы:
— Эй, мужики! Надоть что-то навроде порядка устроить!
Мгновенно откликнулось ещё несколько голосов, тоже мужских.
— Да-а! Порядок нужен-то!
— Очередь, в очередь!
Вместо прямого комментария относительно происходящего Рентан выразительно посмотрел на того Охотника, с которым ранее препирался на эту тему. Тот в ответ выразительно кашлянул. Это не было проявлением болезни, чувствительности или некой формой сочувствия. Просто Войтон Турне строго-настрого запретил произносить вслух словосочетание «Синяя чума» и все производные или близкие по сути понятия.
— Вы такой же, как и я, — ответил вслух лекарь. — Как и все в этом городе сейчас.
На этом вопрос с безопасностью лечебницы, по крайней мере на какое-то время, был закрыт. Поднять руку на Охотников, которые живо присоединились к наведению порядка, могли и желали многие. Поднять руку на беззащитных медиков хватило бы духу далеко не всем. Поднять руку на «своих» могли лишь сущие отморозки, либо совсем обезумевшие.
***
Направился Рентан, как это ни странно, сразу в мертвецкую. По уму и просто из банальной порядочности надо было идти не туда, а к Миловиде. Вот только, как и в случае с толпой, стоило лекарю хотя бы подумать об этом, его пробирала дрожь и настигал ступор. Он не знал, что говорить и как. Ещё в меньшей степени Рентан был готов слушать различного рода уколы и претензии.
Однако покой не удалось найти среди алхимического оборудования и реагентов. Увидев тело Локто в мертвецкой, Рентан осознал, что за прошедший день уделил покойному ничтожно мало времени. Человек, которого он с уверенностью мог бы назвать своим другом, умерев, мгновенно оказался чуть ли не забыт. Хотя, пожалуй, сам делец одобрил бы такой подход в текущих обстоятельствах, сказав бы что-то вроде: