Правда, если сами вопросы, как и ответы, практически не менялись, то вот их тон становился всё злее, настойчивее и громче. Менялся и фон происходящего. Толпа медленно, но верно закипала, начиная бурлить. До вспышки, которая бы провела кровавую черту невозврата, оставалось самое большее два или три вопроса, когда на площади загорелось ярким алым светом зарево портала, распугав непривычных к этому людей. Впрочем, те испугаться испугались, отойти отошли, но не очень-то и далеко.

Из него колонной по два вышло двадцать закованных в темно-зеленые латы, вооружённых разномастным, но грозно выглядящим оружием, амбалов. Людей они напоминали лишь общими чертами: две руки, две ноги, да туловище, увенчанное необычно маленькой головой. Пропорции тела, рост, сила и скорость отличались от человеческой достаточно, чтобы это было понятно по одному лишь их виду.

Следом из погасшего за её спиной портала вышла девочка-подросток со светлыми волосами и злыми, светящимися красным, глазами. Она была одета и накрашена, словно собиралась вовсе не сюда, а на бал, просто случайно ошиблась местом назначения. В руках Келестии находился посох. Вопреки расхожему мнению на этот счёт, вовсе не деревянный, а металлический и нисколько не помпезный. Единственным украшением, если так можно выразиться, на этом наверняка очень тяжёлом, двухметровом железном шесте была небольшая выемка для рук.

Гомункулы встали вокруг своей создательницы и замерли. На площадь опустилась тяжёлая тишина, но ненадолго. Кто-то очень глупый, возможно, впервые в жизни не имея ни фактов, ни доводов, выдал абсолютно правильный вывод:

— Это магичка принесла болезнь!

— Это всё она! — поддакнули ему.

— Тварь! Выродок! Чудовище!!! — раздался сонм голосов.

— Ну да, — пожала плечами Келестия, недобро усмехнувшись. — И что вы мне сделаете?

Толпа не стала размусоливать и вступать в переговоры, и, невзирая на страх перед гомункулами, двинула вперёд. Самым ретивым удалось сделать не больше трёх шагов. Глаза магички засветились сильнее, следом засветился и посох, к тому же начав слегка дрожать и вибрировать.

— Стоять.

Это не было криком в прямом смысле. Эта команда, произнесенная отнюдь негромко, тем не менее раздалась у каждого на площади в голове, мгновенно лишив воли и сил к сопротивлению.

Выждав несколько мгновений, обводя толпу настороженным взглядом, Келестия беззаботно двинулась навстречу, что-то высматривая среди замерших, словно слишком реалистичных статуях, людях. Нужное она нашла не сразу — человека с такими сильными следами Синей чумы, словно он решил подкрасить свои глаза и губы синей краской, но промахнулся и вместо этого перекрасил всё лицо разом.

Магичка что-то буркнула, и рубаха на груди несчастного порвалась на лоскуты, обнажая кожу с заметной синевой. Следом в неё с шипением, как от раскаленного прута, ставящего клеймо на скот, впилась паутина очень сложной руны. Закончив с этим этапом, Келестия коварно улыбнулась и осторожно коснулась её сначала пальцем, увенчанным большим, очень ухоженным ногтем, а затем и всей ладонью.

— Слушай меня и повинуйся, — прозвучала новая команда.

В отличие от предыдущей, эта звучала не только в головах собравшихся на площади. Её услышал каждый в городе и его окрестностях, кто был хоть немного заражён Синей чумой. Те, кто был заражён сильно, вроде Римпана, его жены и детей, повторили её вслух. Рентану, тоже слышащему голос, хватило сил удержаться от этого, но не остального. В далеком Ляхово, только услышав этот голос, маг Кирвин забился в конвульсиях, захрипел и испустил последний дух. Но даже это не уберегло его от дальнейших событий. Как и бесчисленное множество других несчастных.

Команды Келестии с одинаковой лёгкостью ломали волю всех, кто их слышал. А слышали их все, кто так или иначе был заражён Синей чумой. В этом и смерть не являлась помехой. Вставали, повторяя команды вслух, кто как мог, даже изуродованные огнём тела.

Только один человек, благодаря своему искалеченному, больному разуму сумел устоять, сохранить свободу воли. Закончив молиться возле алтаря Рензу, Войтон Турне встал на ноги, поправил ножны, проверил крепления доспеха и двинулся в самый важный в его жизни путь.

Войтон Турне шагал по погруженным в темноту, опустевшим и обезлюдевшим улицам Власвы, ловя себя на мысли, что в таком состоянии этот городок в определённых обстоятельствах мог бы ему даже понравиться. Мог бы сойти за место, защищая которое стоит умереть. Однако предводителю Охотников редко в жизни выпадала роскошь истинного выбора.

В детстве перед ним находилось два пути: стать некачественной игрушкой у магов, либо же найти свой путь среди Охотников, попытавшись сделать что-то значимое, важное. Не выбор как таковой, а лишь его грубая подделка.

Когда Войтон возмужал, перед ним вновь замаячила «альтернатива». Настал черёд выбирать бога-покровителя, коих у Охотников традиционно было двое. Мудрый Макмин — первый среди равных. Лишь достойнейшие могли служить ему. Это был путь тех, чьим оружием является ум. Альтернативой служил справедливый Ренз — сильнейший из богов. Строгий, требовательный, скупой на награды, но никогда не бросающий в беде. Путь истинного воина. Войтон выбрал Макмина не из-за мыслей о своей избранности, не из-за желания облегчить свою судьбу, а руководствуясь своими личными взглядами и представлениями о том, где бы мог сильнее пригодиться Двенадцати. Однако этот выбор тоже оказался лишь иллюзией: успешно пройдя все предшествующие испытания, Войтон Турне был отвергнут на последнем, решающем. Отвергнут и возвращен обратно под покровительство Ренза.

Наконец совсем недавно, в самый длинный день лета ему пришло видение. Его покровитель предупреждал, готовил, настраивал на нужный лад. Ведь близился самый важный момент в жизни Войтона Турне — возможность умереть за правое дело, за что-то значимое, важное, за Двенадцать. Зная наперёд, чем обернётся его путешествие на север, он мог бы попытаться сбежать, скрыться, выжить любой ценой. Очередная иллюзия выбора. Судьба любого дезертира-клятвоотступника — не жизнь, а существование с неизбежным финалом.

И вот Войтон Турне посреди холодной, промозглой ночи шёл по вонючим улицам захолустного городка, сожги который — никто и не заметит разницы. Шёл спасать людей, ненавидящих его, не разделяющих взглядов еретиков и богохульников. Шёл умирать за их шанс выжить. Шанс, который большинство из этого сброда потратит на грабежи, мародёрство и насилие, чтобы затем принять гнусную смерть от Синей чумы. Совладать с которой может лишь худший из них всех.

Тем не менее Войтон шёл, причём быстро, решительно и нисколько не скрываясь. Заранее знал, что последнее не имеет смысла. Как только Келестия сможет его обнаружить с помощью магии — мгновенно обнаружит. Даже не предпринимая по этому поводу каких-либо действий. Точно таким же образом, как сам предводитель Охотников прекрасно чувствовал, в каком направлении и даже примерном расстоянии от него находится магичка, уже начавшая свой ритуал. Чем-то это неумолимо напоминало ощущение от близкого пожара. Ты его не видишь, не слышишь, но прекрасно чувствуешь исходящий жар и поэтому знаешь, что он рядом.

Момент своего обнаружения Войтон осознал очень даже хорошо. Ощущение далёкого, но неопределённого жара на мгновение сменилось тепловым ударом, как от близости к доменной печи, а затем его словно окатили ледяной водой. А уже в следующую секунду последовал удар. Грубый, немного наивный, но невероятно мощный. Вокруг предводителя Охотников закружился огненный вихрь. Всё, чего он касался и что хотя бы в теории могло гореть, — мгновенно загоралось. Остальное плавилось и испарялось. Вызванный магией огонь с одинаковой легкостью уничтожал за считанные мгновения деревянные постройки, каменную мостовую и металлические фонарные столбы. Но не Войтона Турне.

Его бросало то в жар, то в холод, трясло от наполнивших воздух энергий, прикосновения огня жалили как рой злейших ос, однако в остальном он остался полностью невредим. Многовековая история Охотников в массе своей состояла не из уничтожения нечисти, хотя её тоже хватало, не в поиске еретиков, как думали дураки всех сортов, а в борьбе с главной нечистью и еретиками всей Эндрии — магами. И уж в этом искусстве, под попечительством Макмина и Ренза, они достигли невероятных высот.